Вера Камша - Боги помнят

• Название: Боги помнят
• Автор: Вера Камша
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-41799-5

Кентавры, титаны, люди сошлись в последней битве за право власти в этой местности. Никто не знает, кто выйдет победителем из данного жесткого противостояния. И лишь боги помнят те времена, когда мир царил на планете…

---

— И еще ты не ответил на мой вопрос. — Идакл, в отличие от брата, почти никогда не улыбался. — Тебя опередил товарищ, но ты видел больше его. Присмотри за ним в бою. Пусть у матери останутся все сыновья. Все семеро.

На этот раз Клионт промолчал и даже уставился на свои сандалии. Тимезий ухватил мальчишку за ухо.

— Я так и так это делаю, вождь. И я согласен: Линдеи должны быть разрушены. Войну пора кончать.

* * *

— Любуешься? — Сонэрг соизволил заговорить, когда Асон напрочь забыл об уединившемся на заваленном строительным хламом дворе кентавре. — Иклуты так не построят…

Вышедший подышать «звездный» не ответил, зачем? Ночь, как назло, выдалась безоблачной, и Линдеи тонули в лунном молоке. Пустота и резкие черные тени превращали еще живой город в зависший на границе небытия призрак, но галереи, статуи, храмы существовали, и их следовало защищать. Если позволить людям пройти до самого Стурнона без боя, они заподозрят ловушку, и потом, не бросать же все это просто так! Молчание богов и слабость царя смыли со щитов их имена, но сами щиты остались.

Сзади совсем по-лошадиному вздохнул Сонэрг. Он тоже смотрел. Кентавров, тех, кто сохранил верность, в Линдеях не набралось бы и сотни, и Асон уже перестал понимать, почему они здесь. Прежде это казалось в порядке вещей: титаны — избранные Небом господа, кентавры, фавны и горгоны — их ближайшие и вернейшие слуги. Мир вспыхнул сухой соломой, горгоны вспомнили о крыльях, фавны попрятались, кентавры приняли сторону людей, а Сонэрг со товарищи наплевали на мятежных сородичей, и теперь те спят и видят переломать по новой традиции «отступникам» все ноги. Почему кентавры изменили, Асон понимал, почему изменили не все — нет.

— Сонэрг. — Гнедой прожил достаточно много, даже больше, чем Асон, вдруг сможет объяснить? — Почему ты здесь?

— Потому что пока не сдурел. — Могучая нога одним ударом разнесла в щепки пустой бочонок. — Справедливости им хочется, как же! Справедливость — это когда первый — первый, последний — последний, и все знают цену всем. Я на ристалище первый уже третью сотню лет. Не случись этой дури, еще б столько продержался. Ну а всяким одрам это поперек горла, только в первые им не выйти, вот и бесятся. Думают, я мешаю, а дело — в них. Я, может, завтра околею, только навоз навозом от этого быть не перестанет, так и с иклутами. Ну перебьют они вас, а дальше? Все равно в сорок останутся без зубов, в пятьдесят — без девчонок, а в семьдесят сдохнут. И чтобы я такое на спину сажал?!

Всадников на кентаврах Асон помнил. С них поражение и началось, с них и с того, что у людей появился вождь. «Звездный» невольно потянулся к мечу. Отдав Небу положенное и выслужив личный клинок, он не думал когда-нибудь вновь войти в здешний Лабиринт. Носитель звезды мог жениться, зажить собственным очагом, иметь ребенка… Они с Интис хотели сына. То, что пришлось встать между святынями и низкорослым визгливым сбродом, до сих пор казалось невероятным. Циклопы, вернувшиеся из-за моря изгои, драконы, наконец, — это было бы понятно, но люди?!

— Я понял, почему ты не с ними. Только это не повод подыхать с нами. Ты мог просто уйти. Фавны так и сделали.

— Эти?.. — Сонэрг смачно фыркнул. — Привалившиеся спиной к стволу оливы… Со свирелями и козлиными задницами. Тоже вымрут. Скоро и пакостно. Вот на это я бы глянул. И на тех дураков, кому вы глаза застите. Так застите, что собственного дерьма не разглядеть… Ничего, насладятся еще. Царство радости, счастье для всех… Тьфу! Видал я такое в садке со слюдяницами. Есть кого жрать, жрут. Нет — жрут друг друга, вот и считай: вам, бессмертным, конец, а тут — мы. Понравится иклутам, что полускотам по тысяче лет отмерено? Вы нам с одного бока наподдали, они с другого врежут, с завистливого. А назад их не загнать, разве что боги наконец зачешутся. Пошли выпьем, что ли.

— Иди.

— А ты?

— Я — в Стурнон, — внезапно решил Асон. — Вряд ли я завтра до него… доживу.

— Пить и в самом деле хватит, а дрыхнуть не выходит. — Сонэрг как-то странно протянул руку. — Влезай!

— На тебя? — Отречение Ниалка и то было не столь невозможным. — Верхом?!

— А то, Время тебя за уши! Хочу сбегать на ристалище… В одиночку — тошно, наши… те, кто не сдурел, не поймут, а тут — ты.

— Я не «краснорукий».

— А где те «краснорукие»? Лезь! А в Стурнон успеем!

