Николай Богословский - Чернышевский

• Название: Чернышевский
• Автор: Николай Богословский
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1955

В книге представлена научно-популярная биография Н.Г. Чернышевского. В приложении даются основные даты жизни и деятельности писателя; краткая библиография.

---

XXVI. «Что делать?»

В воскресный февральский день 1863 года бедно одетый чиновник переходил Литейную улицу у Мариинской больницы. Он не заметил бы лежавшего на мостовой свертка, если бы не задел его ногою. Сначала чиновник обрадовался, но находка тотчас же и разочаровала его: в свертке оказалась довольно объемистая рукопись со странным заголовком «Что делать?»

Подождав, не вернется ли кто искать утерянную рукопись, он побрел домой, раздумывая, как поступить с нею дальше.

Случилось это 3 февраля, а через день в «Ведомостях Санкт-Петербургской полиции» появилось объявление:

«ПОТЕРЯ РУКОПИСИ. В воскресенье 3 февраля, во втором часу дня, проездом по Большой Конюшенной от гостиницы Демута до угольного дома Каппера, а оттуда через Невский проспект, Караванную и Семеновский мост до дома Краевского, на углу Литейной и Бассейной, обронен сверток, в котором находились две прошнурованные по углам рукописи с заглавием «Что делать?». Кто доставит этот сверток в означенный дом Краевского, к Некрасову, тот получит пятьдесят рублей серебром».

В объявлении шла речь о рукописи первых глав ставшего вскоре знаменитым романа Чернышевского.

Его автор уже семь месяцев находился в предварительном заключении в Петропавловской крепости, где им и был написан этот роман.

Работа над ним была начата Чернышевским на пятом месяце пребывания в крепости – 14 декабря 1862 года. Он писал его в промежутках между допросами, объявлениями голодовок (как раз в день потери Некрасовым первых глав рукописи «Что делать?» доктор Петропавловской крепости доносил коменданту об объявлении Чернышевским очередной голодовки), составлением протестующих писем к коменданту крепости Сорокину, генерал-губернатору Петербурга Суворову и т. п.

26 января 1863 года начало рукописи «Что делать?» было переслано из крепости обер-полицмейстеру для передачи двоюродному брату Чернышевского Пыпину с правом напечатать ее «с соблюдением установленных для цензуры правил».

От Пыпина рукопись поступила к Некрасову, который, не дожидаясь окончания романа, решил печатать его в «Современнике».

Он сам повез рукопись в типографию Вульфа, находившуюся недалеко от его квартиры – на Литейной, около Невского, но неожиданно быстро возвратился с дороги домой.

– Со мной случилось большое несчастье, – сказал Некрасов жене взволнованным голосом: – я обронил рукопись!.. И чорт понес меня сегодня выехать на дрожках, а не в карете! И сколько раз прежде я на «ваньках» возил массу рукописей в разные типографии и никогда листочка не терял, а тут близехонько, и не мог довезти толстую рукопись!

Прошло четыре дня. Трижды появлялось в «Ведомостях Санкт-Петербургской полиции» объявление о потере рукописи, но никто не откликался.

– Значит, погибла она, – говорил Некрасов в отчаянии и упрекал себя, зачем он не напечатал объявления во всех газетах и не назначил еще большего вознаграждения.

И только на пятый день Некрасов, обедавший в Английском клубе, получил из дому короткую записку: «Рукопись принесли…»

Еще месяца за два до начала работы над романом «Что делать?» Чернышевский в письме к Ольге Сократовне сообщал, что задумал составить «Энциклопедию знания и жизни», доступную не одним только ученым, но самым широким слоям читателей. «Потом я ту же книгу переработаю в самом легком, популярном духе, в виде почти романа, с анекдотами, сценами, остротами, так, чтобы ее читали все, кто не читает ничего, кроме романов».

«Что делать?» и было первым звеном в осуществлении этого плана. Речь шла не о каком-нибудь академическом трактате, а об энциклопедии борьбы за социальное переустройство общества, за счастливое будущее родины и своего народа. Но говорить об этом прямо и открыто в письме из крепости было, разумеется, невозможно.

«Чепуха в голове у людей, – писал он дальше, – потому они и бедны, и жалки, злы и несчастны; надобно разъяснить им, в чем истина и как следует им думать и жить».

О возврате к публицистике и критике теперь не могло быть и речи. Но не так легко было сломить волю Чернышевского. И в крепости, и впоследствии в Сибири, и по возвращении из вилюйской ссылки он продолжал неутомимо работать.

Ожидая решения следственной комиссии, он усиленно занялся переводами различных исторических сочинений, стал писать роман «Что делать?», повести и рассказы. Здесь, в крепости, кроме романа «Что делать?», им были написаны «Алферьев», «Повести в повести», «Автобиографические отрывки» и «Мелкие рассказы».

Вот при каких обстоятельствах пришлось великому ученому и революционеру избрать беллетристику орудием для решения политических вопросов и задач.

Его роман был тенденциозен, публицистичен; таким и должно было быть произведение, написанное революционером и бойцом.

Находясь под следствием, Чернышевский в одном из показаний хитроумно писал членам следственной комиссии: «Я издавна готовился быть, между прочим, и писателем беллетристическим. Но я имею убеждение, что люди моего характера должны заниматься беллетристикою только уже в немолодых годах, – рано им не получить успеха. Если бы не денежная необходимость, возникшая от прекращения моей публицистической деятельности моим арестованием, я не начал бы печатать романа и в 35-летнем возрасте. Руссо ждал до старости. Годвин также. Роман – вещь, назначенная для массы публики, дело самое серьезное, самое стариковское из литературных занятий. Легкость формы должна выкупаться солидностью мыслей, которые внушаются массе. Итак, я готовил себе материалы для стариковского периода моей жизни». (Чернышевский таким образом старался отвлечь внимание комиссии от опасных высказываний, обнаруженных в его юношеских дневниках, желая выдать их за наброски будущих романов.)

Мы вправе улыбнуться над этим подцензурным признанием, проникнутым тайной иронией. Чернышевский не приступал к беллетристике, конечно, не потому, что «люди его характера должны заниматься беллетристикою уже в немолодых годах». Не эти соображения отдаляли Чернышевского от занятий беллетристикой. Предшественник научного социализма в России на первом плане ставил проповедь социалистических идей, популяризацию и пропаганду материализма, призыв к революционным действиям. И не денежная необходимость заставила узника Алексеевского равелина взяться за роман. Страстный революционер, в любых условиях ни на минуту не покладавший рук, избрал беллетристику последним орудием, позволявшим ему в замаскированной форме выражать свое политическое мировоззрение.

«Что делать?» служит именно этой цели автора. Недаром открытая тенденциозность романа, его просветительская направленность вызвали у современников враждебного лагеря бешеный отпор, у эстетов, ратовавших за «аполитичность» искусства, гримасу деланого презрения, ибо и те и другие увидали в романе контуры стройной системы, направленной на разрушение традиционных твердынь буржуазной морали.

Но то, что обнаружилось при внимательном рассмотрении, ускользнуло в первую минуту от взгляда полицейской комиссии, занятой поисками немедленных и грозных улик против Чернышевского и потому рассеянно взиравшей на это «стариковское занятие» беллетристикой.

Чернышевский, правда, постарался и сам усыпить внимание начальства. Обращаясь за разрешением купить и переводить XVI том «Истории» Шлоссера, он доводил до сведения комиссии, что «начал писать беллетристический рассказ, содержание которого, конечно, совершенно невинно, взято из семейной жизни и не имеет никакого отношения ни к каким политическим вопросам».

Трудно сказать, продиктованы ли эти строки осторожностью или желанием поиздеваться над недогадливостью врагов. Во всяком случае мы знаем, что начало романа, просмотренное членом комиссии Каменским, было получено А.Н. Пыпиным.

Предполагают далее, что цензор «Современника», видя на рукописи печать и шнуры следственной комиссии князя Голицына, не решился наложить вето на роман, уже миновавший благополучно столь высокую и «компетентную» инстанцию.

Счастливая ли случайность в виде этой ведомственной путаницы, вызванной продвижением романа сверху вниз по цензурной лестнице, или действительная недальновидность цензора «Современника» была причиной разрешения романа к печати – сказать с уверенностью нельзя. Но важно подчеркнуть здесь, что Чернышевский очень остроумно попытался выдать свой политический роман за чисто «семейное чтение» и – кто знает? – может быть, в какой-то мере способствовал этим спасению романа для «Современника».

Ведь схватилось же правительство за голову, когда роман уже закончился печатанием в журнале, и подчеркнуло запоздалым запретом «Что делать?» оплошность следственной комиссии и журнальной цензуры, уволив вдобавок нерадивого цензора Бекетова. Заметим, кстати, что подобные случаи бывали со статьями Чернышевского до ареста. Одна из его крупнейших теоретических работ по изучению классовой борьбы в Западной Европе – «Июльская монархия» (1860 г.), сделанная с расчетом усыпить бдительность цензуры спокойствием тона и «объективностью» изложения, с успехом миновала цензурный лабиринт и лишь после появления в «Современнике» вызвала запоздалые порицания «прозревших» наблюдателей за умами.