Алексей Гудзь-Марков - Домонгольская Русь в летописных сводах V-XIII вв.

• Название: Домонгольская Русь в летописных сводах V-XIII вв.
• Автор: Алексей Гудзь-Марков
• Жанр: История
• Год: 2005
• ISBN: 5-9533-0668-7

Книга А. В. Гудзь-Маркова представляет собой попытку дать общий обзор истории Древней Руси в домонгольскую эпоху. Автор основывает свое исследование главным образом на скрупулезном изучении древнерусских летописей. И это особенно ценна, так как тексты летописей в нашей стране хотя и издавались время от времени академическими учреждениями и научными издательствами, но крайне мизерными тиражами. В книге рассказывается о становлении древнерусской государственности, расцвете Киевской Руси, контактах с Византией и войнах со степными кочевниками, о княжеских съездах и попытках сохранить единство Руси, о причинах начала междоусобных войн. Большое внимание уделено борьбе князей за киевский стол, причинам резкого снижения роли «стольного града» Киева, трагическим событиям первой трети XIII века, и наконец, Батыеву нашествию, ставшему подлинной катастрофой для древнерусской цивилизации.

---

В Киев Владимир вернулся на успение Богородицы и снова устроил праздничный пир:

«Повеле остроити КОЛА и вьскладываше хлебы мясо рыбы и овощи… и мед в чашах… по вся дни на дворе в гридницы пиръ творити и приходите бояромъ и гридьмъ и десятникомъ и нарочитьемъ мужемь и при князе и без князя…»

Летописец говорит о князе: «Бе бо любяше Володимер дружину, и с ними дума о стороении земли… и о ратехъ». Касается летописец и того, что Владимир умел сохранить мир с западными соседями: «И бе живя с князи околными его миромъ с Болеславом Лядским, со Стефаном Угорским, с Ондроником Чешским и был мир между ними». К слову сказать, Стефан Венгерский (997–1038), так же как и Владимир, стал крестителем своей державы.

Интересен такой летописный сюжет. При князе Владимире умножились разбои. Оно и не мудрено. Русь переживала один из переходных этапов своей истории. Патриархальный род уже не имел прежней власти, а новый строй жизни еще не устоялся и давал людям едва ли не полную свободу выбора в поступках. Видя разбои и разброд, епископ обратился к князю с вопросом: «Почему не казнишь?» Князь отвечал, что боится греха. Тогда епископ, а был он греком, объяснил Владимиру, что он поставлен богом на казнь злым и на милость добрым. Князь, по словам епископа, должен был казнить разбойников, но с испытанием. Это означало, что испытуемый должен был взять в руки раскаленное железо, и если на ладонях не оставалось ожогов, считалось, что испытуемый говорит правду.

Князь отменил стародавние виры, взимавшиеся за убийства и иные прегрешения, и стал казнить разбойников: Но очень скоро старцы и епископ с духовенством решили, что «рати много». А Владимир и сам был рад вернуться к взиманию «вира то на конихъ и на оружьи…»

И вновь зажила Русь «по строенью дедню и отню». Спустя год после событий под Василевом печенеги осадили Белгород на реке Ирпень, стоящий у самого Киева. Подступить к стенам Киева печенеги не решались. Кроме того, у печенегов не было искусных инженеров по осаде и взятию городов. Это то, что отличало печенегов от монголов.

С начала года Владимир уехал на север к Новгороду собирать воинов для борьбы с печенегами, ибо конца ей не было видно и Русь стонала от ежегодных набегов. Народ, вместо того чтобы по весне пахать землю и засевать ее семенами, был вынужден скрываться за стенами городов. А на землях, лежащих между реками Рось и Стугна, Сула и Трубеж, едва ли не ежедневно занимались пожарища, дым от которых достигал Киева.

Прознав об отъезде Владимира на север, печенеги, не мешкая осадили Белгород — город, где была возможна немалая пожива.

В связи с осадой Белгорода летописец передает повесть о «сладком колоце». Вот ее краткое содержание.

Помощь Белгороду Владимир подать не мог, ибо не имел достаточно сил. В городе начался голод. На вече решили: «Се уже хочем померети от глада, а от князя помочи нету. Да лучше ли ны померети? Въдадимся печенегом, да кого живять, кого ли умертвять; уже помираем от глада».

Был в Белгороде старец, отсутствовавший на вече. Узнав о решении горожан, он просил подождать три дня и не сдаваться пока печенегам. А тем временем старец просил горожан: «Сберите аче и по горсти овса или пшенице, ли отруб». Выкопали колодези. Взяли и «меду лукно, бе бо погребено в княжи медуши. И повеле росытити велми и въльяти в кадь в друземь колодязи».

Утром послали к печенегам, дали им заложников и пригласили десять печенежских мужей в город. Кочевники обрадовались, решив, что город хочет сдаться. Каково же было изумление печенегов, когда в Белгороде их встретили такими речами:

«Почто губите себе? Коли можете престояти нас? Аще стоите за десять лет, что можете створите нам? Имееем бо кормлю от земле. