Петр Рябов - Анархические письма

• Название: Анархические письма
• Автор: Петр Рябов
• Жанр: Философия

---

Все сказанное вновь доказывает лишь, что безусловное (огульное) отрицание революции ее слепыми, глупыми или недобросовестными и лицемерными критиками, не видящими ее неизбежности и оправданности, либо делание из нее – ее слепыми приверженцами – Кумира и Фетиша, все оправдывающего и самоценного не смотря ни на что (чем грешат иные революционеры) – одинаково бесполезно и бессмысленно. Революция есть (как событие, а не как мировоззрение) социальный факт, факт, имеющий право на существование и одновременно таящий угрозы и дающий шанс – важно правильно отнестись к этому факту, не поклоняясь ему и не анафемствуя его априорно.

Здесь мы подходим еще к одному важнейшему вопросу: роль структурных социальных изменений в революции. Анархисты прошлого грешили переоценкой значения этих социальных форм, видя в них исключительный корень всего мирового зла или добра. Конечно, от того, как организованно общество и государство, зависит многое в человеческой жизни, – но не все. «Государство – абсолютное зло», стоит лишь разрушить его и заменить федерацией самоуправляющихся общин, и зло исчезнет, проявится добрая, безгрешная сущность человека; люди, являющиеся лишь производными орудиями и функциями социальных форм и институтов, из злодеев станут ангелами, – таково было убеждение анархистов век назад. Я полагаю, эта точка зрения грешит односторонностью (однобокой идеализацией человека, народа и демонизацией государства), поскольку, как не раз было показало раньше, человек неотделим от породившего его общества, и не растворяем в нем всецело: он и является порождением общественных форм, и сам творит себя, будучи отчасти автономным. А потому – в силу неразрывности «внутренней» и «внешней» свободы и несвободы человека, его «социальности» и «индивидуальности», классовая, социальная структура одновременно и корень, и не корень зла, а формы революционного общества: делегирование, договор, самоуправляющаяся федерация общин и коллективов – и панацея, и не панацея от этого зла. Ибо формы общества, выражая некое содержание (рабство, несвободу, конформизм или, наоборот, свободу, самоуправление, самообновление), служат сперва его (содержания) порождением, воплощением (так, государство выражает стремление людей к несвободе, появление в профсоюзах «актива» и «пассива» (бюрократии и взносоплательщиков) – следствие разной степени у разных людей ответственности и готовности решать свою судьбу), но потом, возникнув, сами становятся активным – в данном случае консервативным – элементом. Так «государственный интерес», круговая порука чиновников, корысть, заинтересованность профбюрократии сами порождают пассивность и рабство «подданных» и активность «правящих», создавая помехи и препятствуя делу освобождения. Точно также новые, «идеальные» анархические формы и принципы устройства общества – сами по себе автоматически ничего не гарантируют и вовсе не порождают «идеального человека», свободы, справедливости, братства, но могут лишь не мешать и способствовать им.

Между прочим, вопрос активности людей – тот роковой вопрос, о который разбиваются все либертарные концепции. В революциях активность людей резко возрастает, они берут судьбу в свои собственные руки, ощущают себя актерами, скинувшими прилипшие маски, и способными поменять амплуа, однако затем фатально (так было всегда до сих пор) эта активность падает, и «народ» становится «массой», безликой, пассивной, покорной, движимой лить материальными интересами и готовой отдать свою судьбу любым господам. Проблема возможности анархического (или хотя бы более-менее либератрного) общества – это проблема нахождения «вечного двигателя», постоянно поддерживающего высокую активность большинства людей. Может ли вулкан народного творчества извергаться непрерывно или же он обречен лишь на яркие короткие вспышки-изврежения? Пока мы не приблизимся к решению этой проблемы, любые выступления – и в мировом масштабе, и в масштабе отдельного города или предприятия – обречены на поражение или якобинско-большевистское перерождение. Убоявшись собственной отваги и устав от собственной активности, люди обычно подчиняются новой власти, либо расслаиваются на немногих – тех, кому «больше всех надо» (они становятся «авангардом» и правителями) и на большинство, готовое поддерживать и повиноваться.

Тот фанатизм и энтузиазм, который во многом был присущ трудящимся конца XIX – начала XX века и побуждал их нередко к борьбе, восстаниям, баррикадам, сегодня почти исчез (это вызвано отчасти и разочарованием в результатах прошедших революций). Глаза больше не зажигаются при возвышенных словах и звучных лозунгах, сердца не горят ярким пламенем, люди пассивно застыли. Их теперь не увлечешь «на штурм неба», но и на погром не подвигнешь. (Речь идет о России и Западе, а не о мусульманском Востоке, который еще не сказал своего окончательного слова во всемирной истории, и, конечно, не о Китае и Латинской Америке, у которых – великое будущее, в том числе, самое близкое). Хорошо это или плохо? Мертвы ли они или лишь в полуобмороке? Навеки отказались от попыток изменить свою судьбу или лишь перестали верить демагогам, сулящим рай на земле? Без ответа на эти вопросы никакая анархическая теория или практика невозможны.

