Валентина Мухина-Петринская - Смотрящие вперед. Обсерватория в дюнах

• Название: Смотрящие вперед. Обсерватория в дюнах
• Автор: Валентина Мухина-Петринская
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1965

На заброшенном маяке среди песков живут брат и сестра, Яша и Лиза. Когда-то маяк стоял на берегу Каспийского моря, но море обмелело, ушло. Однажды на маяке появился молодой ученый Филипп Мальшет, который поставил своей целью вернуть изменчивое море родным берегам, обуздать его. Появление океанолога перевернуло жизнь Яши и Лизы. Мальшет нашел в них единомышленников, верных друзей и помощников. Так и шагают по жизни герои романов «Смотрящие вперед» и «Обсерватория в дюнах» вместе, в ногу. С хорошими людьми дружат, с врагами борются, потому что не равнодушны, потому что правдивы и честны. Такие люди создают наше будущее.

Если характеризовать творчество Валентины Михайловны Мухиной-Петринской одним словом, то можно сказать, что она писатель-романтик. Так мечтательны и горячи ее герои, так смелы и благородны их дела. И еще одна черта — увлеченность наукой. Будь то проблема Каспийского моря или проблема проникновения внутрь Земли (роман «Плато доктора Черкасова»), всегда чувствуется страстная заинтересованность писательницы в обновлении наших знаний о мире, интерес к тому, что является сегодня новым, малоизведанным. Мухина-Петринская много ездила по стране — была на Крайнем Севере, в Заполярье, знает Каспий, Среднюю Азию. Удивляешься, когда узнаешь, что она человек уже не молодой, проживший нелегкую жизнь, пострадавший в годы культа, — уж очень много в ее книгах задора и свежего ветра. Так и хочется закинуть рюкзак за плечи и отправиться вслед за героями в дальний путь.

СОДЕРЖАНИЕ:

Смотрящие вперед

Обсерватория в дюнах

Рисунки Е.Мешков

---

Марфенька разрывалась на части — экзамены и работа, хотя Турышев прогонял ее: «Идите занимайтесь!» Но Марфенька уже тяготилась школой. Ей не терпелось приступить к настоящей работе.

Если бы не предыдущая подготовка, Марфенька ни за что бы не выдержала экзаменов. Все же рухнули и золотая и серебряная медали: в табеле оказались четверки, и Евгений Петрович был недоволен.

Предстоящий отъезд дочери на Каспий и то, что она забирала с собой Христину, которой Мальшет обещал работу в баллонном цехе, тоже раздражало профессора.

Из Христины вышла просто идеальная домработница. Ее глубокая религиозность не только не мешала, как он опасался, а наоборот, именно это обстоятельство и делало ее такой удобной, незаменимой прислугой.

Марфенькина взбалмошность грозила профессору большими неудобствами. Уж если ей непременно хочется до университета поработать, он бы прекрасно мог ее устроить и у себя в институте. С этой Каспийской обсерваторией она совсем голову потеряла. Напрасно он согласился им помочь, когда они хлопотали об утверждении, но ему крайне необходимы кое-какие данные по физике моря, еще никем не изученные, а Мальшет обещал вклинить его тему в план работы. Можно будет тогда откомандировать на Каспий Глеба. На этого молодого человека можно положиться: умеет работать, умен, настойчив. Сестра вправе им гордиться.

У Марфеньки было готово к выпускному вечеру изумительное бальное платье, но Турышев, ничего не подозревая, назначил на этот день полет на аэростате. Лететь должны были трое: сам Иван Владимирович, пилот Яша Ефремов и лаборант Оленева.

Конечно, Марфенька скрыла о выпускном вечере и, успокоив, насколько сумела, Христину — та просто заболевала при каждом полете Марфеньки, — отправилась с утра в Долгопрудное.

Аэростат, уже наполненный водородом, покачивался над заросшей травой стартовой площадкой. Спешно заканчивались приготовления к двадцатичасовому полету. Марфенька сама проверила укладку парашютов (кто знает, вдруг придется прыгать!). Турышев хлопотал возле приборов, прикрепленных с наружной стороны гондолы. Яша в комбинезоне и шлеме совещался о чем-то с заслуженным мастером спорта Сильвестровым, своим учителем на курсах. Это был известный рекордсмен-воздухоплаватель. Они уже совершили с ним вдвоем за эту весну несколько полетов. Сильвестров последнее время не вмешивался в управление, предоставляя Яше полную самостоятельность. Яша вылетал и один — на шаре-прыгуне. Но впервые он будет пилотировать в присутствии Марфеньки и Ивана Владимировича, отвечать за их жизнь…

Яша, видимо, волновался: на носу выступили капельки пота, а светло-серые глаза казались еще светлее. Или это он загорел так за весну, оттого особенно выделялись светлые большие глаза? Не без волнения Марфенька, тоже одетая в комбинезон и кожаный шлем, забралась в сплетенную из прутьев ивы четырехугольную корзину высотой ровно в один метр.

Юго-восточный ветер шумел в туго натянутых стропах, словно пытаясь развязать и утащить с собой аэростат — не казался ли он ему огромным футбольным мячом?

Поскрипывание, шелест, протяжные вздохи, хлопанье материи напоминали о море, словно совсем рядом бились тяжелые огромные волны. Яша попросил Марфеньку проверить балласт. И пока она пересчитывала мешки с песком, привешенные снаружи корзины, он еще раз осмотрел навигационные приборы и наконец подписал документ о приемке аэростата.

Прозвучал веселый голос стартера:

— Выдернуть поясные!

