Tiamat - Гилморн

• Название: Гилморн
• Автор: Tiamat
• Жанр: Эротика, Секс

Тиамат— автор, пишущий в основном гомоэротическую прозу, в основном фэнтези, хотя встречается суровый реализм и техногенка. Тексты ориентированы на весьма специфическую женскую аудиторию. Однако случается, что геи и люди с вполне традиционными вкусами тоже находят их интересными.

Известность Тиамат принес цикл рассказов и повестей про Гилморна — «самого развратного эльфа Средиземья». К Толкиену этот цикл имеет мало отношения, почти все его персонажи — авторские, а действие проистекает преимущественно в постели. Гилморн стал поистине народным героем.

---

Не теряя времени даром, я поднялся в библиотеку, где Хантале проводил много времени, когда оставался один. И на этот раз он был там. Посмотрел на меня неприветливо и уткнулся в книгу. Я уперся руками в ручки кресла и наклонился над ним.

— Я знаю, кто ты.

Он даже на меня не взглянул, и я выхватил у него книгу и бросил в угол.

— Лорду Амроту не понравятся ваши манеры, — сказал он, лениво растягивая слова, и заложил руки за голову, будто мы вели дружескую беседу.

Я ударил его ладонью по щеке, а когда он попытался вскочить из кресла — толкнул обратно. Лицо его мгновенно изменило выражение, и он процедил:

— Убери руки, щенок.

— Ты что, не понял, что я сказал? Я знаю, кто ты. Знаю, почему ты лижешь отцу задницу. Он грозится выдать тебя, да? У нас в Итилиене шпионов не жалуют. Хочешь, расскажу, что сделают с тобой солдаты?

— Эру, какая у вас фантазия, лорд Амран! — сказал он и рассмеялся мне в лицо. — А может, у вас начинается горячка?

Я невольно поразился его самообладанию. Даже засомневался, прав ли я. Но его выдало то, как легко он перешел от гнева к насмешке — как человек, привыкший притворяться.

— Твой приговор — вот здесь, — и я сунул ему руку между ног. — Татуировочку-то не спрячешь.

— Не понимаю, о чем вы.

Его игра была безупречна, и в серых глазах не было ни тревоги, ни страха, даже когда я снова его ударил.

— Хватит прикидываться, сука. Хочешь, чтобы я отправил кого-нибудь с донесением в город? К вечеру здесь будет отряд солдат.

— Лорд Амрот вряд ли это оценит.

Я сказал ему открытым текстом, куда может убираться лорд Амрот.

Он помолчал, не глядя на меня, потом сказал:

— Чего вы хотите?

Усмехнувшись, я поставил колено на подлокотник кресла и расстегнул штаны. Он попробовал отвернуть голову, но я схватил его за волосы и удержал. Я так этого хотел, что голова шла кругом.

— Открой рот, — приказал я.

Он не послушался и снова получил по морде. Пробормотал что-то, вроде бы: «О боже, опять…» — и я ткнул ему в рот свой ноющий от напряжения член. Наконец-то я был в нем, и это было так сладко, что я едва не кончил прямо сразу. Но мне хотелось продлить удовольствие, и через несколько минут я вытащил его из кресла и толкнул на стол. Я был как в огне, меня раздирали противоречивые желания: то хотелось избить его до синяков, то перецеловать всего… Помню его гладкий зад под моими руками, и как я втиснулся в него, грубо и властно, и вылился в него, стиснув зубы, чтобы не заорать от удовольствия.

Губы у него дрожали, и лицо горело, когда он разогнулся и начал натягивать штаны.

— Весь в отца, такая же скотина, — в голосе его была неприкрытая ненависть.

Я усмехнулся. Следовало бы его избить за такие слова, но не хотелось оставлять синяков. Да пусть говорит, что хочет. Все равно он теперь в моей власти. И когда я сказал:

— Придешь сегодня ночью в мою комнату, — то знал, что он не посмеет ослушаться.

В тот день я впервые изведал не только плотскую страсть, но и пьянящий вкус обладания, непоколебимую уверенность в том, что мне подчинятся, и не могу сказать, что доставило мне большее наслаждение.

Он приходил ко мне всякий раз, когда я ему приказывал, раздевался и ложился в мою постель, голый, гибкий, горячий… вздыхал сквозь зубы, когда я входил в него, дышал со всхлипами, вцеплялся пальцами в простыню, стонал… у меня сводило мышцы живота от этих стонов, я утыкался лицом в его атласную спину со сведенными лопатками, в разметавшиеся волосы, и вбивал, вбивал его в постель. А иногда он приходил ко мне с резким запахом пота на коже — не своим запахом, дырочка между его ягодиц была растянутой и влажной, и я зверел от мысли, что он ложится под моего отца, что он лежал под ним только что, я готов был его растерзать, я хотел, чтобы он принадлежал только мне… Но следовало быть осторожным, чтобы отец ничего не узнал, и мне приходилось смирять свою страсть в постели, и сносить его близость во время занятий, и проходить мимо в узких коридорах, и ждать темноты, скрипя зубами от желания. Когда приходила ночь, я брал свое, стискивая его в объятиях. Мне хотелось забавляться с ним, как с игрушкой, трогать его и целовать, тискать… меня переполняло такое вожделение, что я не знал, как его излить, мне было мало просто засунуть член в это тело, мне уже не хотелось быть с ним грубым, с ним, таким сладким и нежным… и я не замечал, как он сам подставляет мне губы, как берет мою руку и кладет туда, где хочет ее ощущать, как двигается подо мной, как направляет меня…

Я запомнил тот день, когда он впервые лег со мной по своей воле.

