Алекс Бор - Остров Свободы

• Название: Остров Свободы
• Автор: Алекс Бор
• Жанр: Альтернативная история

Альтернативная история: Куба оккупирована гитлеровской Германией, и молодые Фидель и Че Гевара ведут борьб с немецкими оккупантами.

---

Бомбардировки Кубы усилились. И если раньше американцы бомбили в основном военные объекты, не особенно задевая  жилые кварталы кубинских городов, то теперь они решили взяться за них всерьез.

Американские военные рассуждали примерно так:  мы не можем освободить Кубу - но в наших силах превратить ее  в выжженную пустыню...

Впрочем, выжженной пустыней Куба не стала.

3 февраля 1942 года американцы неожиданно прекратили бомбардировки острова.

А два дня спустя в радиоэфир вышел беглый кубинский диктатор, президент Батиста, и призвал кубинцев начать освободительную борьбу с немецкими оккупантами. Батиста никогда не отличался красноречием, но тут в нем неожиданно проснулся народный трибун. "Вспомните заветы Хосе Марти - вещал Батиста, - и все, как один, поднимайтесь на борьбу. На священную борьбу за свободу. Бейте немцев так же, как наши отцы полвека назад били испанских колонизаторов. Бейте немцев,  как бьют их сейчас ваши братья в Европе и России. Бейте немцев,  потому что им не место на Кубе. Куба была и будет свободной!"

Затем выступил генерал Маккинтош и заявил, что Гуантанамо остался последним островком свободы на кубинской территории. И призвал  превратить всю Кубу в Остров Свободы.

А через несколько дней по Гаване поползли слухи,  что в горах Сьерра-Маэстры, что на востоке страны, в провинции Ориенте, недалеко от мятежного Гуантанамо, высадился десант кубинских патриотов, который возглавил сам Батиста...

Правда, никто не мог уверенно сказать, насколько соответствуют действительности эти слухи, так как сразу же после выступления по радио  Батисты  Рейнхард Гейдрих, назначенный военным комендантом Гаваны, издал приказ, обязывающий население в добровольном порядке сдать немецким властям все имеющиеся в их распоряжении радиоприемники. Отказ от выполнения приказа карался расстрелом.  Вначале кубинцы не поверили - радиоприемники не отбирали даже в самые мрачные времена диктатуры Мачадо,  когда людей бросали в застенки за один лишь косой взгляд, случайно брошенный в сторону полицейского. Но когда через несколько дней в Гавану прибыл батальон СС, сразу стало понятно, что шутки кончились.

Высокие белокурые парни в черной форме со скрещенными костями и черепом на погонах методично прочесывали городские кварталы - вернее, развалины, оставшиеся после двухнедельных северо-американских бомбардировок, врывались в уцелевшие дома... И если находили не сданный радиоприемник, тут же,  на пороге собственного дома, расстреливали ослушавшихся.

И кубинцы поняли, что шутки кончились. Особенно когда прошел слух, очень похожий на правду, что в крепости Эль-Морро были расстреляны три сотни гаванцев, которых новые немецкие власти посчитали евреями.

Тела убитых были сброшены в море.

Жители Гаваны поняли, что бывают вещи пострашнее массированных бомбардировок. И с надеждой стали смотреть на север, где в хорошую солнечную погоду можно было разглядеть покрытые легкой дымкой очертания северо-американских берегов. Берегов, откуда могла прийти свобода...

Но до прихода свободы было еще очень и очень далеко, потому что по Карибскому морю курсировали немецкие подлодки и надводные корабли, перекрывая все пути с Кубы и на  Кубу.

Германия и ее союзники готовились к морской блокаде Соединенных Штатов...

Так что свобода, о которой говорил не только Батиста,  казалась еще очень и очень далекой. Почти невозможной...

Она, свобода, стала еще дальше, когда 22 апреля 1942 года немецкий десант высадился во Флориде.

Началось немецкое вторжение в США...

5.

Вечерами Фидель частенько прогуливался по Прадо, так же неспешно заходил в переулки, едва освещенные ленивым светом желтых фонарей.  Иногда он останавливался посреди улицы, рискуя привлечь внимание - прислушивался к ритмичному дыханию вечернего города. До самого комендантского часа улицы Гаваны были многолюдны. С утра до вечера работали салоны синематографа - правда, там крутили исключительно выспренные германские киноленты, - бары и рестораны, стриптиз-клубы и дома свиданий. Однако Фидель помнил и другую Гавану - пустую, разрушенную, затаившуюся в тревожном ожидании. Таким город был всего полгода назад. Теперь же Гавана казалась прежней - словно и не было немецкого вторжения, американских бомбардировок и последующего восстановления "образцового немецкого порядка". Порой Фиделю начинало казаться, что с приходом  в Гавану немцев в городе ничего не изменилось, потому что горожане предпочли забыть прошлое, как жуткий кошмарный сон, так что Марта была права, когда говорила, что обыватели постепенно приспособятся к новой власти, смирятся с неизбежностью оккупации. Привыкли же к гордо вышагивающим немецким патрулям, которые теперь воспринимаются как непременная часть городского пейзажа. Привыкли к тому, что два раза в неделю гестапо устраивало облавы. Привыкли к комендантскому часу,  нарушение режима которого чаще всего каралось расстрелом на месте...

