Кнут Гамсун - Архиплут

• Название: Архиплут
• Автор: Кнут Гамсун
• Жанр: Классическая проза

---

Солнце сыплет золото на весь город. Люди ходят по всем улицам с цветами в петличках, и она едет в коляске за город…

В эту ночь я снова встретил её; она жила там, внизу.

Она стояла в воротах и заговорила со мной шёпотом. Я не мог ошибиться, — я слышал её голос, я узнал её красный шрам. Но, Боже мой, как она растолстела!

— Идите сюда, это я, — сказала она.

— А это я. Как ты, Элина, выросла, — сказал я.

— Выросла? Что за пустяки!

Ей болтать некогда. Если я не намерен войти к ней, так нечего мне дольше стоять здесь и других отваживать.

Я назвал своё имя, напомнил ей задний двор, маленькую Ганну, всё, что я знал.

— Давайте, войдём в комнату, поболтаем с вами, — сказал я.

Когда мы вошли, она сказала:

— Поставили бы что-нибудь выпить, а?..

Вот какой она была.

— Вот если бы Ганна была теперь с нами! Посидели бы мы втроём, о том, о сём поболтали бы.

Она крикливо рассмеялась.

— Какой вы вздор несёте! Прямо как ребёнок!

— Разве вы никогда не вспоминаете Ганну? — спросил я.

Она с бешенством плюнула.

— Ганна, Ганна! Вечно вы с Ганной! Не считаю ли я её всё ещё ребёнком! Всё это с Ганной осталось далеко позади, и чего там ещё язык чесать об этом! Лучше бы заказали чего-нибудь выпить.

— Охотно.

Она встаёт и выходит в другую комнату.

Кругом из соседних комнат слышны голоса, шум пробок, брань, тихие вскрикивания. Двери открываются и закрываются, то и дело в коридоре зовут прислугу и отдают ей какие-то приказания.

Элина вернулась в комнату; она захотела посидеть у меня на коленях, закурила папиросу.

— Почему мне нельзя посидеть у тебя? — спросила она.

— Потому что я не этого хочу от вас, — ответил я.

— Ну, так заплатите за вино и уходите.

Я сказал:

— Посидим спокойно и поговорим. Конечно, я уплачу вам за это время.

И я дал ей денег, — не знаю сколько, но довольно много.

Она сразу присмирела, стала послушна и тихо уселась. Но разговор у нас не клеился. Когда я задавал ей какой-нибудь вопрос, она, прежде чем ответить, затягивала какую-нибудь песенку или закуривала папиросу. О прошлом она и слышать не хотела. Скверный, грязный двор — есть о чём вспоминать! А можно ей позвать жену служителя — она там в коридоре — дать ей стакан вина?

— Конечно, можно.

— Я вам скажу, жена служителя — это моя мать. Она для услуг при нас, при девушках. Это я ей помогла поступить на это место. Она здесь здорово зарабатывает.

Она отнесла стакан вина в коридор и вернулась обратно.

— Твоё здоровье, старый друг! — сказала она.

Мы выпили вина.

Ей опять захотелось сесть ко мне на колени.

— Верно, вам всё-таки уже надоело здесь? — спросил я.

— Надоело? Нет. А почему мне нельзя посидеть у тебя?

— Вы здесь давно?

— Не знаю точно. Э, да всё равно! Твоё здоровье!

Мы выпили. Потом она опять без голоса затянула какую-то глупую песенку, что-то из обозрения.

— Где вас научили этой песне?

— В Тиволи[2].

— Вы там часто бываете?

— Да, когда есть деньги. А теперь у меня ни гроша. Хозяйка хотела с меня сегодня получить. Хозяйка так обирает нас, так много требует, что для себя у нас ничего не остаётся. Ты можешь дать мне ещё немного денег?

К счастью, у меня было немного, и я дал ей.

Она взяла деньги, но совершенно равнодушно, не поблагодарив меня; может быть, внутреннее чувство было у неё, и она затаила его. Она попросила меня потребовать ещё бутылку вина. Видимо, она собиралась основательно нагреть меня.

Вино появилось.

Теперь ей захотелось похвастать мной перед другими и пригласить сюда ещё несколько девушек, чтобы угостить их вином. Девушки пришли. На них были короткие, туго накрахмаленные юбки, которые шуршали при каждом движении, у них были обнажённые руки и короткие волосы.

Элина представила меня, — она хорошо помнила моё имя. Она с небрежным видом рассказывала, что я ей дал много денег, что я её добрый старый друг, и что она может попросить у меня столько денег, сколько захочет. Так было всегда. Ведь я человек богатый.

Девушки пили и тоже расшумелись; они говорили ужасно двусмысленные вещи, то та, то другая затягивала какую-нибудь песенку. Элина начинала ревновать, и когда я заговаривал с кем-нибудь из девушек, её тон становился ворчливым и нелюбезным. Но я нарочно обращался к другим девушкам, чтобы сделать Элину разговорчивее, — мне хотелось поглубже заглянуть в её душу. Но это возымело совсем не то действие: она откинула голову назад и сделала вид, точно занята чем-то. Потом она схватила кофточку, оделась и собралась уйти.

