Джон Ирвинг - Мир от Гарпа

• Название: Мир от Гарпа
• Автор: Джон Ирвинг
• Издательство: Издательство Новости
• Жанр: Современная проза
• Год: 1992
• ISBN: 5-7020-0702-6

Эта книга уже издана миллионами экземпляров практически во всех странах Европы и Америки, хотя она — вовсе не то, что обычно именуют „массовой литературой“.

„Мир от Гарпа“ представляет собой панораму жизни американского среднего класса на протяжении нескольких десятилетий вплоть до середины 70-х гг. Главная проблема романа: можно ли совместить одну из важнейших ценностей цивилизации — семью — и стремление к свободе сексуальных отношений. Построение сюжета, последовательность жизненных перипетий героев однозначно показывают позицию автора: хочешь спокойной жизни — обуздывай страсти.

Книга предназначена для массового читателя.

Послесловие М. Литвиновой

---

— Меня устраивают только такие отношения, — говорила она Гарпу.

— Это не худший вариант, Роберта. Далеко не каждому удается навести порядок в личной жизни.

И они еще более ожесточенно сражались в теннис, а когда потеплело, начали бегать трусцой по извилистым дорожкам, ведущим к морю. У них был свой маршрут от Стиринга до приюта в бухте Догз-хед протяженностью ровно в шесть миль[47]. Когда Роберта отлучалась в Нью-Йорк, Гарп бегал один.

Однажды он бежал по обычному маршруту, и почти на середине пути его обогнал забрызганный грязью белый „сааб“; поравнявшись с Гарпом, он сбавил скорость, а затем снова рванул и скоро скрылся из виду. Это было единственное, что показалось Гарпу странным. Видя приближавшиеся встречные машины, он бежал по левой стороне дороги; „сааб“ обогнал по правой полосе, как и положено. И Гарп тут же выбросил его из головы.

На бегу Гарп обдумывал выступление в приюте, которое обещал Роберте. Она таки уговорила его почитать что-нибудь из своей прозы на собрании членов Фонда и их гостей. В конце концов, он был главным попечителем, а Роберта довольно часто устраивала маленькие концерты, вечера поэзии и тому подобное. Гарп недолюбливал эту самодеятельность. И терпеть не мог сам выступать с чтением своих вещей, особенно перед женщинами, как предстояло теперь. Еще бы, его нападки на джеймсианок задели многих феминисток. Женщины поумнее не могли не согласиться с ним в главном, но они также уловили в его нападках на джеймсианок какую-то личную неуправляемую обиду. Эти женщины чуяли двигавший Гарпом чисто мужской охотничий инстинкт. Действительно, как говорила Хелен, в нем не было терпимости к тем, кто сам во всем проявлял нетерпимость. Большинство феминисток сходились на том, что Гарп сказал правду о джеймсианках, но почему с такой ожесточенностью? Пользуясь спортивным жаргоном, Гарп применил излишний силовой прессинг. И, выступая даже перед смешанной аудиторией, он шестым чувством ощущал их молчаливую неприязнь. Жесткий стиль в интеллектуальной среде был теперь не в моде, а он позволил себе на глазах у всех дать волю характеру и показал, что может быть жестким.

Роберта посоветовала ему не читать те отрывки, где описываются любовные сцены. К таким вещам члены Фонда Дженни Филдз относились не то чтобы враждебно, а, скорее, настороженно. „У вас есть что почитать и кроме секса“, — заметила она. Ни он ни она не заикнулись даже о возможности почитать что-то новенькое. Потому-то он теперь и не любил выступать — ничего новенького давным-давно и в помине не было.

Гарп трусцой бежал вверх по длинному склону холма, мимо фермы, где паслись черные быки ангусской породы. Холм этот был единственной возвышенностью на всем пути от Стиринга до побережья. Позади осталась двухмильная отметка. Иссиня- черные морды животных повернулись в его сторону наподобие дул двустволок, возведенных над невысокой каменной оградой. Гарп любил разговаривать с животными. Сейчас он им помычал.

Впереди снова появился грязно-белый „сааб“, едущий навстречу, Гарп подался левее — пришлось бежать по пыльной обочине. Один бык ответил Гарпу мычанием, два других испуганно отпрянули. Гарп смотрел на животных. „Сааб“ шел медленно, водитель, как видно, противник лихой езды, так что можно не держать его в поле зрения.

Спасла его только хорошая память. Ему запомнилось, что „сааб“, проезжая мимо в первый раз, сбавил скорость. Запомнилось и то, как водитель, вытянув шею, пытался разглядеть одинокого бегуна в зеркало заднего обзора.

Гарп быстро отвел взгляд от черного быка и вдруг увидел, что „сааб“, заглушив мотор, бесшумно вырулил на обочину и мчится прямо на него, вздымая придорожную пыль, которая столбом поднималась позади грязно-белой машины. За рулем, пригнувшись, с сосредоточенным видом сидел водитель, точь-в-точь пулеметчик, готовый открыть по цели огонь.

В два прыжка Гарп преодолел расстояние, отделявшее его от каменной ограды, и, не обратив внимания на электрический провод, натянутый сверху, перемахнул через нее. Задев бедром провод, он почувствовал, как его слегка дернуло и, перелетев через ограду, мягко приземлился на зеленом поле, объеденном и вытоптанном быками.

