Катерина Шишканова - Крылья ангела

• Название: Крылья ангела
• Автор: Катерина Шишканова
• Жанр: Любовно-фантастические романы

…Когда на тебя сверху валится обугленная туша и ни с того, ни с сего сыпятся молнии со всех сторон, совсем нет времени хоть что-нибудь сообразить. И не поймёшь — ангел это или демон, из последних сил складывает поломанные крылья и безмолвно просит пощады. Или смерти. Спасение утопающего — дело рук самого утопающего. Или того, на чью голову утопленник-неудачник свалился. Может, поэтому я его и спасла. И всё было бы просто замечательно, если бы не то обстоятельство, что сама я не просто далека от святости, а самый настоящий демон!

---

Потом были жёсткие, но неуловимо знакомые пальцы, беспардонно ухватившие меня за основание крыльев и смыкнувшие куда-то в пространство телепорта. Я выпустила когти и полоснула гада с разворота, стараясь если не добраться до шеи, то хотя бы подпортить личико, обязательно смазливое и голубоглазое. Ангел сцепил зубы — я даже услышала их скрип — и удобней перехватил меня в талии, одновременно с этим пресекая все попытки избавиться от его навязчивого общества. Я открыла глаза, стараясь разглядеть, кто это тут такой отчаянный, но светлый телепорт высосал слишком много сил, поэтому всё, что я успела — увидеть его глаза, неожиданно перламутровые и бархатные, а потом потеряла сознание.

— Ада, сдурела что ли? Отпусти, полоумная, заду-уши-ишь.

Агат с выпученными глазами исходил на слюну в бессильной попытке оторвать мои пальцы от своей цыплячьей шейки. Конкретно присутствие пацанёнка меня нисколько не смущало — этот прощелыга находил меня всегда и везде вне зависимости от времени, места и моего состояния, поэтому и сейчас удивляться его присутствию не стоит. Осознав сей факт, с превеликой неохотой я выпустила его на волю. И тут же с утроенной яростью набросилась вновь, вспомнив, кому, собственно, обязана таким разбитым состоянием. И я имею в виду не чудесное избавление, а саму первопричину, изображённую на холсте в мастерской художника.

— Ах ты мразь поганая, — взревела я, не сдерживая звериную трансформацию, — как ты вообще моё имя узнал, сволочь?

Агат булькнул, выворачиваясь из моих тисков, но не преуспел в этом (ещё бы! Что ж я, какого-то сопливого пацана не удержу?) и мы просто рухнули на ковёр, покатившись в страстных объятьях удушаемого и душащей.

— Как давно ты его знаешь, — шипела я, — ну же, отвечай!

Ангел мужественно пыхтел, но ничего не говорил. Тогда я выкрутилась из его тисков и по-простому пнула гада в живот. Он скрючился, застонал, но только ещё сильней разозлил меня.

— Не нравится? Вот тебе, вот! Получай, червь!

— Ада?..

— Пшёл прочь, не отвлекай! Я спросила…

До меня с превеликим опозданием дошло, что такого ворса в моей халупе нет, но вот в Богдановой… Мерзкий паршивый спасатель умудрился перетащить меня туда, куда я меньше всего стремилась попасть, змеёныш. Коляска скрипнула в проёме двери, сидящий в ней человек подслеповато щурил глаза, привыкая к темноте, потом щёлкнул рубильником и застыл, разглядывая двух нежданных и столь необычных гостей. Ангел скрючился у моих ног, вытирая разбитую в кровь губу, я всё с той же оскаленной мордой и алыми, налитыми кровью, глазами, с ощеренной пастью, с распахнутыми на полкомнаты крыльями и в разодранной в клочья одежде.

Как он вообще меня узнал? Как вообще догадался, что это могу быть я?

— Что ты тут делаешь? — дрожащим, но отнюдь не испуганным голосом спросил он, въезжая внутрь. Я ощерилась ещё больше, но сложила крылья. Не спеша, впрочем, с ними расставаться и принимать человеческий облик. Пусть полюбуется на свою Макошь.

— Мне стало скучно, — чуть хрипло выдавила я. Неужели мне стыдно за мою внешность и поведение? Да никогда! — А что, ты против?

Богдан взглянул на скорчившегося Агата. Я уловила его жалостливый взгляд, но вместо того, чтоб проникнуться к несчастному созданию состраданием, душевно наступила на его руку, впечатав её в мягкий ковёр. Ничего, пусть не ноет, небось их Иисуса на кресте и не так корчило.

— Кто вы такие?

— Разве не видно? — невинно уточнила я. — Этого поганца зовут Агат, а я Ада.

— Кто ты, Ада?

— Ада, выпусти меня.

Я смотрела в его глаза, всё сильней впрессовывая ангельскую конечность в пол. Ну же, дурень, возненавидь меня. Или забойся. Я просто должна почувствовать, что ты изменил ко мне своё отношение.

Но он просто смотрел, словно впервые увидел — да так оно и было — и не выказывал никаких по этому поводу чувств — ни страха, ни жалости.

Только разочарование.

И я не выдержала, стряхнула демоническую половину, убрала ногу с руки Агата. Ангел встал, отряхнул свою замызганную хламиду, размял кисть.

