Ингрид Питт - Вампиры. Опасные связи

• Название: Вампиры. Опасные связи
• Автор: Ингрид Питт
• Издательство: Азбука
• Жанр: Эротика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9985-0559-1

Новая антология серии «Лучшее» продолжает развивать неувядающую вампирскую тему. На этот раз вашему вниманию предлагаются тридцать пять историй о вампирах, принадлежащих как классикам жанра — Энн Райс, Лорел Гамильтон, Танит Ли, Элен Кашнер, так и еще неизвестным российскому читателю авторам. И хотя литературная история вампиров насчитывает уже не первое столетие, новый сборник «Вампиры. Опасные связи» лишний раз доказывает, что эта тема не только не выдохлась, но способна преподносить сюрпризы и рождать истинные жемчужины жанра хоррор.

---

Джонкиль представила себе Иоганнуса в его кабинете, среди алхимических колб, реторт, инкунабул, свитков — всего этого изначального алхимического хаоса, который потом породил стройное совершенство творения. Она рассматривала старика-звездочета и его кабинет отстраненно — пыль, копоть, кляксы пролитых чернил и настоев, почерневшие черепа, алембики, в которых завелась плесень.

Иоганнус писал на пергаменте, гусиным пером.

Писал по-латыни, а она, хотя и изучала латынь для своих исследований, не могла разобрать его запутанный почерк и тайные сокращения, принятые среди алхимиков той эпохи. Но потом зазвучали слова, и Джонкиль проникла в их смысл. Слушать было скучновато, но она слушала. Джонкиль не удавалось вспомнить, когда она успела включить эту голографическую запись и, главное, почему.

— Итак, на сорок третью ночь я наблюдал целый час, и вот облако расступилось, и явилось предо мною лицо планеты. И зрел я большие моря, или же то было одно большое море, а в нем острова, подобные серебру, изрытому щербинами. И зрел я горы. И падал на все это желтый отсвет из облаков…

Джонкиль и сама не понимала, отчего не остановит запись. Это было скучно, скучно, скучно! Но она забыла, куда запихнула электронный путеводитель, а без него выключить голограмму невозможно.

— Семь ночей, ночь за ночью, я наблюдал небеса в телескоп, и каждую ночь раздвигались облака, точно белые колена, и представала предо мной ее нагота.

Чтобы выключить запись, надо найти электронный путеводитель, подумала Джонкиль, а для этого надо подняться с постели. Но постель так мягка, шелковые простыни льнут к коже, и вставать не хочется…

— И вот на восьмую ночь случилось небывалое. Я наблюдал, но и за мной наблюдали тоже. Рядом со мной присутствовало некое создание, наделенное разумом, оно ощущало мой безмолвный призыв и добралось до меня. Я и предположить не мог, что подобное возможно. Я видел пред собой лишь изображение планеты в миниатюре, но она видела меня целиком, видела, где я и что собой представляю, видела до каждого атома. Ощутив это, я отпрянул от телескопа и поспешно закрыл его. Но, мнится мне, было уже слишком поздно. Это существо каким-то образом перенеслось сюда, в наш мир. И теперь оно со мной, незримое, неслышное, — я знаю, оно здесь. Оно в неподвижном воздухе, в ночной тишине. Как мне быть, что же мне делать?

Голографическая запись погасла. Джонкиль лежала на массивной кровати в маленькой комнате за гостиной. Дверь была заперта. Но Джонкиль ощущала, что не одна, чуяла чье-то незримое присутствие рядом с кроватью. Она медленно повернула голову на подушке — посмотреть, кто же с ней рядом.

Чья-то рука гладила коротко стриженные волосы Джонкиль. Ласка… Приятно… Джонкиль почувствовала себя кошкой, которую почесывают за ушком. Томно, разнеженно улыбнулась. Знакомое ощущение… Точно просыпаешься в первый день каникул, и мама садится на край постели поболтать, и спешить некуда. Но здесь, в темной комнате палаццо, рядом с ней была не мама, а какая-то удивительная дама… Джонкиль где-то ее уже определенно видела, но только вот вспомнить бы где. Может, встречала где-то в городе, ведь в нем обитают чудаки-одиночки — прогуливаются в бирюзовых сумерках на закате или в орхидейной дымке рассвета, когда над лагуной висит утренняя звезда. Знакомый облик — высокая, стройная, гибкая, в просторном голубом одеянии… А какие волосы! Шелковый белокурый водопад струится по спине и плечам, укрывает упругие груди, обрисованные голубой тканью, спадает ниже талии, на узкие бедра и плоский живот и ниже, ниже, там, где русалочье раздвоение меж ее ног…

— Привет, — сказала ночной гостье Джонкиль.

Женщина едва приметно качнула головой — заколыхались белокурые шелка. Это означало призыв к молчанию. Это означало — нам с тобой слова ни к чему. Но на лице гостьи мелькнула ответная улыбка — скользнула по губам и пропала, точно облака на небе. Эта улыбка одновременно и манила, и успокаивала. Темные, непроницаемо темные глаза устремились на Джонкиль с пристальной, какой-то жестокой нежностью. Джонкиль уже случалось ловить такие взоры, ей ведом был их тайный смысл, и теперь по ее телу пробежала необоримая дрожь, и она устыдилась себя. Отозваться так пылко и так скоро… Но женщина уже склонилась над ней так низко, что ее лунное лицо расплывалось перед глазами Джонкиль, а белокурая грива щекотала кожу девушки. Прикосновение губ — уверенное, властное… «Да, о да», — беззвучно ответила Джонкиль.