— Вы уходите? — спросил я.

Она ничего не ответила, с надменной миной напевая про себя какую-то мелодию, и надела шляпу. Вдруг она открыла дверь в коридор и крикнула:

— Гина!

Это была её мать.

Она пришла, тяжело ступая и шлёпая широкими туфлями. Она постучалась, вошла и остановилась у двери.

— Ведь я говорила тебе — каждый день вытирать пыль с комода! — очень решительно сказала Элина. — Это свинство! Такой уборки чтоб у меня больше не было! И фотографии, те, что сзади, надо тоже вытирать каждый день тряпочкой.

Мать сказала: «да», и хотела выйти. На её лице с впавшими щеками было безчисленное множество морщин. Она покорно слушала дочь и смотрела на неё, чтобы ничего не пропустить.

— Так, пожалуйста, помни об этом, — сказала Элина.

Мать ответила: «ладно», и вышла. Она тихонько, чтобы не наделать шуму, закрыла дверь за собой.

Элина стояла одетая, она повернулась ко мне и сказала:

— Да, теперь самое лучшее, если вы заплатите за вино и уйдёте.

— Благодарим, — сказали девушки и опорожнили свои стаканы.

Я был очень изумлён.

— Я должен заплатить за вино? — сказал я. — Погодите! Мне казалось, я дал вам деньги на вино, но, может быть, у меня ещё найдётся кое-что.

И я полез опять в карман.

Девушки стали смеяться.

— Ах, вот оно, его богатство! Ты ведь, Элина, так много денег получила от него, а теперь он за вино заплатить не в состоянии! Ха-ха-ха!

Тут Элина рассвирепела.

— Убирайтесь вон! — крикнула она. — Не желаю я вас видеть! У него денег куры не клюют. Вот смотрите, что он мне дал!

И она с торжеством бросила на стол кредитки и серебряные монеты.

— Видите — он за вино заплатил и за меня заплатил. Вы никогда не видали столько денег сразу! Я могу хозяйке за два месяца отдать, поняли? Я только для того сказала это, чтобы позлить его немного, подразнить. А теперь убирайтесь!

Девушкам пришлось уйти.

Элина же резко и нервно рассмеялась, когда за ними закрылась дверь.

— Мне действительно не хотелось, чтобы они были здесь, — сказала она извиняющимся тоном. — В сущности, скучные девки, и я с ними не веду компании. А ты не нашёл их скучными?

— Нет, не нашёл, — ответил я, желая ещё больше пристыдить её. — Они отвечают, когда их спрашивают, рассказывают то, что я хотел от них узнать. Славные девушки.

— Ну, так ты тоже можешь убираться! — крикнула Элина. — Иди к ним, коли есть охота! Я тебя не удерживаю.

Для верности она опять спрятала у себя деньги, которые раньше бросила на стол.

— Мне хотелось ещё кое о чём у вас спросить, — сказал я. — Если бы вы только заставили себя посидеть спокойно и выслушать меня.

— Меня спросить о чём-то? — ответила она насмешливо. — Мне до тебя дела нет. Ты, верно, опять про Ганну начнёшь. Эта болтовня про Ганну мне прямо опротивела. На эти вещи не проживёшь.

— А вы разве не хотели бы бросить эту жизнь? — спросил я.

Она сделала вид, точно не слышит меня, стала снова рыться и прибирать в комнате и при этом насвистывала, чтобы приободриться.

— Бросить эту жизнь? — сказала она и вдруг остановилась предо мною. — Зачем? Куда я пойду? Кто меня возьмёт замуж? Кто захочет иметь такую, как я? А служить я не могу.

— Вы бы могли попробовать уехать куда-нибудь и начать честную жизнь.

— Ерунда! Ерунда! Брось об этом. Ты что, миссионером стал, что ли? Для чего мне уезжать отсюда? Мне здесь хорошо, меня никто не трогает. Знаешь что? Закажи-ка ещё бутылку вина! Но уже для нас двоих только. Другим не давать… Гина, — крикнула она в дверь.

Она заказала вина, пила и становилась всё менее привлекательной. Разумного ответа от неё нельзя было добиться. Она без конца напевала про себя отрывки площадных песен, сидела и о чём-то думала. Потом опять пила, и её манеры становились прямо отвратительными. Несколько раз у неё снова являлось желание сесть ко мне на колени, она высовывала язык и говорила: «смотри-ка!».

Наконец она прямо спросила.

— Ты остаешься на ночь?

— Нет, — ответил я.

— Ну, так я пойду, — сказала она.

Рассказчик умолк.

— Ну? — спросил я.

— Что бы вы сделали, если б вам предстоял такой выбор? Вы бы остались или ушли? Вот в чём, понимаете ли вы, вопрос. Знаете, на что я решился?