Джеймс Баллард - Суперканны

• Название: Суперканны
• Автор: Джеймс Баллард
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Современная проза
• Год: 2003
• ISBN: 5-699-04019-6

В 70 лет неугомонный Баллард написал, по выражению рецензентов, «первый необходимый роман XXI века». Пол Синклер, травмированный авиатор, и его жена Джейн приезжают на Лазурный берег в бизнес-парк «Эдем-Олимпия», где Джейн должна занять место Дэвида Гринвуда — терапевта и педиатра, застрелившего в припадке безумия десять человек. Но что заставило его сойти с ума? Какую тайну скрывают зеркальные фасады транснациональных корпораций? И насколько заразна эпидемия насилия?

---

Я вышел на Круазетт в безопасность телевизионных огней. Рядом остановился лимузин с вымпелами «Эдем-Олимпии» — его дальнейшее продвижение застопорила толпа, которая вдруг выплеснулась на мостовую, словно волна, бьющаяся между причалами тропической гавани. Я отчетливо увидел Джейн на заднем сиденье между Аленом и Симоной Делаж. Все — в вечернем платье, на плечах у Джейн норковый палантин Пенроуза. Она смотрела в сторону моря, словно забыв о фестивале и погрузившись в собственные мысли о модемной сети и массовом медицинском тестировании. Она казалась усталой, но из-за этого еще более красивой, а я гордился ею и радовался, что я — ее муж, несмотря на все то, что сделала с нами «Эдем-Олимпия».

На откидном сиденье расположился Паскаль Цандер, не сводивший глаз с декольте Джейн. Он был пьян и вел себя нахально; грубовато жестикулируя, он говорил что-то Алену, которому, кажется, изрядно надоел. Симона держала Джейн за руку и, стараясь отвлечь ее от Цандера, комментировала ей на ухо поведение толпы.

Когда машина застряла в пробке, Ален что-то сказал шоферу. Передняя пассажирская дверь открылась, и из машины вышел Гальдер, одетый в изысканный смокинг с черным кушаком; на его манжетах поблескивали золотые запонки. Он заметил меня на ступеньках здания, скользнул взглядом по названиям фильмов на полотнищах, свешивающихся с балконов, и, чуть помедлив, взметнул в ночной воздух ладони, как будто обескураженный моим кинематографическим выбором на этот вечер.

— Пол, кто это был? — Франсес махнула вслед тронувшемуся лимузину. — Кажется, Гальдер…

— Джейн с Делажами и Паскалем Цандером. У нее был такой счастливый вид.

— Отлично, на просмотре никто не умер от скуки. Они едут на вечеринку на виллу Гримальди.

— Цандер, кажется, пьян. Слишком пьян для шефа службы безопасности.

— Кое у кого он вызывает беспокойство. Поговаривают, что его сменят. Пожалей меня, Пол. Мне нужно будет разговаривать с ним на вечеринке. Этим блудливым рукам самое место там, на крыше «Нога Хилтон», у самурая…

Я провожал взглядом удаляющиеся габаритные огни лимузина, и на какое-то мгновение мне показалось, будто Джейн оглянулась и посмотрела на меня.

— Вилла Гримальди? Я поеду с тобой.

— А приглашение у тебя есть?

— Я протараню ворота.

— Ты не видел тех ворот. — Она мрачным взглядом скользнула по моей грязной рубашке и кожаным сандалиям. — Я тебя могу туда провести, но без вечернего костюма нельзя.

— Они решат, что я — один из охранников.

— Все охранники одеты, как Кэри Грант{75}. — Она размышляла, как найти выход из этого тряпичного тупика, чтобы я смог сыграть свою роль в ее сценарии. — Мы вернемся в Марина-Бе-дез-Анж. Там есть старый смокинг Дэвида. Думаю, тебе позволительно его позаимствовать.

— Старый смокинг Дэвида?.. — Я взял ее под руку. — Да, я бы его надел. У меня предчувствие, что он будет мне впору…

Глава 32 Смокинг мертвеца

Марина-Бе-дез-Анж укуталась в ночь, а искривленные фасады башен стали вместилищем еще большей тьмы — сновидений, мечтаний и секонала{76}. Мы направились в Антиб по шоссе «эр-эн-семь» — слева от нас лежали пляжи Вильнев-Лубе. На волнах лавировал серфер, за ним наблюдали его жена и сын-подросток, расположившиеся возле автомобиля на галечном склоне. Парус, поймав переменчивый ветер, казалось, исчезал на несколько секунд, потом появлялся опять, словно возникал из какого-то разлома в пространстве — времени.

Морщась при мысли о предстоящей вечеринке на вилле Гримальди, Франсес наклонялась к баранке БМВ, следуя лучам фар, которые высвечивали крутые подъемы и спуски. Я откинулся на спинку пассажирского сиденья, и ночной воздух накатывал на меня стремительной волной, выдувая из смокинга остатки запахов Гринвуда.

Смокинг мертвеца оказался мне маловат — когда я его надел, швы под мышками затрещали. Франсес вытащила его из гардероба в своей спальне и прижала к плечам, не желая с ним расставаться. Она села на кровать и смотрела, как я разглаживаю помятые лацканы. Ткань впитала в себя запахи ушедших времен; воспоминания об обедах медицинского общества в Лондоне, дыме сигары и давно забытом лосьоне после бритья сочились из-под поношенной шелковой подкладки.

