Александр Воронский - Бомбы

• Название: Бомбы
• Автор: Александр Воронский
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1976

В настоящее издание входит рассказ А.К.Воронского о революционерах-подпольщиках и о борьбе за советскую власть в годы революции и гражданской воины.

---

Достигал ли Анарх положительных итогов, — судить не берусь. Работал он старательно, и к окончанию опытов руки его были изъедены кислотами, покрыты пятнами разных цветов и оттенков. Приходилось к тому же отгонять комаров, и пятна забирались на лицо, шею, искажая Анарха до неузнаваемости. Наташа не прочь была иногда рассмеяться, созерцая украшения на лице Анарха, но она ограничивалась лишь тем, что кусала губы, отворачивалась в сторону, либо глядела вверх, следя за легкой белкой. Сама Наташа более удачно, чем Анарх, избегала химических украшений, но и она нередко носила на своих пальцах следы опытов и трудов своего друга.

К вечеру, предварительно вымывшись с мылом в реке Кижмоле, Наташа и Анарх возвращались из леса. Анарх провожал Наташу до города, покидал ее у слободки и подавал руку лодочкой. Делал он это по двум соображениям: он конспирировал и хотел «закалить» Наташу; имелась еще одна причина: Анарх не любил попадаться вместе с Наташей на глаза ссыльным: они могли счесть его за ловеласа, могли даже бросить какую-нибудь двусмысленную шуточку. Этого Анарх терпеть не мог.

На четвертый месяц встреч, занятий, совместных опытов в жизнь Наташи и Анарха вмешался случай, отец многих неожиданных происшествий, случай маловажный, но, как это часто бывает, он-то именно и привел к стремительным осложнениям.

У однорукой хозяйки Анарха Анны Михайловны рос бычок, черный, со светлой звездочкой на лбу. Бычка чаще всего хозяйка держала прямо перед домом на травянистой лужайке. Однажды Анарх в предобеденное время, поджидая Наташу и выглядывая в открытое окно, увидел ее около дома вместе с Анной Михайловной. Хозяйка держала бычка на веревке, стараясь перетащить его на лужайку и там привязать его за кол. Бычок то упирался, то, задирая хвост, нагнув голову и подкидывая кверху задние ноги, бросался в стороны. Анна Михайловна еле справлялась с бычком. Иногда он с силой тащил ее за собой, и тогда хозяйка поругивала бычка:

— Подожди, подожди, оглашенный! Придет зима, уже прирежу тебя, непутевый!

Бычок грозящей ему опасности не понимал и продолжал своевольничать, воочию показывая наличие телячьего восторга. Наташа с обычным узелком и пачкой учебников смотрела на бычка и на Анну Михайловну, влекомую упрямым животным. На Наташе было темно-зеленое, слегка выцветшее платье, соломенная шляпа корзиночкой, загнутая книзу, с бархатной лентой.

— А почему, Анна Михайловна, — спросила с явным сожалением Наташа, — бычка нужно резать? Он у вас такой славный, полненький.

Анна Михайловна в это мгновение взяла верх над бычком, и он покорно последовал за ней к колу. Наташа пошла следом за ней.

— А что же делать-то с ним? — ответила с удивлением Анна Михайловна. — Зачем буду я его кормить, если он не может давать молока? Прирезать только и остается.

— А отчего у него не будет молока?

Анна Михайловна даже остановилась, сделала левым плечом, где болтался пустой кусочек кофты, движение, точно хотела взмахнуть на Наташу несуществующей рукой, засмеялась, сморщив и без того в частых сетках коричневое от загара лицо.

— Что это ты, девка, городишь? Одна умора! Отчего у быка не бывает молока?.. А оттого, отчего не бывает его и у мужика. Ты поди лучше, спроси у своего ученого дружка, он тебе подскажет, обучит, греховодница ты этакая. Поди, поди к нему, спроси!..

Наташа чуть не выронила узелок и учебники, быстро взглянула в окно. Ей почудилось, что в окне мелькнула сатиновая косоворотка Анарха, мелькнула и исчезла. Наташа беспомощно осмотрелась по сторонам, не двигаясь с места и опустив руки. На ее счастье, бычок снова натянул веревку и потащил за собой Анну Михайловну. Наташа вновь с отчаянием кинула взгляд на окно. Анарха не было видно. Пылая от стыда, опустив голову, еле передвигая ноги, Наташа пошла к крыльцу.

Анарх переживал волнения, отнюдь не меньшие. От разговора Наташи с Анной Михайловной он оторопел. Заметив взгляд Наташи, направленный в окно, он судорожно откинулся назад в угол. Лицо его покрылось синими пятнами, а красные обводы вокруг глаз сделались темными, как кровь. Он заломил руки над головой и зверски хрустнул пальцами. Был момент, он хотел сбежать и даже схватил фуражку с изломанным козырьком. Одумавшись, Анарх отшвырнул фуражку на кровать с тощим матрацем и застыл в ожидании.

Войдя в комнату, Наташа на этот раз у порога не задержалась и на Анарха даже и не взглянула. Она долго возилась шляпой, развязывая у подбородка бархатку, лицо ее продолжало пылать, она отворачивалась. Неестественно и глухо сказала:

— Сегодня молочная каша и пирожки с капустой и яйцами. Вкусные!

