Тиамат Tiamat - Птица в клетке. Повесть из цикла Эклипсис (Затмение)

• Название: Птица в клетке. Повесть из цикла Эклипсис (Затмение)
• Автор: Тиамат Tiamat
• Жанр: Эротика, Секс

Что-то вроде «Эклипсис, 20 лет спустя». Закончен.

---

Глава 11

Комнатка под самой крышей «Цветка страсти» послужила бы отличной декорацией к роману про воинственных ярлов Белг Мейтарн. Стены были выложены тесаным камнем и украшены гобеленами, потемневшими от времени. Мебель грубая, массивная, из темного дуба, пол застелен шкурами. Оконный переплет был нарочито неровный, с вставленными в него кусками толстого непрозрачного стекла. Большое зеркало в медной раме не слишком соответствовало эпохе (во времена таких интерьеров зеркала были из полированной стали). Но его искусственно состарили, сделали мутным и даже ободрали по краям амальгаму. Сервировочный столик у кровати тоже был дубовый, грубо сколоченный, хотя и снабженный вполне современными колесиками. Никакой фарфоровой посуды, только серебро, и даже салфетки из грубого льна, с тарнской вышивкой. В глиняном кувшине стояла охапка цветущего багульника, а не каких-нибудь пышных оранжерейных цветов. Декораторы «Цветка страсти» ничего не упускали из виду, следуя новейшим веяниям моды.

В последнее время столичная молодежь почти поголовно заболела диким живописным Белгом и его своеобразной культурой. Впрочем, охотников лично посетить скалистые берега этой бедной страны с негостеприимным климатом находилось немного. Но зато в моду вошли меха, туники простого покроя, сапоги до середины бедра, светлые длинные волосы с вплетенными в них кожаными ленточками и прочие характерные приметы внешнего облика заморских соседей. Едва дождавшись весны, кое-кто перешел на безрукавки, щеголяя татуировками в тарнском стиле на мускулистых (и не очень) плечах. Хитровывернутые тарнские узоры красовались не только на коже, но и на одежде, обуви, покрывалах, книжных переплетах и даже на рубашках игральных карт. Интеллектуалы изучали тарнский язык и литературу, с жаром обсуждая их глубокую символичность и неповторимую уникальность. Народ попроще довольствовался чтением авантюрных и любовных романов с тарнским колоритом, которых развелось огромное множество. Скажем, про сурового ярла и его прекрасного пленника.

Прекрасный пленник в комнате имелся. Абсолютно обнаженный, с видом полного изнеможения после любовных утех, он раскинулся на меховом покрывале из шкурок чернобурой лисицы, выгодно оттенявших его белоснежную кожу. Однако с суровым ярлом вышла промашка. Вместо какого-нибудь белокурого великана с необхватными плечами рядом лежала чернобровая, синеглазая и смуглая леди.

Кавалер Таэлья, в общем-то, не возражал. Он только лениво размышлял в полудреме, считается ли за прекрасного пленника тот, кто сам приходит и уходит. К интерьеру он был скорее равнодушен, но у комнатки было одно огромное преимущество второй выход по узенькой винтовой лестнице, через который можно было ускользнуть незамеченным в ночной темноте или предутренних сумерках. Что ему приходилось делать с редкостным постоянством. Может быть, слуги в «Цветке страсти» и подозревали, с кем встречается Фэйд Филавандрис, но благоразумно помалкивали. Здесь уважали тайны своих гостей.

Таэсса просто поверить не мог, что ему так долго удается скрывать эту скандальную связь. Случались и торопливые ласки в наемных каретах, и низкопробные номера на окраине города, и сброшенная из окна веревочная лестница. Фэйд прокрадывалась к нему в гримерку, и они трахались во время антракта, а потом Эсса Элья выходил на сцену с шальными глазами, с губами, припухшими от поцелуев. Играл он так, что критики наперебой предвещали ему скорый конец карьеры. Дескать, сгорит на сцене, не выдержав накала эмоций, и скатится с театрального небосклона, как падающая звезда. При этом он еще находил время на репетиции, тренировки, балы, а также на всех остальных любовников, коих насчитывалось не менее полудесятка. Его официальный покровитель, кавалер Мизуки, как-то посмел пожаловаться на редкость встреч; Таэсса соврал, что пишет пьесу, намереваясь достичь новых вершин в театральном искусстве. Если Мизуки интересовался, как идет работа, Таэсса зачитывал ему кусочки из своей юношеской писанины, с трудом сохраняя на лице серьезное выражение. Писанина его в юности была пафосна и витиевата до крайности.