Женщина по имени Ионинна накрыла Джонкиль своим телом, придавила к постели всей тяжестью, и Джонкиль лежала распластанная и беспомощная, но эта беспомощность была ей сладостна и желанна. Воля ее таяла, ей и пальцем было не шевельнуть, да и зачем? А руки Ионинны уже скользили по телу Джонкиль, уже ласкали ее груди, осваивали холмики и впадинки, так нежно, так неторопливо… Джонкиль трепетала. Обтянутые голубым шелком бедра мягко терлись о тело Джонкиль, наплывали, как волна, и Джонкиль изнемогала и таяла под этим нажимом, и выгибала спину, подаваясь навстречу. Она закрыла глаза и не думала ни о чем, лишь о том, что тело ее, не спеша, движется к сверкающей конечной точке, а руки незнакомки гладят, ласкают, нежат, проникают, щекочут, а русалочий хвост прижимается все теснее, и вот в ушах уже шумит прибой. Ионин-на целовала и целовала Джонкиль, и та ощутила, будто тело ее плавится, перетекает в тело ночной гостьи, растворяется в ней без остатка, и даже сил кричать нет. А потом Джонкиль — распростертую, беспомощную — накрыла сладостная и мощная волна, и еще, и еще, и каждая новая волна словно смывала и уносила какую-то часть ее «я». А когда ничего не осталось, Джонкиль пробудилась в непроглядной тьме и полнейшей тишине, и на ней, точно крышка, лежало что-то твердое, но почти невесомое, и золоченая рама холодила тело Джонкиль. Потрет упал прямо на нее и укрыл ее с головы до пят.

Джонкиль сбросила с себя картину, та со стуком упала на пол. Девушка поспешно обшарила себя — она почему-то ожидала, что будет вся вымазана какой-то слизью или влагой, но нет, ничего подобного. Лишь слабость, шум в ушах да отчаянный стук сердца, заглушавший тишину.

— Соедините меня со смотрителем! — приказала Джонкиль тупому роботу в будке связи — тому, что в прошлый раз отвечал на ее расспросы о сундуке-обманке.

Снаружи по площади метался яростный ветер, и казалось, развалины покачивались на ветру — вот-вот упадут. Ветер нес облачка пыли и мелкий сор — то, что раньше было бумагой, тканью, а может быть, кожей. Ветер морщил воду лагуны.

— Смотритель не может ответить. Ваш запрос будет учтен, — ответил механический голос.

Но картина… это важная находка! Я хочу, чтобы ее сегодня же переместили, ей нужны соответствующие условия хранения!

Робот отключился.

Джонкиль постояла в будке, точно в маленьком космическом корабле, опустившемся на неведомую и враждебную планету, где ветер несет сор чужой, непонятной жизни.

Не дури! — велела самой себе Джонкиль. Вышла из будки и, пригибаясь, двинулась против ветра. Настоящая пыльная буря, ничего общего с мягким ласковым ветерком, который дует в нормальных, цивилизованных краях. — Подумаешь, сон. Это от одиночества. Всего-навсего старая картина, да к тому же еще и скверная. Возвращайся к работе, и все пройдет.

И Джонкиль вернулась к работе. Она методично сфотографировала все образцы резьбы в палаццо, показавшиеся ей необычными или как-то связанными с Венерой: изображение богини верхом на полумесяце; змею, обвивающую то ли планету, то ли шар. Перебросила фотографий в компьютер, распечатала и развесила распечатки по стенам своей комнаты. Портрет Ионинны Джонкиль уже успела убрать, но то ли она утомилась, то ли еще что, картина показалась ей тяжелее, чем в первый раз. В гостиной Джонкиль прислонила портрет лицом к стене, точнее, к зеркалам. Теперь ее отделяли от Ионинны метров двадцать пять, да еще плотно запертая дверь.

Она вновь обошла палаццо, измеряя, записывая цифры, делая заметки. Открыла ставни и долго смотрела на каменный улей города и на водную гладь. Ветер стих, на город наползал туман, и к середине дня он поглотил современные башни по ту сторону лагуны, точно их и не было.

— Здешний свет всегда отливает зеленью, — добавила Джонкиль, — смесью желтого и синего. Когда небо на рассвете или на закате розовеет, вода делается зеленой, точно микстура в аптечной склянке.

Через два часа солнце склонится к закату и наступит ночь.

Нет, ну это просто смешно. Чего таить, признайся себе, ты нервничаешь, ты чего-то ждешь. Но нечего бояться и тем более нечего предвкушать, так что не глупи.

Джонкиль ощущала подавленность, слабость, даже изнеможение, поэтому приняла двойную дозу витаминов. Она вскользь подумала, не в отравлении ли дело. Может, она съела что-то не то на прощальной вечеринке. Да, точно, вот из-за этого кошмары и снятся.