Донасьен Альфонс Франсуа де Сад - Маркиза де Ганж, или Несчастная судьба добродетели

• Название: Маркиза де Ганж, или Несчастная судьба добродетели
• Автор: Донасьен Альфонс Франсуа де Сад
• Издательство: Азбука-Классика
• Жанр: Эротика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9985-0673-4

Исторический роман легендарного маркиза де Сада «Маркиза де Ганж», созданный в период, когда писатель за нетривиальные сексуальные идеи был заточен в психиатрическую лечебницу в Шарантоне. Злоключения очаровательной беззащитной благородной героини, ставшей игрушкой темных сил.

---

Прочитав сию записку, аббат зачитал документ, изготовленный и подписанный в подземелье Дешана.

Ознакомившись с содержанием обеих записок, г-жа де Шатоблан настолько была изумлена, что с немалым трудом пришла в себя.

Однако они вызвали у нее вполне обоснованные подозрения.

— Уверена, сударь, — решительно начала она, — если записки эти подлинны, они по праву могут считаться свидетельствами нечестия и развращенности. Даже если они написаны моей дочерью, от этого они не станут менее отвратительны. Но мне почему-то думается, что они поддельные... Не кажется ли вам, что над их составлением потрудилась рука Люцифера?

— Мне кажется, — ответил Теодор, — что истина в нашем случае выглядит настолько неприглядно, что записки сии никак не могут быть фальшивками: те мерзости, которые в них написаны, придумать невозможно.

— Вот именно: они настолько отвратительны, что в них трудно поверить. Тем более что в пользу моей дочери свидетельствует столько доказательств, что они поистине затмевают ваши выдумки! Ее безграничная привязанность к господину де Ганжу, коего она предпочла всем остальным придворным; ее безупречное со всех точек зрения поведение; ее религиозное чувство, оскорбленное в нечестивых фразах так называемой записки, ад-

ресованной Вильфраншу, а также неподдельные искренность и чистота, всегда ей присущие, несомненно, отметают приписанные ей бесчестные поступки, и я склонна видеть во всем скорее клевету, нежели супружескую измену. Как бы там ни было, сударь, — прибавила г-жа де Шатоблан, прерывая разговор, дабы прекратить бесполезные пререкания, — мне сейчас требуется отдых, и я прошу вас удалиться. Исполняйте все, что вам предписано; по причине слабости своей мне придется с этим смириться, но небесное правосудие, не оставляющее безнаказанным никого, рано или поздно отомстит за попранную добродетель, кою преступление пытается раздавить. Аббат велит позвать Розу.

— Вот, — говорит он, — дитя мое, новая узница, и мой брат также поручает ее тебе. Ты будешь обращаться с ней с таким же почтением, как и со своей госпожой; будешь прислуживать ей и ее внуку в этих комнатах, двери которых станешь запирать всякий раз, когда будешь уходить отсюда. А вы, господин аббат Перре, будьте готовы прийти по первому же призыву г-жи де Шатоблан: очень скоро ей могут понадобиться ваши услуги. А если, даче чаяния, она решит поручить вам воспитание внука, вы немедленно приступите к своим обязанностям. А вам, сударыня, я буду иметь честь засвидетельствовать свое почтение, когда вы предоставите мне таковую возможность.

С этими словами Теодор удалился; викарий последовал за ним.

Мужчины уходят, а. Роза, получившая надлежащие наставления, остается с матерью Эфразии.

— Еще парочка узников, — говорит аббат своему приятелю Перре, — и наш дом будет походить

на тюремный замок. Говорят, Мазарини отдал приказ начать строительство такого замка. Так, может, предложить ему купить нашу обветшалую крепость?

— Вы счастливый человек, господин аббат, — замечает Перре, — вы можете шутить во всех положениях, даже в самых щекотливых.

— Щекотливых? А где вы видите щекотливое положение?

— Мне показалось, что эта женщина не поверила предъявленным ей доказательствам: они не убедили ее.

— Ну и что? Она в нашей власти, а больше нам ничего и не надо. В Авиньоне считают, что она в Париже, а я отвечаю за то, что в Париже никто даже не заподозрит, что она может быть в Ганже.

— Однако, — сменил тему Перре, — вы никогда не говорили мне о записке, адресованной Вильфраншу. В какой адской кузнице было выковано сие оружие?

— В моей, — ответил Теодор. — О ней пока не знает даже маркиз. Я сам составил ее и нашел в Ниме человека, весьма искусно подделывающего почерки. Достаточно было показать ему всего лишь строчку, написанную рукой моей невестки, чтобы он тут же сумел подделать ее почерк.

— Полагаю, вы предъявили узнице копию?