— Может, поговорим?

— Значит ты… богиня?

Богдан вопросительно обернулся ко мне, ожидая подтверждения рассказу Агата. Всё это время я хмуро стояла в углу, долбя человеческий затылок внимательным пристальным взглядом, но художник либо умел ставить мыслеблоки, либо просто не обращал на него внимания — мой тяжёлый взгляд его не раздражал.

— Демон, — безапелляционно отрезала я. — И меня прислали за твоей душой. К связке так же можно приложить талант. Отдашь?

Человек отвернулся. Поверил в мою чёрную сущность? Отложил неприятное на потом?

Ангел укоризненно зыркнул в мою сторону, но я ответила ещё более тяжёлым взглядом — попляшешь ещё у меня, дай только с этой кашей разобраться.

— Почему вы вообще мне всё это рассказали?

— Видишь ли, дорогой, — я всё же прошла к собеседникам, — будь моя воля, ты бы ни о чём не узнал. Меня в бесчувственном состоянии к тебе доставил вот этот вот тип. С него и спрашивай.

— У меня долг перед тобой, — невозмутимо заметил белокрылый. — А долги следует возвращать.

— И вот таким вот оригинальным способом ты решил со мной расплатиться?

— Макошь, послушай…

— НЕ НАЗЫВАЙ МЕНЯ ЭТИМ ИМЕНЕМ, АГАТАНГЕЛ, — проревела я, впервые выпустив наружу тот звериный рык, которым когда-то так боялась напугать Богдана. Ангел скорчился, словно от хлыста. Забыл, голубчик, какое действие оказывает светлое имя на тёмных устах? Ну так я напомнила.

— Этот человек — ключ к твоему спасению, — упрямо прохрипел ангел.

Спасатель чёртов! С чего тебе вообще в голову взбрело меня спасать? Сама разберусь как-нибудь.

— То, что ты чувствуешь, коробит тебя изнутри, Ада, — я никогда не видела какие у него старые мудрые глаза и мне это абсолютно не нравилось. Я неожиданно сообразила, что совсем ничего о нём не знаю. Да, Агат любил поучать или потрепаться на тему извечного противостояния зла добру или наоборот, он любил рассказать о жизни в раю или взаимоотношениях между ангелами, но никогда — и я только сейчас это сообразила — никогда не говорил о том, чем, собственно, занимается сам. Праздношатающихся на небесах не приветствовали, но за все годы нашего общения мне так и не хватило ума поинтересоваться его рангом и положением. Конечно, все внешние признаки говорили о его незначительности и даже о некоем ничтожестве, но за последние семьдесят лет я поднялась из средних пластов ближе к верхушке, он же остался всё тем же середнячком с неопрятными грязно-серыми крыльями, не удостоившегося даже сносного нимба — так, один пшик, чтоб свои же собратья не зашибли в какой-нибудь стычке. Я же… он знал обо всех моих поручениях — я либо рассказывала о них ему в пику, когда он слишком уж доставал своими нравоучениями, либо жаловалась на тупых людишек, доставшихся мне в задании.

— Твои чувства обострены сейчас, — тем временем продолжал этот святоша в хитоне, раздражая меня тем больше, чем уверенней звучал его голос. Всё-таки я слишком с ним сблизилась, а это недопустимо. Я и так нарушила слишком много запретов. — И всё-таки они чисты как никогда. Этот человек пробудил в тебе то, что несвойственно демонам.

— Этот человек — моё задание, — забыв, собственно, о предмете нашего спора, мы уставились друг на друга, подперев руки в бока. А Богдан стал белым, как полотно. Тёмные глаза налились каким-то нехорошим блеском. Он ловил каждое наше слово, каждую реплику и скорей всего понимал всё, а где не разбирался, там догадывался.

Не свойственно…То, что я чувствовала к Богдану, не было ни любовью, ни сочувствием. Во всяком случае не такими, каким обычно подвержены люди или ангелы — бескорыстное умиление и трепетное восхищение. Это всё слишком человеческое, даже бывшая богиня во мне никогда не испытывала ничего подобного — скорей искажения истинных светлых чувств: те же любовь, доброта, сострадание, но подстроенные под нашу божественную систему ценностей. Если нежность, то безграничная, если ненависть, то абсолютная, страсть — всепоглощающая, вина — всеобъемлющая, злость — циничная. Дружба приходила с годами (если не веками), но ничто в целом мире (и не только в нём) не могло бы её разрушить, ибо наша дружба не ведает предательства, не страшится времени, не замечает расстояния. Любовь существует не вопреки, а благодаря — она подкрепляется обстоятельствами, невозможно всю жизнь умиляться одному факту нежной привязанности, её нужно доказывать, но в целом мире не сыскать силы, способной разорвать путы истинного чувства, ибо оно питается доверием, твердостью убеждений и заинтересованностью в грядущих переменах.

…А Богдан сумел меня заинтриговать…

— А теперь послушай меня внимательно, он — твой шанс выбраться из той ямы, куда ты так бездумно свалилась, — медленно отчеканил белокрылый дурень.