Николай Костин - Десять покушений на Ленина. Отравленные пули

• Название: Десять покушений на Ленина. Отравленные пули
• Автор: Николай Костин
• Жанр: История

Книга "Отравленные пули" — о русской революции 1917 года и контрреволюции; об известных и неизвестных покушениях на В.И. Ленина.

В книге широко использованы неизвестные и малоизвестные материалы судебного процесса над правыми эсерами 1922 года, а также многие другие архивные источники. Из нее читатель узнает документально аргументированную правду об убийстве В.Володарского, М.Урицкого, о тяжелом ранении В.И.Ленина, о сговоре эсеровского руководства против Советской власти с буржуазными партиями белогвардейцев и иностранных посольств и их разведок, о мятежах, диверсиях, массовых расстрелах рабочих и крестьян в захваченных интервентами городах и селах России. Книга помогает понять, кто повинен в развязывании гражданской войны и сколь правомерно появление красного террора.

В центре повествования — самые драматические события 1918 года, связанные с именем эсерки Ф.Е.Каплан. Автор на протяжении многих лет исследовал и обобщил огромный архивный материал, стремясь воссоздать напряженную атмосферу 1917–1924 годов, смело ввел в научный оборот забытые документы судебного процесса по делу правых эсеров 1922 года и судебного процесса над Б.Савинковым 1924 года. Библиография насчитывает несколько сот источников. Жанр художественно-документального повествования позволил достоверно и непредвзято показать хронологию всех попыток физического устранения В.И.Ленина с арены политической борьбы.

Автор выражает сердечную благодарность и признательность Л.А.Фотиевой, Т.М.Беляковой, В.В.Чикину, В.П.Долматову, Е.П.Костиной, А.М.Синицину, М.А.Земскову, Н.Т.Литвинову, С.Ф.Кривоногову, О.М.Андрееву, А.А.Соловьеву, Л.А.Андреевой, Т.Н.Костиной и работникам Российской Государственной библиотеки г. Москвы за духовную поддержку и большую бескорыстную помощь в сборе, подготовке материалов книги и ее выходе в свет.

---

ПЯТАКОВ: Львов.

ЛЬВОВ: Михаил Иванович, 37 лет, сын священника. Образование домашнее. Не судился. Член ПСР.

ПЯТАКОВ: Альтовский.

АЛЬТОВСКИИ: Аркадий Иванович, 41 год, сын крестьянина, инженер. Член ПСР. Два с половиной года в тюрьме без суда.

ПЯТАКОВ: Горьков-Добролюбов.

ГОРЬКОВ-ДОБРОЛЮБОВ: Григорий Лаврентьевич, 47 лет, крестьянин. Образование среднее. Член ПСР. Не судился.

ПЯТАКОВ: Утгоф-Дерюжинский.

УТГОФ-ДЕРЮЖИНСКИИ: Владимир Львович, 35 лет, сын офицера. Гардемарин морского корпуса. Не судился. Член ПСР. Четыре года в тюрьме при Советской власти без суда.

ПЯТАКОВ: Либеров.

ЛИБЕРОВ: Александр Васильевич, 35 лет, сын сельского дьякона. Образование среднее. Член ПСР. Три года при Советской власти в тюрьме без суда. Судим как член Московского профсоюза служащих. Суд кончился скандалом для Советской власти. Была получена бумага, что дело слушанием прекратить на неопределенное время.

ПЯТАКОВ: Берг.

БЕРГ: Ефим Соломонович, 47 лет, рабочий. Образование — начальная школа. Член ПСР. Привлекался к суду по созыву Всероссийского рабочего съезда в 1918 году. Арестовывался четыре раза, два с половиной года в тюрьме без суда…

Первую группу подсудимых-членов ЦК ПСР — защищали на процессе представители двух реформистских Интернационалов Э.Вандервельде, Т.Либкнехт, К.Розенфельд и небезызвестные дореволюционные адвокаты Н.В.Муравьев и А.С.Тагер, а также правозаступники В.А.Жданов, Г.Б.Патушинский, Г.Л.Карякин и другие.

