Сергей Носов - Выпуск 3. Новая петербургская драматургия

• Название: Выпуск 3. Новая петербургская драматургия
• Автор: Сергей Носов
• Издательство: Независимое объединение петербургских авторов «Домик драматургов»
• Жанр: Драматургия
• Год: 1998

Это третий сборник Независимого объединения петербургских авторов «Домик драматургов» из серии «Ландскрона» (название шведской крепости на месте современного Петербурга). В нем представлены разные драматурги, которых связывают два обстоятельства — принадлежность к Петербургу и профессиональный уровень. Большинство из них прошли через мастерскую драматургов при СТД, все имеют опыт работы с театрами.

Тексты приведены в авторской редакции.

Руководитель проекта: Андрей Зинчук.

---

ПОЭТ (возмущенно). Опасался? Певец любви?

ДВОЙНИК. Ой, ради Бога, не смеши, я упаду. Ты певец любви?

ПОЭТ. Я признанный певец… И в почестях я не нуждался… И, несмотря на популярность имени… На одобренье множества людей… и расточаемые похвалы в театре… На протяженье многих лет… На протяженье многих лет… Теряю мысль.

ДВОЙНИК. Не надо напрягаться!.. Деревянное созданье… Как может полюбить вот эдакий субъект?

ПОЭТ. Я повторяю вам… Не смейте прикасаться… К тому, что мне дороже всех ваших титулов, и бантиков, и лент. Один лишь женский добрый взгляд… Пусть даже не влюбленный… Просто милый взгляд… И тело женское, податливое тело… И руки касанье… Безмолвное! Я предпочел бы вашему всему дурному мирозданью. На которое я с высоты плюю. (Плюет.)

ДВОЙНИК. Старик, уймись. Не нарывайся.

ПОЭТ. Я не старик… И не мужчина, и не юноша… И не ребенок, не младенец… Я еще не начинался. Следуйте за мной!

Пауза.

АНЕТТА. Помню, когда я была совсем молода, у соседа на свадьбе… Все уже упились, и плясали давно, я пришла одинокая, робкая и стала у стенки… Сердце так билось в груди, так трепыхалось, что, казалось, вот-вот уже выпрыгнет из меня, выскочит в окно и пойдет гулять по полям одинокое сердце девчонки. А я одинока была, ой, как я была одинока… Вечером лягу в кровать, в подушку уткнусь и от плача трясусь… Никто меня не понимал, ни отец, ни брат, ни мать, про сестру я вообще молчу… Все ли так, я ли одна, — не знаю. Но если каждый так воет в подушку и тоскует, то все-таки зачем детей рожать?.. Не понимаю. Зачем нас разбросал Господь по свету и друг для друга пары нету? И с тем не та, и с той не тот… А может, Бог всех правильно парует, а бес тасует все наоборот?..

ДВОЙНИК. Ни зги не видно? Почему?

ПОЭТ (трезво). Летим сквозь тучу. Сам же объяснял.

ДВОЙНИК. Куда?

ПОЭТ. Куда тебе не снилось. Он решил показать мне веселый квартал?.. Как будто я на Пляс Пигале не бывал… Теперь бери за талию.

ДВОЙНИК. Кого? Тебя?

ПОЭТ. Конечно. Не себя же. (Двойник берет его за талию.) Закрыл глаза, немного покружим… И начинаем плавно опускаться… Ниже… Ниже… Еще… Все. Под ногами земля.

АНЕТТА. А я в облаках никогда и не витала. Я счастье очень просто себе представляла. Но, видно, каждому свое. Что не дано, сам не скуешь.

ПОЭТ. Прошу.

АНЕТТА. Чего?

ПОЭТ. Садись. (Он садится за стол, а Двойник на скамеечку для ног.)

АНЕТТА. Да я и так сижу. Мне расходиться пора, я ноги засидела.

ПОЭТ. Ложку неси.

АНЕТТА. Ложка у вас была.

ПОЭТ. Неси другую!

АНЕТТА. Зачем? Будете есть двумя?

ПОЭТ. Не задавай вопросы. Выполняй приказы.

АНЕТТА. Приказы… Надо же… А сколько фанаберий! Вот так, бросай все сразу и беги чужую дурость исполняй.

ПОЭТ. Постой.

АНЕТТА. Стою.

ПОЭТ. Вина еще добавь.

Анетта уходит, захватив кувшин.

ДВОЙНИК. Где мы?

ПОЭТ. На ужине у короля. Вот он. Смотри…

ДВОЙНИК. Куда?

ПОЭТ. А вот поди и разбери, где тут король. Попробуй угадай. А я пока, не поднимаясь, сразу хочу поднять бокал, ваше величество, но не за вас, не за сиянье ваших глаз… А за большое, за ПЛЕНИТЕЛЬНОЕ счастье, которое наступит не сейчас. Когда не этот одичавший и обнищавший сброд, а НОВЫЙ какой-нибудь оставшийся народ будет нуждаться лишь в одной ПОЭТИЧЕСКОЙ власти. А вы, месье… Вы, к сожаленью, не поэт. Забудьте имя это. На настоящем короле короны нет.

ДВОЙНИК. Пожалуйста, еще немножко…

ПОЭТ. Простите старика. Я не хотел вас оскорбить. Позвольте мне спокойно выпить здесь и закусить. Вы мне ответите в другом сюжете. (Пьет.)

Входит Анетта с ложкой и кувшином.

АНЕТТА. Вот вам ложка.

ДВОЙНИК. Понял!

ПОЭТ. Поздравляю.