— Зачем ты пришел сегодня, я не приказывал тебе, — сказал я хрипло. Я сделал это нарочно, я хотел узнать, придет ли он, и несколько часов сгорал от нетерпения.

Он остановился у постели в нерешительности, опустил руки, которыми начал уже расстегивать рубашку, и не говорил ничего. Тогда я вскочил, прижал его к себе и принялся целовать. Мы задыхались от любви и не могли насытиться друг другом. Под утро я сказал:

— Я не хочу, чтобы ты возвращался к нему.

— Мне не остается ничего другого, — шепнул он.

— Мы убежим, — сказал я, чувствуя себя взрослым и сильным, готовым защитить его от всего мира.

И мы убежали. Я прихватил шкатулку с драгоценностями мачехи, увел трех лошадей из конюшни, набрал припасов, и мы ни в чем не испытывали недостатка. И ни единого рассвета больше не встретили порознь.

Я мог бы описать, как нам было хорошо вместе… на постоялых дворах, на лесных ночевках… в крошечной комнатке на втором этаже таверны «Маковая росинка» в Минас-Тирите, до которого мы наконец добрались. Я мог бы… но это слишком больно.

Помню, я спросил, как его настоящее имя. Он засмеялся и ответил:

— Называй меня Хантале. Тот, кем я был раньше, умер. А хочешь, дай мне новое имя. Это будет справедливо, ведь с тобой я заново родился.

И я называл его Тале, когда мы занимались любовью.

Татуировка у него была такая: свившийся в кольцо морской дракон, похожий на змею, с усами, как рисуют на Юге. Лежа щекой на его бедре, я думал: как больно делать татуировку на такой нежной коже! И решился спросить:

— Откуда это у тебя?

Он помедлил, но все-таки ответил:

— От первого любовника. Как знак, что я принадлежу ему.

— И ты позволил?

На этот раз он молчал дольше, потом сказал тихо:

— Я бы сердце свое вырезал ради него.

И я больше ни о чем не стал спрашивать. Странный холодок коснулся моего сердца — будто бы дверь в прошлое Хантале чуть приотворилась, и оттуда потянуло сквозняком. Наверное, я мог бы узнать о нем правду тогда, и потом она не стала бы для меня таким потрясением. Но тогда я не решился войти.

Мы стремились насладиться каждой минутой нашей близости, словно зная, как мало времени отпущено нам судьбой. И даже в лавку за едой я спускался неохотно, зато обратно летел, как на крыльях. В тот день ничто не предвещало беды — но когда я вернулся, покупки выпали у меня из рук, потому что в комнате было полно солдат, и мой отец собственной персоной восседал в углу на единственном стуле. А Хантале был привязан к кровати, голый и с кляпом во рту.

Меня схватили так быстро, что я не успел дотянуться до меча. Я был испуган до смерти, но не за себя, а за своего возлюбленного, потому что ему грозило куда более суровое наказание, чем мне.

— Покарайте меня, отец, — сказал я, и собственный голос показался мне чужим. — Я один во всем виноват, и побег был моей идеей.

Я ожидал, что отец обрушит на меня ругательства и проклятия, но он вдруг сказал спокойно, почти мягко, как никогда раньше со мной не говорил:

— Ты опозорил нашу семью, Амран, но вина за это лежит не на тебе, а на том лживом создании, которое опутало тебя сетями сладострастия. Знаешь ли ты, кто этот человек? Он родился в харадском борделе, от шлюхи, и всю свою жизнь был шлюхой, пока его не выкупил умбарский капитан Усанаги по прозвищу Морской Дракон — это его знак он носит на теле, так в Умбаре принято клеймить наложников.

Я в ужасе посмотрел на Хантале, взглядом умоляя его: скажи, что он лжет! Но Хантале отвел глаза, и это было красноречивее всяких слов. А отец продолжал:

— Десять лет он служил Морскому Дракону и телом, и душой, шпионил для него в Бельфаласе и Андрасте, разжигал огни на берегу для черных кораблей Усанаги, чтобы пираты грабили и жгли мирные гондорские деревни. И ты не первый наследник благородной семьи, которого этот шлюхин сын обольстил. Будет справедливо, если мы поступим с ним, как со шлюхой.

И меня заставили смотреть, как солдаты по очереди насилуют моего возлюбленного. Я словно весь оледенел и едва понимал, что происходит. Он дергался в путах… хрипел, мотая головой… скрипела кровать, солдаты смеялись… пот и сперма на смуглых бедрах, и кровь, Эру Всемогущий… Последним отец заставил быть меня — стыдно сказать, ему даже не пришлось угрожать или уговаривать… меня толкнули к Хантале, я лег на его вздрагивающее тело и овладел им, не чувствуя ничего, только страшную опустошенность.