Продетые в особые петли на оболочке шара веревки упали на землю. Сильно раскачиваясь, корзина оторвалась от земли. И мгновенно стало так тихо, как будто ветер прекратился — полный штиль, аэростат поднимался вверх. Далеко внизу мелькнула взлетная площадка с кучкой людей: они всё не расходились, но уже стали крошечные, как на картинке. Марфенька с восторгом помахала рукой и что-то крикнула, тут же забыв что: так велика была ее радость.

Особенность этого полета была в том, что экипаж аэростата — все трое — чувствовал себя необыкновенно счастливым.

Счастливых на свете гораздо больше, чем это принято думать, но в большинстве случаев люди этого не осознают: мешают мелкие бытовые неполадки. Лишь утеряв счастье, начинают с завистью к своему прошлому вспоминать, как они были счастливы. Мудрый Андерсен это прекрасно выразил в своей философской сказке о елочке.

И только в редкие моменты, когда неожиданно сбываются мечты, человек всей душой отдается ощущению счастья, не замечая уже тогда никаких помех. Вот как раз такой момент переживал каждый из трех героев этого романа.

Турышев был счастлив потому, что он имел возможность работать в полную меру своих способностей и сил. Он, как ребенок, радовался, что мог ставить любые опыты для проверки своих теоретических предположений, созревших и выношенных в прежние годы, когда он этой возможности не имел. В его распоряжении был аэростат, аэронавигационные и научные приборы, работающие безотказно, специально обученный пилот, послушная, старательная лаборантка.

А на Каспийском море его друг и ученик Филипп Мальшет был занят организацией обсерватории, где будут подробно разрабатываться научные проблемы, выношенные Турышевым.

Наблюдая за работой приборов, Иван Владимирович даже напевал что-то под сурдинку, кажется арию из «Бориса Годунова».

Счастье Яши в тот памятный день, когда ничего не произошло и произошло очень многое, можно передать одним словом: Марфенька. Он и жил теперь для нее, и работал для нее, и радовался миру, потому что в нем было такое чудо — Марфенька. И она была с ним, рядом.

Марфенькины чувства были сложнее: радость полета на воздушном шаре, восторженное ощущение высоты, тишины, близости неба и облаков, горделивое сознание, что она, школьница, участвует в полете, наравне со всеми исполняя определенную ответственную часть работы, удовольствие находиться в обществе таких замечательных людей, как Яша Ефремов и Иван Владимирович, и предчувствие любви — еще не осознанной, но уже надвигающейся, близкой и великолепной, как майская гроза. Румянец не сходил с ее щек, глаза блестели от восторга. Вот бы ее видели школьные учителя, которые считали ее такой спокойной и уравновешенной, чуть ли не флегматичной!

Яша вел аэростат на высоте пятисот метров. Каким огромным был горизонт, как сверкали на солнце леса, луга и села Подмосковья, какой глубокой и прозрачной была синева безоблачного мира! Воздушный шар, серебристый и легкий, несший на шестнадцати веревочных стропах их корзину, казался Марфеньке гигантским, он закрывал полнеба. Наверное, на таком в точности аэростате пересекли океан пятеро отважных беглецов: Сайрес Смит, Гедеон Спилет, Наб, добрый моряк Пенкроф и юный Харберт. Сознавать, что ты уподобился героям Жюля Верна, было чудесно!

Марфенька аккуратно, округлым детским почерком записывала показания автоматического счетчика. Яша каждые полчаса делал записи в бортовом журнале. К вечеру аэростат снизился, внизу плыли — совсем близко — огромные пологие холмы, упирающиеся в край неба, зеленые хлеба, светлые речки среди нескошенных трав, затерянные в равнинах деревеньки, словно нанесенные на кальку планы.

— Прыгнуть бы сейчас на парашюте и приземлиться вон на том лужке! — воскликнула Марфенька.

Незаметно наступала безлунная ночь. Яша включил бортовой огонь. В темнеющем небе замерцали созвездия. Явственнее тикал часовой механизм, поворачивающий барабан барографа, солидно постукивали авиационные часы.

Яша давал почти полную свободу аэростату, и он то снижался до высоты трехсот метров, то постепенно поднимался опять — он дрейфовал: Турышева интересовали струйные течения в атмосфере — дорога ветра.

Поздно ночью Иван Владимирович решил немного отдохнуть. Марфенька устроила ему прямо на дне корзины сиденье из пустых балластных мешков. Прислонившись спиной к борту, Турышев со вздохом облегчения устроился подремать. Яша и Марфенька сели рядышком на сложенные парашюты.

— Как хорошо! Правда? — тихонько спросила Марфенька.

— Очень! — вздохнул от полноты счастья Яша. — Ты счастлива?

— Еще бы!

Они умолкли, словно к чему-то прислушиваясь.

Аэростат теперь плыл над лесами. Отчетливо доносился сюда гул сосен, то нарастающий, то затихающий: шумел ветер, тот, что нес с собой аэростат. Слышался плеск скрытой в ночном сумраке реки. Лаяла собака. Мелькали огоньки засыпающей деревеньки, быстро скользил по невидимой дороге двойной огонек фар, и грохот машины ненадолго заглушал глухой шум леса… А потом откуда-то — совсем издалека — донесся одинокий гудок паровоза. Когда они пролетали над каким-то полуосвещенным селом, явственно донесся молодой голос: «Настенька, ты придешь завтра в клуб?» И веселый смех неведомой Настеньки. А потом снова без конца пошел темный лес, кричали ночные птицы.