АНЕТТА. С чем?

ДВОЙНИК. Я давно эту рожу знаю. Так он теперь король?

ПОЭТ. И в этом наша боль.

АНЕТТА. Какая боль? Что вам болит? Скажите толком.

ПОЭТ. Ешь.

АНЕТТА. Не буду, сударь. Утра дожидаюсь.

ДВОЙНИК. А я другой едой питаюсь.

ПОЭТ (ест). Нет занятия бездарней и мрачней, чем описывать собственную жизнь. Путь на гильотинку, по-моему, гораздо веселей…

ДВОЙНИК. Ты пишешь биографию?

ПОЭТ. Пишу. Будь она проклята!

АНЕТТА. Да что ж вы лаетесь, месье? Не надо ничего за мной писать, я вам хотела просто рассказать одну свою тайну… Давненько я ее и для себя самой не открывала. Не знаю, зажила ли рана или еще не зажила. Я старую повязку начала при вас снимать… А вам… Тьфу! Хоть бы что… Вам лишь бы кушать… А нет того, чтобы признание послушать. Все пропускаете да пропускаете. А после вспомните, да не поймаете…

ДВОЙНИК. А знаешь, что я тебе на это скажу?

ПОЭТ. Говори!..

АНЕТТА. Уберите, сударь, со стола листки. Замараете.

Двойник берет со стола рукопись, читает.

ПОЭТ. Я слушаю. Продолжай.

ДВОЙНИК. Потерпи.

Пауза.

АНЕТТА. Что продолжать, когда прошла охота? Так можно лишь нагнать зевоту. (Зевает.) Ну что ж, спою вам колыбельную… Ну, подошел ко мне парень из соседней деревни… Ну, пригласил танцевать, ну, взял за талию. Ну, я глаза не поднимала на него, все вниз смотрела, а у него на талии моей рука горела… Потом мы с ним всю ночь бродили у реки. Потом ждала его, а он пришел и попросил руки сестры… С тех пор я, сударь мой, мужчин боюсь, а за вас я потому держусь, что вы для меня, почитай, не мужчина, а я для вас не женщина… Вы как щитом мной прикрывалися всегда. Чуть вспыхнете и сразу шмыг за Анетту… Кто жить привык кротом, тот не привыкнет к свету… (Прислушавшись к себе.) Нет, видно время все лечит: уже не болит…

Анетта уходит.

ПОЭТ. В каком ты месте?

ДВОЙНИК (смеется над прочитанным). Хорошо!

ПОЭТ. Вслух прочитай, и посмеемся вместе.

ДВОЙНИК (читает). «Он не торопился отвечать на вопросы, он принимал на себя роль оракула и его спрашивали, как оракула, приписывая значительность даже его молчанию, за которым скрывалась либо скука, либо лень — его любимый порок. Вообще, в нем не было ничего возвышенного, и ничего глубокого, ничего великодушного, эгоист в высший степени…» Кого ж ты так пронзил пером?

ПОЭТ (пренебрежительно). Талейрана… Как будто.

ДВОЙНИК. Поздравляю. Смертельная рана. То, что описано, пойдет по свету и станет меж людей расхожею монетой.

ПОЭТ. Я должен рассказать все, что увидел и узнал, дабы никто другой события не извращал.

ДВОЙНИК. Ты в прозе не силен: нет стиля.

ПОЭТ (обиженно). Пусть будет так. Что написал, то написал.

ДВОЙНИК. И это я тоже где-то слыхал… Все повторение. Вся жизнь твоя банальна.

ПОЭТ. Жизнь моя?

ДВОЙНИК (зевая). Ты не подозревал? Ты выдумал, что она оригинальна?

Поэт собирает рукопись.

ПОЭТ. Бродить по лабиринту прожитых, «зрелых» дней — нет путешествия скучней. Вспоминать не то прелестное начало, когда божественная музыка Числа в тебе еще предчувствием звучала, когда ты не умел писать, считать… Когда все было лишь ОДНО, а ты с ОДНИМ был заодно, потом уже делиться стал на два, на три, на пять… Почему я не остановился на счете? Хорошо быть маклером, а еще лучше простым бухгалтером: считать то, что предложит жизнь, отдавать ровно столько, сколько получать и о безумных творческих мученьях не иметь никакого представленья. Живи себе, как попугаи, как насекомое, как животное и никто не будет к тебе приставать: «Опиши свою жизнь! Опиши!»… Но я обязан за свою отвечать и не потом, а здесь, сейчас перед чистым листом. Что сделал, то сделал, а чего не делал, — никто не посмеет мне приписать. Конечно, тут я привязан к самому себе и явно не в полете. Это отчет, мой дорогой. Какой возможен стиль в отчете?

ДВОЙНИК. Не дуйся, бука! И учти, я сторону твою держу. Я со вниманьем выслушал тебя, теперь послушай ты, что я скажу…

Пауза.

ДВОЙНИК. Как только ты закончишь этот свой поход по жизни задом наперед от финала к началу. Как только ты опишешь круг всех поражений и заслуг, напишешь имя, дату и поставишь точку… Из круга ТАЙНА мигом упорхнет, а из тебя вся жизнь уйдет. И дальше нет отсрочки. Можешь сразу собираться в ту страну, откуда нет возврата. Я трезвый человек: не верю ни в ад, ни в небеса. Пока ты жив, ты носишь все в себе, а дальше рассыпаешься на составные элементы, и вместо целого тебя останутся отдельные моменты, которые будут блуждать из уст в уста, пока не поглотит их ПУСТОТА.