Екатерина Репина - Те самые люди, февраль и кофеин

• Название: Те самые люди, февраль и кофеин
• Автор: Екатерина Репина
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010

---

№ 8. Подражание Бунину

Поутру Патрику — этническому канадцу — захотелось быть не просто преподавателем английского языка, направленным в глубь Китая для работы в малоизвестном институте, а — эмигрантом.

В последнее время Патрик был всерьез увлечен творчеством писателя Ивана Бунина, особенно его поздними рассказами, написанными в эмиграции — и не считал невозможным представить себя в роли такого же вынужденного эмигранта. Тем более, он действительно ощущал себя чужим в Китае, а далекую родину отчаянно идеализировал, и очень хотел вернуться туда, но пока не мог, будучи связан условиями годового контракта с институтом.

По всему выходило, что он очень походил на господина Бунина, и отрицать это дальше становилось трудно. Итак, утром восьмого февраля Патрик захотел быть эмигрантом.

За окном прогремел трамвай. Этот звук разбудил Патрика и одновременно напомнил ему один из лучших рассказов Ивана Бунина — тот, где, кажется, умерла девушка, или герой напился, или же он расстался с любимой, то есть, наверняка, был вынужден расстаться с ней и непременно сожалел об этом до самой смерти.

Читая книги, Патрик отключал фантазию и полностью полагался на воображение автора. С Буниным ему повезло: великий русский писатель описывал быт, наружность героев и их чувства так подробно, что не приходилось додумывать.

Сначала ему попался хороший перевод «Темных аллей», потом — стихотворений Бунина, после прочтения которых повысились требования к другим авторам, и, вследствие того, в библиотеке Патрика остались произведения только великого эмигранта.

Удивительным было то, как Патрик реагировал на страдания героев: он плакал, не выпуская книгу из рук. Следует ли говорить, что в свои двадцать пять лет Патрик ни разу не сходил от любви с ума? Это становилось понятно сразу, стоило только взглянуть на толстые стекла его очков, за которыми невозможно было разглядеть пару серых глаз. А раз глаза скрывались, то не могли встретиться с глазами очаровательной незнакомки, в результате чего не вспыхивала искра, не завязывалось знакомство, не рождалось прекрасное чувство, ради которого и о котором Бунин создал такие произведения, над которыми Патрик пролил столько слез.

Патрик не был плаксой. В таких случаях он становился проводником между книгой и внешним миром: плакал не он, а автор. Возникшее у канадца желание быть эмигрантом, кстати, являлось одним из проявлений живого воображения писателя Ивана Бунина.

Именно он подбил Патрика на приключение сегодняшнего дня.

Трамвай прогремел в восемь утра. Это был знак, побуждение к действию. Патрик проснулся и стал медленно, тщательно готовиться к выходу из дома. Он занимал двухкомнатную квартиру в пятиэтажном старинном здании для преподавателей, на окраине студенческого городка, принадлежащего самому непопулярному в Даляне институту. Патрик попал сюда по распределению, прямо из Канады.

Он с самого начала знал о месте работы, о размерах института и его непопулярности, но не придал этому большого значения. Более того, поначалу он радовался, что будет жить в тихом пригороде, где сможет дышать чистым воздухом, есть натуральные продукты и работать в полсилы.

Конечно, вскоре он понял, что заблуждался насчет воздуха, тишины, а особенно — насчет «полсилы». Здешние студенты хоть и были малочисленными, но отличались особенным прилежанием и находили преподавателя в любом уголке студенческого городка, окликали его издали, размахивали учебниками и просили помочь с домашним заданием.

Патрик не был здесь единственным преподавателем-иностранцем. Этажом ниже, например, жил бельгиец по прозвищу Тинтин. На одном с Тинтином этаже — американка Лиса (это было имя, а не прозвище, с ударением на первом слоге — ЛИ-са). Где-то неподалеку, а может, в другом подъезде, проживала лучшая подруга Лисы — Маргарет, также американка. Всякий раз, заглядывая к Лисе, Патрик заставал Маргарет там, втроем они говорили на родном языке, радовались этому, потом расходились по своим квартирам, но он никогда не обращал внимания, поднимается Маргарет этажом выше или же выходит на улицу, чтобы перейти в другой подъезд. Он никогда не думал о Маргарет, поэтому не знал точно, где она живет.

Тинтин присоединялся к ним редко. Чувствовал, что между ним, европейцем, и тремя североамериканцами существует какая-то преграда, которую не смогли разрушить даже экзотические декорации и влажный климат восточной страны.