Так что это была не та Куба, не та Гавана, которая осталась в памяти Фиделя. Это была Куба под властью сильного и коварного врага - врага более изощренного и жестокого, чем янки, которые управляли островом после ухода с Кубы испанцев почти сорок лет. Это была Куба под властью безумного Гитлера - чудовища, которое отняло у Фиделя брата и отца. Фидель искренне ненавидел Гитлера и немцев. Можно даже сказать - презирал их, таких холеных, лощеных и высокомерных, которые считали себя высшей расой, а оттого смотрели на кубинцев свысока.

Он ненавидел немцев - и как мог, боролся с ними. Но в то же время он понимал обывателей, которые старались жить так, словно не было никакого Гитлера, словно немецкие солдаты не топтали Кубу своими грязными сапогами. Обыватели жили сегодняшним днем, не задумываясь о том, что принесет им будущее. Они, обыватели, боялись попасть в гестапо - но когда приходили за их соседом, таким же обывателем, они крестились, облегченно вздыхая: "Слава богу, пришли не за мной...".

Фидель понимал обывателей, которые просто хотели выжить - и в тоже время страстно ненавидел их. Ненавидел порой сильнее, чем вражеских солдат в грязно-зеленых мундирах. Иногда Фиделю хотелось остановиться посреди улицы и закричать, что есть сил, обращаясь к людям, которые выходили из ресторана, где до этого ели, пили и танцевали: "Остановитесь, кубинцы! Что же вы делаете? Оглянитесь, задумайтесь!  Вспомните кровь, которую проливали ваши деды, и прадеды за свободу Кубы! Они прогнали испанских колонизаторов, и Куба стала свободна. Они боролись с янки за свободу! Для чего? Чтобы вы, из дети и внуки,  легли под грязных гансанос?!"

Но Фидель понимал, что никогда не сможет выплеснуть из души этих слов. Начни он говорить, призывать к сопротивлению - его немедленно схватит гестапо. Конечно, Фидель, как истинный кубинский патриот, постарается умереть достойно,  перед смертью презрительно плюнув в рожи потным палачам, но...

Но он был еще очень молод, и ему не хотелось умирать.

Правда, если бы Фидель был уверен, что его смерть приблизит свободу, то, возможно, он отдал бы свою жизнь добровольно - как когда-то отдал свою жизнь Иисус Христос. Но ведь Христос не умер на кресте - он воскрес и вознесся на небеса. Но Христос был богом, а Фидель - человеком. И у него была всего одна жизнь, и ему очень не хотелось умирать...

А еще Фидель верил, что когда прогонят немцев, он найдет отца и брата...

Ради только одной этой встречи стоило жить.

... Сорок второй год семья Кастро встречала в Гаване.

Еще два года назад отец купил дом в Сьерро, на Калле-Линеа, улице, где жили аристократы и нувориши, разбогатевшие в последние годы.

Двухэтажный особняк с претенциозным порталом, украшенным строгим портиком, с дорическими, как у античных храмов колоннами, стоял в глубине просторного двора, скрытый от любопытных взоров не только кованой решеткой с ажурными завитушками, но и зарослями гибких лиан-каламусов. Упругие стебли лиан, больше похожие на древесные стволы, обвивали розовые стены, сложенные из крупного зернистого ракушечника.

Дом Фиделю очень нравился - легкий, просторный, как парусник, бегущий по морским волнам. И в тоже время - уютный, откуда не хотелось уходить. Особенно полюбился Фиделю просторный патио - традиционный внутренний дворик, который представлял собой квадратную гостиную под открытым небом. На уровне второго этажа шла широкая галерея с деревянными колоннами, капители которых, выполненные в виде голов райских птиц, подпирали навесные альфахре - деревянные потолочные балки, покрытые, как и колонны,  узором замысловатой резьбы. Стены галереи были отделаны пестрой яшмой, которая играла разноцветными бликами под яркими солнечными лучами. С галереи можно было попасть в жилые помещения, а также в роскошный будуар, стены которого были отделаны мореным дубом. Главной же достопримечательностью будуара  было воистину королевское ложе - гигантская кровать, скрытая шелковым пологом широкого балдахина, тяжелые кисти которого, по форме похожие на корабельные колокола-рынды,  легко касались пестрого мозаичного пола.