Гарп лежал, прижимаясь к сырой траве. В пересохшей глотке скребло, он хотел прокашляться, но вместо кашля вдруг явственно услыхал мерзкое кваканье „Прибоя“. Прогрохотав копытами, в сторону метнулся черный бык. И в тот же миг грязно-белый „сааб“ с металлическим скрежетом на всем ходу врезался в каменную ограду фермы. Описав дугу над Гарпом, рядом упали два булыжника размером с его голову. Черный бык застыл как вкопанный, бешено вращая глазами, готовый сию секунду броситься вперед, сокрушая все и вся. Удерживал его только несмолкающий сигнал гудка, который заклинило от удара.

Гарп понял, что жив. Вкус крови во рту говорил всего-навсего о прикушенной губе. Держась за ограду, он подошел к пролому, в котором торчал корпус разбитой машины. Женщина за рулем на этот раз лишилась не только своего языка.

Ей было лет сорок. Передняя часть машины вздыбилась от наезда на стену, колени женщины, вцепившейся в искореженный руль, высоко задраны. Руки были загрубелые, красные, наверное, от суровых зим, выпавших на ее долю. На коротких пальцах ни одного кольца. Лицо перекошено от вмятины, оставленной не то дверцей машины, не то защитным козырьком. Теплый ветерок, струившийся в машину сквозь разбитое лобовое стекло, трепал спутанные каштановые волосы женщины со следами свежей крови.

В том, что она мертва, не было сомнений: Гарп заглянул ей в глаза. Бесспорно и то, что она джеймсианка: он заглянул ей в рот. Заглянул и в сумку, там, как он и ожидал, был блокнотик с карандашом. Среди множества исписанных листков попадались чистые. Одна записка начиналась так: „Привет! Меня зовут…“ и так далее. Была там и записка со словами: „Ты сам полез на рожон“. Гарп живо представил себе, что именно эту бумажку она сунула бы под резинку спортивных трусов на его окровавленном теле, оставшемся лежать на обочине дороги.

Попалось ему и письмо почти лирического содержания. Находка для газет, которые могли бы выжать из него многое. Оно гласило: „Меня никто не насиловал, и мне не хотелось бы, чтобы это со мной случилось. Я никогда в жизни не спала с мужчиной и никогда этого не хотела. Смысл всей моей жизни состоял в том, чтобы разделить страдания Эллен Джеймс“. „О Господи!“ — подумал Гарп и оставил записку в сумке среди прочих вещей. Не тот он был писатель и не тот человек, чтобы утаить свидетельство, пусть даже свидетельство безумия.

Падая, он ударил то место, куда пришелся удар, нанесенный Робертой на теннисном корте, и теперь, согнувшись от боли в паху, с трудом заковылял по дороге, ведущей в Стиринг. Его подобрал попутный молоковоз; доехав до полиции, Гарп с водителем пошли сообщить о случившемся.

Когда молоковоз подъехал к месту происшествия — перед тем как подобрать Гарпа, — вокруг грязно-белого „сааба“ ходили вырвавшиеся на свободу черные быки — огромные, фантастические плакальщики, скорбящие по хрупкому ангелу мщения, встретившему свой конец в машине иностранной марки.

„Наверное, поэтому мне и чудился последнее время „Прибой“, — думала Хелен, лежа с открытыми глазами рядом с крепко уснувшим Гарпом. Она прижалась к его теплому телу, ей хотелось раствориться в этой теплоте, исходившей от него, в таком родном запахе его тела. „Этот „Прибой“, наверное, и есть погибшая джеймсианка, — думала Хелен, — так что теперь кошмар кончился“. Она обняла Гарпа так сильно, что он проснулся.

— Что такое? — спросил он.

Не говоря ни слова, как будто и она приняла обет джеймсианок, Хелен, дрожа, прижалась к нему, спрятав лицо у него на груди. Он обнимал ее, пока она не перестала дрожать.

Представительница джеймсианок заявила, что считает происшедшее единичным актом насилия, совершенным, разумеется, без их ведома, но спровоцированным самой личностью этого „проповедника мужского шовинизма, агрессора и насильника Т. С. Гарпа“. Джеймсианки не берут на себя ответственность за покушение, но это происшествие не было для них неожиданностью и не очень огорчило их.

Роберта сказала Гарпу, что поймет его правильно, если после покушения он откажется выступить перед женской аудиторией, но Гарп все-таки отправился в бухту Догз-хед на встречу с членами Фонда Дженни Филдз и их гостями. В уютной, выходящей на солнечную сторону гостиной особняка Филдзов собралась добрая сотня слушательниц. Перед тем как начать чтение отрывка из „Пансиона Грильпарцер“, он обратился к аудитории со словами:

— Это моя первая и лучшая вещь. До сих пор не понимаю, как я ее придумал. На мой взгляд, это книга о смерти, но когда я писал ее, я понятия не имел, что такое смерть. Теперь я знаю, какая она, смерть, но больше не пишу. В моей книге одиннадцать героев. Семеро из них погибают, один сходит с ума, и еще один бежит с любовницей. Не буду рассказывать вам, как сложилась судьба еще двоих; думаю, вы понимаете, что шансы дотянуть до конца этой истории у них не очень-то велики.