Но мне было на удивление удобно в докторских обносках. Я разглядывал себя в зеркале гардероба и чувствовал, что стал Гринвудом и уже начал играть его роль. Франсес смотрела на меня чуть ли не с благоговением: ей казалось, что в моей шкуре бывший любовник вернулся в ее спальню.

Я надел одну из ее спортивных белых рубашек и черный галстук из креповой шляпной ленты — и в конце концов был признан годным. Мы уже выходили из квартиры, когда я вспомнил про свои кожаные сандалии.

— Господи, Франсес! А мои ноги?!

— Ну? У тебя их две.

— Посмотри — пальцы словно клешни омара.

— Там будет полно народу. На них никто не обратит внимания. — Франсес бросила взгляд на пальцы моих ног. — Они у тебя приспособлены для хватания. Это наследственное?

Совершенно случайно у нее оказалась пара черных эспадрилий{77}, которые мне пришлось подогнуть, чтобы они приняли нужную форму. В лифте, спускавшемся в подземный гараж, Франсес прикасалась к смокингу, пытаясь успокоить взволновавшегося призрака. Несколько секунд на ее лице было такое выражение, будто она видела меня в первый раз.

Мои собственные воспоминания о Гринвуде были не столь сильны. Ядерная доза болеутоляющего, которую я ввел себе в туалете, погрузила меня в приятную апатию. Пусть мир сам решает свои дела и разбирается с рехнувшимся доктором. Когда мы, миновав гавань и скромный многоквартирный дом, где провел свои последние годы Грэм Грин, добрались до Антиба, я подумал о двух азиатках, которые, будто фурии, сидели за этим столиком с байковой скатертью и охраняли свою уродливую пристройку к кинофестивалю, пока Гринвуд как по кругам ада бродил по этим видеоужасам.

Мы долго простояли под красным сигналом светофора у автобусного вокзала в Гольф-Жуане. Франсес одобрительно улыбнулась в натриевом сиянии фонарей:

— Отлично выглядишь, Пол. Даже собственная жена, чем черт не шутит, от тебя забалдеет.

— Я теперь сплю в детской. Она такая солнечная и веселенькая. Я словно вернулся в младенчество — меня охраняют Бабар, Тинтин и медвежонок Руперт…

— Очень миленькие. Это я помогла Дэвиду их расклеить.

— Зачем? Он же не был женат. Странная штука для холостяка.

— К нему приезжали друзья из Лондона.

— А девочки из приюта в Ла-Боке — они бывали у него в доме?

— Со своими дядюшками — время от времени…

— Арабские рабочие-эмигранты? В это трудно поверить. — По ровно вымощенной дороге, петлявшей между роскошными виллами, которые светились, словно призраки, в огне фейерверков, мы взбирались на вершины Суперканн. — Что за глупая идея с Алисой — давать такую мудреную книжку девочкам-подросткам. Он был Британский Совет в одном лице, и проку от него было не больше. Для этих крутых девчонок книжки про Алису все равно что китайская грамота.

— Так зачем ему это было нужно? Давай, Пол, напрягись… Явно же думаешь о преподобном Доджсоне и других его интересах{78}.

— Мне это и в самом деле приходило в голову.

Мы добрались до виллы Гримальди и у ворот попали в натуральную пробку. В темноте важные гости, сидевшие в своих лимузинах, казались отпрысками свергнутых королевских династий. Охранники в формах «Эдем-Олимпии» взяли у Франсес приглашение и указали путь на дорожку, где она вверила свой БМВ целому отряду сверхуслужливых парковщиков.

Три выложенные мрамором террасы (нижняя — с бассейном) выходили на лужайку, спускавшуюся к заливу Ле-Напуль. Под нами лежали Канны — средоточие света; Круазетт спускалась к морю — словно огромный поток лавы, скатившись с горы, поджег кромку воды. Дворец фестивалей напоминал вторичную кальдеру, а вращающийся стробоскоп на его крыше выплескивал на Вье-Пор красочный фонтан.

Мы с Франсес двинулись вперед, ослепляемые вспышками неестественного цвета фейерверков. На террасы набилось пять сотен гостей, некоторые танцевали под африканскую музыку, другие угощались шампанским и канапе. На вечеринке царила атмосфера вымученного приятельства, иллюзия веселья, которая казалась частью сложного социального эксперимента.

На нижней террасе расположились наименее важные гости — начальники местных полицейских отделений, магистраты и ведущие муниципальные чиновники. Они и их ухоженные жены стояли, повернувшись спиной к Круазетт, и мрачно взирали на артистов, режиссеров и прокатчиков, расположившихся на средней террасе. Никого из артистов я не узнал — это были честолюбивые дебютанты, еще готовые брататься с публикой, но уже проявляющие нервную кокетливость знаменитостей, вынужденных мириться с тем, что никто их не узнает и не видел их внеконкурсных фильмов. Они же в свою очередь ревниво наблюдали за верхней террасой. Там находилась элита продюсеров, банкиров и инвесторов, которым приходилось сносить этот шум — коллективный гул неразборчивых голосов. Каннский кинофестиваль, как и фестиваль Американской киноакадемии в Лос-Анджелесе, мгновенно породнил их с заблуждением, будто кино и деньги — вещи между собой никак не связанные.