Защиту второй группы эсеров, отошедших от партии, вели: А.А.Биценко, Н.И.Бухарин, С.Б.Членов, Р.П.Катанян, П.А.Шубин, представители Коминтерна: Ф.Я.Кон, Ж.Садуль, А.Грамши и другие.

Обвиняли подсудимых Н.В.Крыленко, А.В.Луначарский, М.Н.Покровский, видные работники Коминтерна, в том числе А.Муна, Д.Бокани и К.Цеткин.

Первая группа подсудимых избрала А.Р.Гоца тюремным старостой. Еще во время предварительного следствия он попытался лишить Г.И.Семенова его опоры — боевиков. Воспользовавшись тюремным "телеграфом” он отстучал по отопительной трубе в соседнюю камеру: "Я — Гоц. Кто вы?" Ему тотчас ответили: "С вами разговаривает Кононов". Гоц обрадовался Сергею Кононову. Старый член ПСР, рабочий-литейщик. Он организовал после Февральской революции в Петрограде первую боевую дружину эсеров. Гоц знал Кононова лично и потому стучал и стучал по трубе. Кононову поступали все новые и новые вопросы, а главное — указания. Гоц верил, что они будут выполнены, как выполнялись прежде, точно и безоговорочно, но он обманулся в своих надеждах. Переговаривался с ним, как оказалось, не Кононов, а Константин Усов, который 6 мая 1922 года сообщал следователю:

"Гоц задал мне ряд вопросов: "Кто следователь? Как мы держимся на следствии?" Я ответил. Тогда он спросил, что мы показывали на предварительном следствии и рекомендовал от дачи показаний на суде отказываться, так как от них отказались цекисты. Я ответил, что мы показали все, что делали и отказываться считаем ненужным. Семенов все равно все знает".

Утром Усов опять говорил с Гоцем, который сообщил, что на съезде трех Интернационалов состоялось соглашение, по которому смертных приговоров на суде не будет… На процессе следует помнить, что интересы партии превыше всего… Все должны показывать, что дружина была создана только для защиты Учредительного собрания, а не для "эксов" и террора.

1-го мая разговор произошел через окна. Гоц снова агитировал боевиков за отказ от дачи показаний на суде…

Гоц поступил опрометчиво. Позднее, пытаясь откреститься от подстрекательства, он кричал со скамьи подсудимых:

— Мы докажем, что на этих скамьях слева от нас сидят предатели! Абраму Гоцу ответил Григорий Семенов:

— В предательстве можно обвинить весь народ России, который пошел за большевиками. Мы в этом смысле тоже предатели — пошли вместе с народом за большевиками. Мы предали партию контрреволюции во имя партии подлинной революции. Во имя той народной власти, которую безуспешно пытались сокрушить ПСР со всеми врагами Советов.

Гоц выработал на суде особую линию поведения. Говорил редко и скупо, лишь в тех случаях, когда надо было спасать "чистые ризы" эсеров. Спрашивали — отвечал. Тщательно обдумывал каждое слово. Ревтрибунал — не исповедь, и каждый "лишний" факт дополнительным грузом ложился на весы фемиды. Больше отмалчивался. Говорил полуправду, намекал на тождественность действий ПСР и РКП/б/ в революции.

Большие надежды Гоц возлагал на бывшего адвоката Михаила Гендельмана. Тот хорошо знал юриспруденцию, слыл ловким словоблудом и крючкотвором. В его задачу входило всячески доказывать неправомочность суда над эсерами, особенно над членами ЦК ПСР. С политиками можно только полемизировать, но отнюдь не сажать их за решетку.

По заранее тщательно разработанному сценарию Гендельману вменялось также психологическое воздействие на членов Верховного Трибунала: нервировать, дергать, задавать как можно больше вопросов. Всячески тормозить и затягивать процесс.