Патрик постоянно говорил о культуре Запада и бескультурье Востока. Кстати, он относил к Востоку и Бельгию, путая ее с Болгарией, а Болгарию — с Боливией. То есть он полагал, что рядом с Боливией — страной, глухой до безобразия, — находится Болгария, настоящее, международное название которой — Бельгия, как раз то место, откуда Тинтин приехал учить английскому языку китайцев, языку, который сам, по мнению Патрика, в принципе не мог знать.

Тинтин знал географию очень хорошо, был воспитанным и долго не мог понять, почему Патрик при встрече вместо слов приветствия машет ему рукой. Патрик же просто боялся услышать искаженную родную речь.

Зря он боялся: Тинтин говорил по-английски правильно, как истинный англичанин, и преподавал, как надлежало настоящему носителю языка, так что его ученики считались лучшими в институте. Но Патрик был упрям, как чёрт, избегал встреч с Тинтином и всякий раз затыкал уши, когда кто-нибудь нахваливал бельгийца.

Вот такой был Патрик. Отчего бы ему не стать эмигрантом, подумал он сегодняшним утром, если он похож на аристократа, образован, умен и начитан. Как истинному эмигранту, ему следовало теперь переродиться окончательно и стать образцовым эмигрантом для местных жителей.

Опыт многих поколений миссионеров, потерпевших поражение во всех восточных странах, был неизвестен Патрику. Как, вообще, было неведомо многое другое из мирового опыта, за исключением английской литературы и английских переводов литературы зарубежной. Патрик не боялся трудностей, так как не знал об их существовании. А знать что бы то ни было, кроме литературы, он не хотел.

Не так давно он приобрел длинное пальто с высоким воротником и деревянными пуговицами, шляпу и зонт-трость. Сегодня, нарядившись для прогулки, потренировался перед зеркалом в бесстрастном выражении лица, какое, наверняка, было у Бунина и у всех предыдущих поколений эмигрантов. И остался доволен своей новой ролью.

Патрик выглядел безупречно. В самом начале прогулки ему удавалось сохранить надменное выражение лица, держать спину прямо, а подбородок — высоко. Но через несколько шагов он стал вдруг спотыкаться, терять равновесие и хорошее настроение, так как неподалеку от его дома, за высоким забором студенческого городка, возводилось высокое здание, а его строительство было таким шумным, скрипящим и стучащим, что оставаться эмигрантом далее не получалось.

Здание строилось уже несколько месяцев. Он успел привыкнуть к постоянному шуму, но сегодня стало особенно обидно за свою родину и особую эмигрантскую отчужденность, за непохожесть китайского города на его родной город, так что Патрик вышел за территорию студенческого городка и пошел вдоль его восточной стены, пока не попал на строительную площадку.

Охрана уважительно оглядела шляпу и зонт, забыла спросить документы и молча проводила Патрика взглядом. Его же тянуло на самый верх, где суетилось много людей, где была сосредоточена деятельность всего кадрового состава объекта, откуда доносилось пение.

Да, наверху кто-то пел. И именно это раздражало Патрика больше всего.

Он был уверен, что Иван Бунин, будь тот на его месте, точно бы не стал терпеть такую наглость, как пение, во время своей прогулки, а поднялся бы на самый верх здания и не постеснялся бы в выражениях, чтобы поставить нахала на место, преподать остальным хороший урок, а потом, в приподнятом настроении и при полной тишине, продолжил бы путь.

Как же он был удивлен, когда услышал, что песня поется на его родном языке! Слова различались плохо, но все же интонация и сочетания фонем были так похожи на характерные для английской речи, что Патрик невольно замедлил шаг, стал подпевать и в результате поднялся на последний этаж тогда, когда перерыв закончился, рабочие занялись каждый своим делом, а песня оборвалась.

На него самого никто не обратил внимания. Будто иностранец был тут не в новинку. Будто китайские рабочие каждый день видели светлокожих людей в шляпе и с зонтом.

Так оно и было. Действительно, иностранцы часто появлялись на строительном объекте, наблюдали, советовались с бригадиром. Патрика сочли за одного из подрядчиков.

Патрик был расстроен: никто не различил в нем эмигранта. Он размышлял. Если бы его заметили, думал он, то стали бы почтительно вести с ним беседу. А так, похоже, приняли за туриста. Что могло быть хуже?