Юрий Владимиров - В немецком плену. Записки выжившего. 1942-1945

• Название: В немецком плену. Записки выжившего. 1942-1945
• Автор: Юрий Владимиров
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-227-02356-8

Мемуары рядового Юрия Владимирова представляют собой детальный и чрезвычайно точный рассказ о жизни в немецком плену, в котором он провел почти три года. Лишения, тяжелые болезни, нечеловеческие условия быта. Благодаря хорошим языковым способностям автор в совершенстве овладел немецким языком, что помогло выжить ему и многим его товарищам. После окончания войны мытарства бывших военнопленных не закончились – ведь предстояла еще длинная дорога домой. На родине Ю.В. Владимиров свыше года подвергался проверке, принудительно работая на угольных шахтах Донбасса.

---

Всем рабочим выдали рукавицы и проинструктировали по технике безопасности. Внизу нас уже ожидали цивильные рабочие – немцы и один молодой поляк, немного говоривший по-русски. Поляк и двое немцев сверлили шурфы на дне карьера, в которые закладывали взрывчатку, а полученные после взрыва глыбы гранита другие рабочие распиливали на плиты правильной формы при помощи дисковых пил с электроприводом. В карьере было очень шумно и полно вредной пыли из мельчайших частиц гранита. Наверху пленные разгружали гранит и складывали его в стороне, а потом плиты увозили на грузовике. Одним из местных потребителей гранита была мастерская с вывеской «Grabdenkmaler» («Изготовитель надгробных памятников»).

Внизу, познакомившись с немецкими рабочими, мы попросили у них закурить, но никто из них не смог удовлетворить нашу просьбу. Лишь поляк Йозеф вытащил из кармана баночку с табаком и весь его отдал нам. В следующие дни немцы приносили нам, что могли, поесть и покурить. Однако они были бедными людьми и жили впроголодь. На обед у нас была привычная еда – суп и картофель в мундире, а также чай или компот, которые получали в базовом помещении в военном городке.

В начале марта, к началу весенней посевной кампании, отдельных пленных, главным образом пожилых и бывших крестьян, фельдфебель отправил в местные крестьянские хозяйства недалеко от Цшорнау и Каменца.

Один из местных крестьян договорился с фельдфебелем, чтобы у него работал Иван Соколов – Вятский. По-видимому, заглядывая раньше во двор нашего лагеря, тот крестьянин обратил внимание, как ловко Иван распиливает бревна, колет дрова и хорошо управляется с другими тяжелыми работами.

…Погода стала теплой, почти как летом. На работу мы ходили уже без курток и шинелей. Нашу рабочую команду отправляли работать на разные места небольшими группами и во многих случаях без часовых, так как их не хватало. Обычно два конвоира сопровождали пленных из Цшорнау только до базового помещения в военном городке или до товарной станции; один конвоир ходил с поварами, доставлявшими нам обед.

Поскольку везде земля уже высохла, фельдфебель поручил группе пленных вырыть и оборудовать в саду около казармы глубокие и длинные окопы. В этих окопах нам следовало укрыться в случае воздушной тревоги при налетах авиации. Для этой работы пришлось выпросить у местных жителей лопаты, ломы и грабли.

Глава 3

Утром 6 марта вместо того, чтобы опять отправить меня в карьер, фельдфебель представил меня и Леню Маляра стоявшему поблизости цивильному немцу, в хозяйстве которого нам предстояло работать. Немец назвал себя – Хайнрих Микклих и повел нас к скромному двухэтажному дому с небольшим двором, расположенному на берегу речки Швосдорфер-Вассер недалеко от нашей казармы. Нас приветливо встретила приятная внешне хозяйка и поздоровалась по-русски, сказав: «Добрый день!» Ее звали Елена, и она была сербкой. Следом появилась девушка лет восемнадцати – Траудель, или, по-нашему, Гертруда. За ней показалась девочка лет шести, которая поздоровалась и подала нам по очереди правую ручку, назвавшись Маргот и дважды сделав книксен. Хозяйка пригласила нас позавтракать вместе со всеми членами семьи. Нам подали традиционный утренний мучной суп-болтушку с молоком, а после него – в общей миске горячий картофель, который каждый брал себе вилкой. Все было очень вкусно, и нам с Леней, вечно голодным, хотелось есть еще и еще. Но, конечно, мы сдерживали себя.

Позавтракав, мы вышли во двор, запрягли лошадь и поехали в лес за деревней. Хозяин сказал, что у него там собственный участок леса, на котором нам предстоит свалить несколько старых елей, очистить их от веток и привезти бревна, щепу и лапник в деревню.

По указанию Хайнриха мы предварительно откопали землю вокруг ствола выбранной ели, после чего Хайнрих приставил к стволу лестницу и Леня с толстой веревкой поднялся по лестнице до раскидистых веток дерева. Там он обвязал ствол концом веревки. Оголенные корни мы разрубили топорами, а потом ухватились за веревку и по команде хозяина потянули ее. Дерево легко свалилось рядом с нами, а мы упали друг на друга: Леня – на Хайнриха, тот – на меня, а я – на Траудель. Так я невольно оказался в объятиях у Траудель, красивой деревенской девушки, и на миг испытал от этого великое наслаждение. И так происходило несколько раз, пока мы не повалили все нужные деревья. И каждый раз после таких падений Траудель приходила от этого в восторг и долго громко смеялась.