Гендельман оказался неистощимым на юридическое "творчество". Пополнял разработанный "сценарий" различными "экспромтами", которые вызывали возмущение не только у состава суда и сидящих в зале, но даже и у части подсудимых первой группы.

Второй фигурой в этой группе подсудимых считался член ЦК ПСР Е.М.Тимофеев, умудрившийся сохранить элегантность даже в тюрьме. На протяжении последних четырех лет он ведал в партии эсеров "иностранными делами". Осуществлял периодические и постоянные контакты с союзными посольствами. Тимофеев считал себя теоретиком революции и на процессе пытался играть роль идейного наставника подсудимых. Старался не упустить ни одной возможности для проповеди ненависти к Советской власти.

Рядом с Тимофеевым сидел член ЦК ПСР Дмитрий Дмитриевич Донской. Стремясь подражать Михаилу Гендельману, он волей-неволей выглядел наивно, а иной раз и карикатурно. Обладая многими сокровенными тайнами ЦК ПСР, он вконец изолгался и растерянно лепетал: "Не знаю" "Не слышал", "Не помню".

Бывший "министр" Самарской Учредилки Веденяпин, как человек прямой и откровенный, нередко называл вещи своими именами и не всегда одобрял высказывания и действия своих соседей по скамье подсудимых. Он нес ответственность за многие преступления партии эсеров, хотя сам в них и не принимал участия.

На скамье подсудимых первой группы находились две женщины: Евгения Ратнер-Элькинд и Елена Иванова-Иранова.

Евгения Ратнер долго работала казначеем ЦК ПСР. Должность весьма престижная и завидная, предназначенная для особо доверенных, фанатично преданных догмам и постулатам партии социалистов-революционеров.

На скамье подсудимых находился и ее брат Григорий, но он оказался по другую сторону баррикад — во второй группе подсудимых, да еще и в лидерах. Выступал на заседаниях Трибунала доказательно и напористо, что выдержки Евгении хватало ненадолго: она вступала с братом в открытую конфронтацию.

Елена Иванова-Иранова — сестра кандидата в члены ЦК ПСР Николая Николаевича Иванова. Обладала редким умением проникать в советские учреждения, обзаводиться новыми "друзьями" и "приятелями". Голос у Елены был надтреснутым и прокуренным. Прозвище "пепельница" прочно приклеилось к ней, но ее это мало смущало. Пользовалась у боевиков уважением, так как постоянно вертелась "наверху", часто встречалась с братом и была в курсе всех событий, происходивших в ЦК ПСР. Не случайно боевик Константин Усов на процессе заявил, что к информации, исходящей из ЦК ПСР через Иванову-Иранову, боевики прислушивались не меньше, чем к той, которой располагал Семенов.

За Ивановой сидел обвиняемый Е.С.Берг. Вел себя шумно и агрессивно. Был единственным эсером — рабочим, разделявшим взгляды и позицию своих "генералов". Поддавшись соблазну прослыть героем процесса, он объявил, что недостаточно остро и усердно вел борьбу с Советской властью и что в этом его ошибка и вина перед мировой революцией.

Гоц острее других членов ЦК ПСР сознавал, что вторая группа обвиняемых ставила первую в тяжелое положение. Если боевики заговорят, то всему миру станет известна тайна из тайн эсеровского ЦК — индивидуальный и массовый террор против членов Советского правительства и руководителей большевистской партии. Всплывут события 1918 года: убийство Володарского и Урицкого, неоднократные покушения на Ленина.

Гоц и Тимофеев решили прежде всего опорочить и очернить перед судом Семенова, Коноплеву и Дашевского. Тем более, что они знали о колебаниях двух последних: имеют ли они моральное право раскрывать эсеровские тайны? Не будет ли это предательством старых товарищей?

Заграничные руководители ПСР, такие как В.М.Чернов, Н.Д.Авксентьев, В.М.Зензинов, надеялись, что Семенов и Коноплева рухнут под таким бременем эсеровской морали, не пойдут дальше "семейного круга".