Яков Кумок - Карпинский

• Название: Карпинский
• Автор: Яков Кумок
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1978

Немногие знают, что первый президент АН СССР А.П.Карпинский был фактически последним главой императорской Российской академии наук. Ему было 70 лет, когда грянула революция. Ученый сумел разобраться в бурных событиях века. Под его руководством старая академия была преобразована. Она стала центром советской науки. Книга рассчитана на массового читателя и написана на основе многочисленных архивных материалов, ранее нигде не публиковавшихся.

---

Московское общество сельского хозяйства — одно из старейших, создано в 1820 году для содействия развитию земледелия. Ольденбург ответил: да, мы вступили в контакт, академия будет работать, «но, — делает осторожную оговорку, — она каждый раз будет сама решать вопрос о том, входить ли ей в рассмотрение данного дела, и сама будет определять формы и способ своего участия в работе».

Авторитет академии огромен, и Советской власти, желающей объединить все научные силы страны, чрезвычайно полезно то, что академия, дав согласие сотрудничать с Советами, этим самым невольно склоняет к тому же и другие научные организации; Советская власть не может не признать за академией этой ее безусловно  п о л и т и ч е с к о й  з а с л у г и.

Но все понимают, что пока только подготовлены условия для добрых переговоров «на высшем уровне», в которых со стороны академии выступит, конечно, президент, а со стороны Советской власти в данном случае нарком просвещения. В начале марта 1918 года Луначарский садится писать письмо Карпинскому. Он отправил его 5 марта 1918 года. Первое обращение наркома к президенту!

Сверху канцелярское предписание: «Президенту Российской Академии гражд. А.П.Карпинскому» — и дальше текст самого письма: «Чрезвычайная серьезность народнохозяйственной проблемы и самый объем стоящих перед страной экономических задач требуют постановки исследования столь широкого, что вне коллективно организованной работы, вне планомерной координации отдельных усилий исследователей это невозможно».

Мысль, уже известная академикам из записки Шапиро. Луначарский развивает ее: «Для всякого значительного научного начинания вопрос об организационном центре является наиболее существенным». Он вспоминает КЕПС и ее работу; в ней, по мнению Луначарского, «инициатива и организационные возможности» академии «получили такое яркое выражение». «Академия в ходе своих работ уже сама близко подошла к границам народнохозяйственной области, причем не всегда оставляла эти границы неперейденными».

(КЕПС лежит довольно далеко он нашего повествования, потому что Александр Петрович, курируя геологический отдел, все же близкого участия в его работе не принимал: руководили им такие выдающиеся умы, как Вернадский и Ферсман. Обоим им в разное время он дал рекомендацию в члены академии.)

Луначарский ничего не навязывает академии, письмо в этом смысле исключительно тактично, он только напоминает о том, что академия хотя в прошлом и являлась «высшим в России представителем чистой теоретической науки... тем не менее, учтя нужду страны, повинуясь острой необходимости в напряженной научной активности всех сил России», взяла на себя почин и попыталась «установить живую связь между наукой, техникой и промышленностью».

Далее он перечисляет темы, «непосредственно переводящие исследование к вопросам технологии, экономии и права». Таковы разного рода вопросы, связанные с потребностями промышленности, экономики и экспорта. Ветряные двигатели, рыбный промысел и икорное дело, водное законодательство, хлопководство и шелководство — академией, и в частности КЕПСом, изучался очень широкий круг научно-прикладных проблем. Нарком дает понять, что надобность в таком изучении остается и потому «отдаленность области настоящих работ Академии от задач экономического изучения России на деле меньше, чем это может показаться с первого взгляда».

Следовательно, академии не так уж трудно будет приспособиться к изменившимся условиям и приступить к решению задач, которые поставит перед ней Советская власть.

И в заключение нарком произнес знаменательные слова, которые академики, конечно, и хотели от него услышать:

«...В тяжелой обстановке наших дней, быть может, только высокому авторитету Академии наук с  е е  т р а д и ц и е й  ч и с т о й  н е з а в и с и м о й  н а у ч н о с т и  (разрядка моя. — Я.К.) удалось бы, преодолев все трудности, сгруппировать вокруг этого большого научного дела ученые силы страны».