В тот день Траудель задавала Лене и мне множество вопросов на разные темы, и особенно про нашу страну и про русских. Когда я говорил ей, что это вовсе не интересно, она восклицала: «Я очень любопытна!»

В общем, я крепко влюбился в Траудель и после войны все время вспоминал ее. Но, увы, она предпочитала Леню. Она призналась мне в этом сама, когда я приехал в Цшорнау летом 1975 года. Лени уже давно не было в живых, а Траудель имела двоих взрослых сыновей от рано умершего первого мужа и была второй раз замужем. В 1978 году Траудель со вторым мужем Карлом Заринком, сорбом по национальности, архитектором и крупным военным инженером Национальной народной армии ГДР очень хорошо приняла в своей шикарной квартире меня, мою супругу Катю и дочь Наташу. В 1992 году Траудель внезапно скончалась.

…Во время нашей работы в лесу я поинтересовался у Хайнриха, почему бы ель не отпилить снизу, оставив на месте пень. Хайнрих ответил, что корень дерева и пень тоже очень хорошее топливо – так зачем же их оставлять неиспользованными. Когда с этой работой было покончено, мы оставили на месте весь инструмент, лестницу и веревку. Мы с Леней высказали опасение, что их может кто-то стащить, на что Хайрих ответил: «Это исключено».

Когда вечером Хайнрих привел нас в лагерь, он похвалил обоих за «усердную работу» и получил от фельдфебеля согласие, что утром мы самостоятельно придем к Микклихам к завтраку. Лагерный ужин и пайки хлеба с маргарином мы отдали членам своего «колхоза».

В последовавшие два дня мы снова занимались той же работой в лесу. Закидали и разровняли глубокие ямы, образовавшиеся на месте корневищ при валке деревьев, тщательно убрали всю территорию. Траудель сказала, что осенью здесь будут посеяны семена таких же деревьев или посажены молодые ели и сосны. Позднее мы вместе с хозяином работали во дворе, сооружая пристройку к курятнику, и подновляли деревянный забор со стороны речки. При этом обе хозяйские дочери и сама хозяйка часто крутились около нас и вступали с нами в разговор. А я все больше и больше очаровывался Траудель, и мысли о ней не покидали меня ни днем ни ночью. И сделать с этим я ничего не мог. Хозяйке Елене понравилось то, что я ношу очень распространенное у сорбов имя Юрий. Вероятно, это тоже послужило причиной того, что она меня надолго хорошо запомнила и очень приветливо встречала летом 1975 года.

В конце февраля 1977 года послал поздравление с 8-м Марта Елене и ее дочерям – Маргот и Траудель. Они позже прислали мне большую стеариновую свечу с красивыми изображениями павлина и павы по бокам. К свече было приложено уведомление, что Елена в тот праздничный день вечером, успев прочитать мое поздравление, скоропостижно скончалась. В письме содержалась просьба поминать Елену, зажигая эту свечу. Конечно, я выполнял эту просьбу.

В субботу, 18 марта, я сопровождении конвоира Ни-индорфа, вооруженного на этот раз не винтовкой, а пистолетом, отправился в городок Виттихенау, где предстояло сдать белье на стирку и получить взамен свежее. Погода была солнечной. Идти надо было километров шесть. Большую часть пути мы двигались через хвойный лес по хорошо утоптанной тропе. Вокруг пели птицы, куковала кукушка. Воздух вокруг был необыкновенно свеж. Я тащил за собой тележку с двумя мешками белья, но шагалось легко. Однако Вилли явно не спешил и наконец остановил меня, предложив отдохнуть. Мы сели под сосной. Конвоир вытащил из кармана коробку с сигаретами, одну из них отдал мне. Молча покурили. Вдруг Вилли вытащил пистолет, встал, прицелился на верхушку сосны и выстрелил. Оттуда упала убитая маленькая птичка. Вилли принес ее ко мне, чтобы продемонстрировать, как хорошо он стреляет. Но я не похвалил стрелка. «Разве не тебе жаль убивать невинное существо?» – спросил я Вилли. Он не ответил. Мы зашагали дальше. Обратный путь был аналогичным, но без стрельбы. Вилли много рассказывал о себе, о родителях и о Берлине. Я, конечно, тоже сообщил ему кое-что о себе. В результате наши отношения с Вилли стали более дружескими. Он начал давать мне читать немецкие газеты и журналы. Судя по сообщениям в газетах, положение вермахта на фронтах ухудшалось.

А к нам снова поступило пополнение – пять военнопленных. Среди них оказался молоденький, невысокий и черноволосый цыган Миша. Его положение в лагере было чрезвычайно опасным, о чем он еще не догадывался. Дело в том, что цыгане, как и евреи, подлежали физическому уничтожению. А он с гордостью объявлял всем нам и немцам, что он цыган. Видимо, поэтому фельдфебель с наступлением лета отправил его из нашего лагеря, придерживаясь принципа «от греха подальше».