Анарх завозился на стуле. «Неужели она в самом деле спросит меня про бычка? Что мне ответить ей?»

Этого не случилось. Сведения о бычке, полученные от Анны Михайловны, показались Наташе исчерпывающими, о бычке не было и речи. Обед прошел, однако, в молчании и испытаниях. Анна Михайловна по своим домашним делам несколько раз появлялась под окном у крыльца, и Наташа и Анарх тогда одновременно думали: а вдруг она повторит свой совет или скажет в шутку что-нибудь про бычка? Наташа роняла ложку и вилку, ежила плечи и не поднимала глаз с тарелки. Анарх глотал огромные куски, нещадно разбрасывая по скатерти крошки. Анна Михайловна ничего им не сказала.

Занятия прошли вяло. Наташа отвечала хуже обычного, хотя успела успокоиться и решить, что Анарх ее разговора с хозяйкой не слышал. Анарх был невнимателен и даже не поправлял Наташу. После занятий он заявил, глядя в пол:

— Сегодня мы «туда» не пойдем. У меня болит голова.

Наташа участливо вгляделась в лицо Анарха.

— У вас действительно вид больного. Может быть, сходить в аптеку?

От порошков Анарх наотрез отказался. Наташа ушла в город одна.

На другой день Анарх опять отказался производить опыты с бомбами, вторично сослался на нездоровье, а на третий день между Наташей и Анархом произошло объяснение. Анарх вел себя точно человек, долго не решавшийся броситься в воду и вдруг неожиданно для себя бултыхнувшийся в нее с высокого берега и прямо с головой. Лицо Наташи все время менялось. Оно то бледнело, то покрывалось темным румянцем, то делалось застывшим, то выражало отчаяние. Наташа комкала платок и кусала его углы.

Анарх:

— Я буду производить дальше опыты один.

Наташа:

— Я не нужна вам больше, Анарх?

Анарх:

— Дело опасное, я не могу подвергать вас риску.

Наташа:

— Почему же вы раньше находили это возможным? Дело и тогда было не менее опасным.

Анарх после недолгого размышления:

— Нужен большой опыт. Вам следует еще заняться самообразованием, пополнить свои знания. Они у вас явно недостаточны.

Наташа отвернулась, падая духом и думая, что Анарх все же слышал ее разговор с хозяйкой под окном.

— Вы знаете больше меня, Анарх, но вы тоже очень молоды. Я хочу помогать вам.

Анарх, держа в памяти разговор с Анной Михайловной:

— Это невозможно, прекратим наш спор. Мое решение твердое.

Наташа ушла и даже отказалась, чтобы Анарх проводил ее до слободы. Анарх упрекал себя в жестокосердии и грубости. Нужно было обойтись с Наташей мягче. «Не мог же я, однако, напомнить ей о бычке, а с другой стороны, как с ней делать бомбы, если она не знает самых обыденных вещей? В общем, черт знает что такое!..»

На следующий день Наташа явилась к Анарху без шляпы, в ситцевом платке, повязанном по-деревенски. Она похудела, выглядела подавленно. На правой ее щеке засохло пятно. Очевидно, она плакала, растерла слезы не совсем чистыми руками. Анарх этого пятна, впрочем, не заметил, он усиленно занимался «Первобытной культурой» Тэйлора, что-то записывал в тетрадь, шелестел желтыми страницами и щипал брови. Наташа неслышно поставила на стол тарелки с обедом, постояла, задумавшись над жарким, вплотную придвинулась к Анарху.

— Анарх, — сказала просительно Наташа, — примите меня помогать вам. Знаете, я даже остриглась, смотрите.

Она сорвала платок с головы, бросив его на кровать. Платок, не долетев до кровати, упал на пол. Анарх дико взглянул на Наташу. Она стояла пред ним без косы, шея ее была выстрижена, и волосы на лбу лежали короткими кольцеобразными завитками.

Здесь необходимо сделать пояснительное отступление. Коса Наташи не раз давала Анарху повод к иронии, к обличению и к сарказму. Он находил, что коса — жалкий предрассудок, мещанство, атавизм, рудиментарный орган, остаток Домостроя. Во время размолвок, распрей и споров Наташиной косе приходилось совсем плохо. Вот тогда-то Анарх воистину не щадил ее, тем более что уступавшая ему во многом Наташа, едва дело доходило до косы, обнаруживала непонятное упрямство и строптивость. Она отстаивала свою косу горячо, убежденно, пожалуй, даже красноречиво. Тут весь авторитет, все знания, мудрость и опытность Анарха ничего не значили. И верно. Коса заслуживала стойкой защиты. Никто в городе, никто из ссыльных не мог похвалиться такой косой, какой обладала Наташа. То была удивительная, толстая, душистая коса. Можно с уверенностью сказать, что за всю свою бурсацкую жизнь Анарх не видел подобной косы; косы ниже колен, девственной и дремучей. Гуляя в лесу, Наташа иногда распускала ее, и Анарх поражался буйству и щедрости волос. Свет меркнул в его глазах, и он видел одну лишь Наташину косу. Ему некуда было от нее податься. Коса ему снилась. Анарху хотелось перебирать ее руками, погрузить в нее лицо, вдыхать ее женственный животворный аромат, сплетать и расплетать ее. Коса являлась наваждением и искушением. Вот это была какая коса!