Больше Асон не спорил. Безумная ночь требовала безумств и боялась пустоты, а на линдейском ристалище он провел не худшие часы. Сонэрг принял с места коротким галопом. В Лабиринте проживший в Линдеях чуть ли не всю свою жизнь кентавр разбирался не хуже жрецов и стражи. Мимо проносились громады зданий, белели ребра галерей, желтыми звездами вспыхивали костры или распахнутые двери. Послышался звон струн, женский — Всесоздатель, тут остались женщины! — голос запел хвалу вечерней звезде и утонул в цокоте копыт. Следующая песня за следующим поворотом была мужской и пьяной. Ее тоже надолго не хватило…

II

Справа от почти полной луны догоняли друг друга две звезды — красноватая и ласково-голубая. Смерть и Жизнь. Дочери Времени Всемогущего. Сестры никогда не ссорятся. Смерть берет то, что не может удержать в горстях Жизнь. Жизнь собирает то, что потом отдаст Смерти. Завтра они поделят пришедших к Линдеям, а пока здесь властвует луна. И мешает спать. Тимезий ткнулся лицом в верный мешок, но ни плотно прикрытые веки, ни потертая овчина не спасали от настырного светила. Копейщик сдался, перевернулся на спину и открыл глаза.

Луну медленно рассекало узкое облако, единственное на небе. Выше звездные Кони рвались из рук Колесничего, в ногах его валялся никому не нужный Венец. Ночь перевалила за половину, но до рассвета было неблизко. Последняя ночь перед последним штурмом… Тимезий слишком хорошо знал титанов, чтобы не понимать: бой будет страшным. Сломать церемониальные ворота, пусть и замурованные, для коняг — игрушки, но дальше придется туго.

Стараясь не шуметь, человек вытащил копье и кусок козьей шкуры — протереть наконечник. Это хоть как-то отвлекало от лезущей в душу луны и неуместных перед схваткой мыслей, а жить хотелось все сильнее. Отчаянно, исступленно, как, наверное, никогда раньше. Клионт тоже не спал, но иначе. Мальчишка и так ждал штурма, словно совершеннолетия, а тут его еще Идакл заметил! Как же после такого завернуться в плащ и засопеть? Как вообще спать под такой луной?!

— Тимезий, — прошипело у самого уха, — ты чего не спишь?

— Не хочу. А вот некоторым не мешало бы…

— И я не хочу. — Клионт перешагнул через Матрея, зацепился за мешок и почти свалился у погасшего костра, чудом не отдавив ноги спящему Арминакту. — Какое оно у тебя все-таки…

— Такое, — усмехнулся копейщик, — только не больно-то хватай. Грани — хоть брейся!

— Сам не порежься!.. Хорошо тебе, а моим плащ не сразу пробьешь… Слушай, ты белобрысого вместе со щитом к дереву пришпилишь?

— Я тебе не коняга! Пробить панцирь сил, пожалуй, хватит, но лучше изловчиться руку или ногу подрезать… Ты Невкра спроси, он — лучший.

— Брата вождя?!

— А что? С Идаклом вы теперь приятели…

Замолчал. Думает… А луна все пляшет. По плащам спящих и мраморным восьмиугольным плитам. По краю разбитого фонтана, в былые годы поившего паломников. По наконечнику отложенного в сторону копья… Тимезий видел, как в руках опытных воинов-колесничих копья с такими наконечниками рубят людям руки и головы не хуже тяжелых секир, а при колющем ударе пробивают тела насквозь… Те, кто перемолол под Ионнеями две фаланги, наверняка теперь в Линдеях. За смешной стеной… За истончающейся ночью… В Лабиринте колесницам не развернуться, но мечеглазам они не нужны, да и «краснолапых» вряд ли всех выбили. Это только говорится «последний штурм», а после него еще добирать и добирать.

— Тимезий!

— Чего еще?

— А как ты у Ионней? Как ты того белобрысого?..

— А то ты не слышал! — Вспоминать о поражении перед боем — дурная примета. Перед боем вспоминают о победах, но… Но ведь ты, именно ты, тогда победил. Любой ценой выносить отбитые копья — приказ вождя. Прежде всего — оружие и раненые, а мертвые уже мертвы. Земля одна на всех, это титаны, пока могли, волокли покойников, что познатней, в свои некрополи, людям довольно памяти и победы.

— Расскажи… А то Арминакт всего не видел.

— Арминакт и не мог, он в это время пытался нашу полусотню к холму отвести… А получилось так — когда в первой же схватке удалось «краснолапого» прикончить, мы было решили, что белобрысые прыти-то поубавят, остановятся, мы их на топкое место и загоним. Только не срослось. То ли вел их кто другой, то ли все у них навыворот, но озверели они совсем и так врезали, что коняги наши и те сплоховали, да… Не все, но нам хватило. Я с краю стоял, ну кентавры нас, удирая, и задели, человек пять с ног сшибли. Меня тоже. Пока поднялся, фаланга отступила, а белобрысые уже близко… Хорошо, Пифар, вожак, последним шел, вот я ему на спину и сиганул. Коняги такого не любят, но тут не до ссор было. Он за своими помчался, чтобы вернуть, ну а мне куда деваться, держусь. А тут белобрысый сбоку, и откуда только взялся?.. Меня в расчет не принял, на Пифара копьем нацелился. Ну, я с ходу со спины Пифаровой и прыгнул. Повезло, как раз в жизни везет, — мечом прямо в горло попал. Копье подхватил, Пифар ржет, довольный, сам меня на спину забросил и вперед.