Он мимолетно дивился, как Фэйд успевает еще вести свой бизнес. Похитив Эссу Элью после бала, она проводила с ним остаток ночи, ни на минуту не сомкнув глаз, а потом вскакивала в седло и мчалась на верфи ради какой-нибудь встречи с подрядчиком. Или приходила к нему охрипшая и злая, даже не сняв формальный костюм, прямо с заседания городского совета по вопросам торговли. Однажды Сайонджи вломился к ним в номер, чтобы доложить о пропаже одного из ее кораблей. Фэйд тут же выбралась из постели, бросив все на самом интересном месте. Таэсса хотел было сказать: «Уйдете сейчас и можете никогда не возвращаться!» Но она заткнула ему рот поцелуем, а потом кивнула Сайонджи: «Подмени-ка меня ненадолго». Белокурый нахал, и глазом не моргнув, полез к Таэссе в постель, на ходу сбрасывая одежду, в то время как она одевалась. Таэсса сопротивлялся довольно долго из чистой вредности, потому что с той ночи у себя дома ни разу не встречался с Сайо наедине и успел даже чуть-чуть соскучиться. Но Сайонджи был, как всегда, убедителен и вполне успешно подменял Фэйд до утра. Принцесса наняла для поисков мага, организовала спасательную экспедицию, поставила всех на уши в порту, а потом вернулась и задала жару обоим любовникам. Железная женщина. Таэссу больше не удивляло, как Кинтаро умудрялся удовлетворять развратного кавалера Ахайре, до изнеможения затрахивать выносливого нэйллью, да еще заводить интрижки на стороне. Степная кровь!

Пока он так лежал, перебирая воспоминания прошедших месяцев, что-то пощекотало ему живот. Что-то тяжелое, побрякивающее металлом. Он открыл глаза и не сдержал восхищенного возгласа. Руки сами собой схватили роскошное ожерелье, которое, как маятник, качалось над его пупком. Другой край ожерелья держала Фэйд. Похоже, заранее припрятала под подушкой, да еще нагрела в руке, чтобы не было холодным.

Огненная шпинель сама по себе не слишком дорога. Но камни такого размера, такого сочного переливающегося цвета, будто пылающие огнем! Одиннадцать крупных камней без малейшего изъяна, подобранных один к одному, так что ни один не выбивается из ряда. И тонкая, изящная оправа, не скрывающая их красоту. Таэсса знал это ожерелье. Примерял его. Оно горело на его белой шее, будто лента огня. Гладкие камни буквально ласкали ладонь. Он тогда с трудом выпустил его из рук. И вряд ли найдет в себе силы сделать это во второй раз. Фэйд знала, на чем его подловить. От этой мысли к его щекам прилила краска стыда.

— Теперь я точно знаю, что вы за мной шпионите! Таэсса попытался спасти положение, выдавая смущение за гнев. — Я совершенно случайно заглянул в эту лавку, чтобы укрыться от дождя! В жизни не видел подобного барахла. Примерил кое-что от нечего делать… Невольно уличая себя во вранье, он не мог оторваться от ожерелья, пропуская камни между пальцами.

Она не собиралась оспаривать обвинение. Только прищурилась:

— Уж от него-то ты не откажешься.

— Слишком вызывающе, да и огранка старомодная… он скривил губы, но все равно не мог выпустить ожерелье из рук. К тому же, мне совершенно не с чем его надеть…

Фэйд расхохоталась и оставила ожерелье в руках Таэссы. Прежде он виртуозно выдумывал предлоги, чтобы не принимать ее подарков, но теперь невыносимо фальшивил.

— Я пришлю к тебе завтра портного с тканями, выберешь сам цвет и фасон. Целых две недели до королевского бала. Он тебе хоть десять нарядов пошьет.

— И как вы предлагаете объяснять подарок моему покровителю? Тайный поклонник? Новый любовник? Бабушкино наследство? Ваши шпионы ведь доложили, что в лавке я был не один?

— Ну скажешь, вернулся и купил. Она тщетно пыталась сдержать улыбку, наблюдая его трепыхания.

— Да я себе украшений в жизни не покупал! вскричал шокированный Эсса Элья. Мизуки такой нудный, обязательно начнет допытываться…

— Ну и пошлешь его к бесам и демонам. Будь он поумнее, сам бы тебе купил.

Что правда, то правда. Мизуки совершенно не заметил, как неискренне Эсса Элья ругает «старомодное барахло» и как запала ему в душу огненная шпинель. Он был не то чтобы глуп, но несколько ограничен.

— Сдался тебе этот сынок наместника, сказала Фэйд с явным презрением, вторя его мыслям. У него даже денег своих нет, только отцовские. В гвардии не служил, дальше столицы не выезжал. Ну разве что на курорт.

— А вот это уже не ваше дело, леди Филавандрис! парировал Таэсса. Роль покровителя ему вполне удается.

— Принцесса крови для этой роли недостаточно хороша?

Вся веселость ее покинула. Она смотрела на него серьезно, даже требовательно.

Таэсса отвел глаза:

— Опять вы начинаете! Я же говорил, что не собираюсь обнародовать нашу связь. Вы не представляете, какие пойдут кривотолки! Все знают, что вы дочь этого степного дикаря, а я сын кавалера Ахайре, а его отец был любовником прежнего государя, и говорили, что кавалер Ахайре чуть не женился на государыне Ингельдин, когда им было по двадцать лет… Таэсса запутался в родственных связях и в собственных мыслях. Скажут, что это метафизический инцест, что эльфийскую кровь тянет к варварской, будут трепать имя нэйллью, и батюшку еще приплетут. Скажут, он озаботился потомством лишь для того, чтобы дочери его любовника было с кем переспать! И потом, я столько раз клялся, что вам меня не завоевать. Не могу же я признать свое поражение перед всей столицей!