Глава 5 Ответ президента

Ответ Карпинского — документ исключительной важности, и без него не обходится ни одно исследование, охватывающее рассматриваемый период истории Академии наук; все же представляется, что трактовка его либо бывает неполна, либо выделяет не самые главные стороны, и, таким образом, выношенные и для Карпинского важные мысли оказываются в тени. Он перечисляет меры, принятые в прошлом академией по объединению научных сил и рассматривает формы, в которых она может сотрудничать с Советской властью, но это-то как раз и имеет лишь исторический интерес! Между тем исследователи останавливаются именно здесь.

Начнем, однако, сначала. Карпинский не поддался веяниям моды: обращение, с которым он адресовался к Луначарскому, вероятно, выглядело в глазах некоторых молодых сотрудников Наркомпроса непростительно старомодным.

«Милостивый государь Анатолий Васильевич!» — вывел он.

У академиков еще оставалось в ходу (и долго будет оставаться!) обращение «господин». Так начинается, например, записка КЕПСа (ответ на записку Шапиро), подписанная Ферсманом и Ольденбургом; копию ее Александр Петрович послал Луначарскому. «Господину президенту Академии наук...»

Карпинский говорит о «дифференциации науки» — на первый взгляд не совсем ясно. Понимать надо так: развитие науки идет через специализацию, членение, разделение; такова объективная тенденция. (Сам он, как знаем, чурался перегородок в науке — и в своем личном творчестве стремился к объединению отраслей наук, — но как  о р г а н и з а т о р  в науке он подчиняется объективному ходу развития.) Дифференциации этой у нас мешает «общий низкий уровень культуры». Это не требует объяснения: нужны школы, вузы, миллионы грамотных людей. «Направление русской жизни с громадным неисчислимым для себя вредом еще более помешало этой дифференциации внесением совершенно ложного понятия о специализации как антидемократической привилегированности...»

Это место недостаточно ясно изложено и допускает разные толкования. По нашему убеждению, слова президента полемически направлены против некоторых идеологических учений начала века (в частности, толстовства), в которых настоящим тружеником, достойным истинного уважения, провозглашается мужик или заводской рабочий, а  с п е ц и а л и с т  (инженер-химик, например, геолог, биолог) почти барин, почти помещик, почти аристократ. Его труд  л е г ч е.  Его положение привилегированней.

Карпинский еще раз возвращается к этому. «Глубоко ложное понимание труда квалифицированного как труда привилегированного, антидемократического... легло тяжелою гранью между массами и работниками мысли и науки». Ясно, что не массы, не «трудящиеся» и не работники мысли и науки эту грань между собой положили. Тут отрыжка феодальной психологии. Общество не может успешно развиваться, относясь так к работникам мысли и науки. Себя Карпинский — мы уже писали о том — считал ровней мужику и рабочему в общем народном труде; того же требовал для философа, музыканта, бухгалтера. «Настоятельным и неотложным является поэтому для всех, кто уже сознал пагубность этого отношения к научным работникам, бороться с ним и создать для русской науки более нормальные условия существования».

«Чистая наука дожлна войти в тесное общение с техникой и прикладным знанием вообще, ибо для всякого ученого в настоящее время ясно, что подобное тесное общение плодотворно для обеих сторон и является истинным залогом настоящего, глубокого использования сил природы и сил человека для создания новой улучшенной во всех отношениях жизни».

В этих словах целая программа действий для работников науки — и она в дальнейшем развивалась в полном согласии с высказанным здесь пожеланием Карпинского. Возможно, не всем ученым в то время были ясны смысл и польза тесного общения чистой науки и прикладного знания. Возможно. Не для всякого. Куда важнее, что это понимал президент!

И наконец, добирается он до  р а з р ы в а  в преемственности традиций, который его глубоко заботит и который он считает «несчастьем русской жизни». К сожалению, по его наблюдениям, такой разрыв уже произошел...

Что же касается конкретных форм сотрудничества академии с Советской властью, Карпинский сторонник решения определенных, четко оговоренных задач, иначе «легко было впасть в теоретичность и прийти к построениям недостаточно жизненным... Долголетний рабочий опыт убеждает Академию, — пишет Карпинский, — в необходимости начинать с определенных реальных работ, расширяя их затем по мере выяснения дела». Е.Н.Городецкий в своих трудах «К истории ленинского плана научно-технических работ» и «Рождение Советского государства» убедительно показал, что предложения Карпинского были правильны.