— Оригинал покинет мой портфель только в случае крайней необходимости. Но сейчас речь не об этом. Сегодня самое главное — не дать узницам возможности общаться, так что не переставай напоминать об этом Розе. Тебе я поручаю пристально наблюдать за мамашей. Можешь почитать ей Писание. А я займусь Эфразией.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Сразу же по приезде г-жи де Шатоблан осторожный аббат почувствовал, что держать дочь в неведении о прибытии матери не удастся, ибо положиться на Розу в таком щепетильном вопросе было, разумеется, невозможно. Впрочем, невольные сообщники всегда представляют для злодеев наибольшую угрозу. Поведение Розы не раз свидетельствовало о ее добром сердце и привязанности к хозяйке. Наделив человека даже зачатками добродетели, природа властно требует от него реализовать дарованные ему качества, и преступникам, подыскивающим себе сообщников, следовало бы помнить об этом и не пытаться обмануть природу.

Аббат решил, что проще и выгоднее поссорить мать с дочерью, ибо, не имея возможности видеть друг друга, они могут рассчитывать только на добросовестность девушки, прислуживающей им обеим. И согласно новому замыслу Теодор через несколько дней отправился к Эфразии.

— Ваша матушка и сын в замке, — объявил он с порога.

— Матушка!.. Сын!.. О великий Боже! Известие, принесенное вами, для меня словно луч надежды, засиявший во тьме!

— Не спешите радоваться,— сдерживает ее порыв коварный аббат. — Луч этот вряд ли станет

для вас путеводной звездой. Г-жа де Шатоблан здесь; но она настроена против вас и не хочет вас видеть. Ваш муж прочел ей злосчастные записки, свидетельствующие о вашей виновности и подтверждающие ваши преступления, и ярость ее поистине безмерна.

— Вы по-прежнему продолжаете клеветать на меня?

— А вы по-прежнему все отрицаете?

— Сударь, давайте не будем смешивать все в одну кучу. В подземелье я написала записку с единственной целью — спасти себе жизнь и получить шанс выбраться из подневольного заточения. Письмо Вильфраншу полностью поддельное; я никогда его не писала.

— Простите, сударыня, но ваше упрямство скорее подтверждает обвинение, нежели оправдывает вас. Кротость, сдержанность и желание испросить прощения за свои проступки пристали вам во много раз больше. Покорность свидетельствовала бы о красоте души, а упорное отрицание очевидного доказывает лишь вашу приверженность пороку; вступив на его стезю, вы, видимо, решили, что, постоянно отрицая, вам не только удастся скрыть свой позор и избежать наказания, но и возложить на других ответственность за собственные злодеяния. Так знайте же: подобное притворство пользы не приносит, — наоборот, оно вредит обвиняемому и подрывает его репутацию. Только искреннее раскаяние виновного сможет растрогать судей и смягчить их приговор.

— Значит, по-вашему, чтобы заслужить уважение других, надо согласиться взять на себя преступления, которые никогда не совершал?

— Разумеется, нет. Однако когда преступление совершено, лучше признать его, нежели отрицанием усугублять свою вину. Однако оставим аргументы, рожденные сухой логикой, они слишком заумны и, очевидно, бесполезны. Ваша мать прочла записку к Вильфраншу, авторство которой вы дерзко отрицаете.

— Я не писала эту записку; и я намерена и дальше защищать себя от ложных обвинений, иначе молчание мое станет таким же непростительным преступлением, как и то, которое мне вменяют в вину.

— Вам придется защищать себя перед лицом правосудия!

— Я прошу немедленно передать меня в руки правосудия.

— Не торопитесь, ваш муж скоро это сделает. А пока удовлетворитесь известием о том, что мать отказывается вас видеть, так как нисколько не сомневается в вашей виновности.

— А тогда зачем она сюда приехала?

— Забрать бумаги, необходимые для поездки в Париж, дабы там по возможности уладить последствия злосчастной дуэли, причиною которой явились вы. Если дело примет дурной оборот, вашему супругу может грозить изгнание и ему придется уехать за границу.

— Но скажите, она расстроилась из-за того, что я не могу повидаться с ней?

— Нет, ведь отказ увидеться с вами исходит от нее.

— Увы, вся семья против меня! Даже если бы я была виновна, вряд ли меня ожидал бы более жестокий удел! О, откуда эта беспредельная жестокость, оставляющая на долю невинности всю

горечь и все муки, коих заслуживают только преступники? Но вы, кажется, были готовы предложить мне свое посредничество и свои услуги, дабы снять с меня воображаемую вину, если я соглашусь совершить подлинное преступление?

— Мое предложение по-прежнему в силе, равно как и цена его.

— Итак, вы хотите быть добродетельным только в том случае, если я стану преступницей?

— Не преувеличивайте. Действие, которое вас так пугает, заслуживает гораздо меньше порицания, чем проступки, уже вами совершенные. Лучше подумайте о том, что, отступив еще на шажок от ваших принципов, вы искупите тягчайшее преступление.