Давайте вспомним гениальное стихотворение Блока «Скифы», написанное в 1918 году и неподражаемо воплотившее в себе дух Великой Российской Революции. «Старый мир» – к которому обращается через поэта Революционная Россия – это разом и Европа (понятие «цивилизационное»), и «буржуазное общество» (социально-экономическое понятие). В стихотворении Блока – чередуются угрозы, бравада, отождествление России с Европой, с Востоком, новые угрозы, призывы к братству, – нечто в духе Рогожина из «Идиота": смесь любви и ненависти, нежности и обвинения, тревоги и упования. Европа у Блока – это Эдип, Россия – Сфинкс: символ силы, тайны и древности. Эдип погубил Сфинкса. Эдип пытлив, энергичен, все желает знать, но Сфинкс знает о нем самом нечто такое, что лучше бы Эдипу вообще не жить: в России, и не просто в России, а в Российской Революции – таится судьба Эдипа – Европы. «Ваш старый горн ковал и заглушал гром лавы» – пишет Блок: цивилизованность старушки-Европы мешает ей увидеть живые, свежие силы, несущие Апокалипсис – яли Возрождение. Россия – гениально прозревает Блок – и Запад, я Восток, в ней ключ к XX веку; она либо даст синтез (через Революцию) своей восточной стихии с Евррпой, ее свободолюбивой персоналистической культурой, либо – повернется к Западу «своею азиатской рожей», сочетав восточный деспотизм с западным индустриализмом и породив всплеск варварства, тирании, грозной для Европы, но Европой же спровоцированной. Впрочем, тот «гунн», о котором Блок в 1918 году еще мог говорить с такой нежностью, воодушевлением, бравадой и тревогой, оказался куда страшнее, варваризировав Россию (в духе Петра I) модернистскими средствами, под видом варварской модернизации. Сейчас роль России 1917 года в мире, возможно, призвана сыграть Латинская Америка или Китай. И как тогда, все возможно, ничто не предначертано заранее. А Россия?

«Свобода или смерть!» – такие слова может произнести не только отдельный человек в какой-то пограничной ситуации, но и целый народ в великий момент своей истории сыграв ва-банк. Но, если Судьбе угодно второе – то есть не свобода, а смерть, то, в случае с отдельным человеком, все на этом и заканчивается. Заканчивается ужасно, но достойно и возвышенно. («Лучше умереть стоя, чем жить на коленях», – впрочем, сказавшая так Долорес Ибаррури, предпочла бежать в СССР, чтобы стоять на коленях серед Сталиным и жить, чем погибнуть в борьбе против Франко, что отчасти обесценивает эту изумительную фразу: такие фразы надо подкреплять делом!) Человек, правда, не может больше повторить эти слова, как и любые другие, ибо погибает героической смертью в борьбе за свое достоинство. Куда хуже дело обстоит со страной, с народом, который, произнеся всем своим существом эти слова, тем не менее не добивается свободы. (Это напоминает игрока, поставившего все на кон и проигравшего, но желающего продолжить игру – непонятно на что). Подобные слова второй раз повторить народ, как и отдельный человек, не может. В 1917-1921 годах – в роковой, величайший, звездный момент своей истории – Россия в своем дерзновении от всей души сказала, выдохнула эти магические, страшные слова: «Свобода или смерть! Социализм или варварство!» Тогда – Блок свидетель! – схлестнулись невыразимой мощи стихии, потоки, смерчи, силы. Корнилов, Ленин, Колчак, Троцкий или Кронштадт, Махно, антоновцы – третьего не дано. И выпала на чашу весов – смерть. Игра стоила свеч, но она была честно проиграна. Мы сейчас – и это самое скверное – не можем уже повторить этих слов, мы – еще живые люди уже мертвой страны. Хребет России был переломлен в 30-е годы и – сейчас это понятно, – ее история завершена. То, что могло стать для России и мира величайшим прорывом, стало величайшим крахом. Мы сегодня не можем повторить такие слова вторично как народ, но не как отдельные люди. Можно раздавить, запугать, уничтожить целый народ, но невозможно лишить свободы каждого отдельного человека. Каждый из нас – за себя – может еще сказать: «Свобода или смерть» – и в этом остатки надежды.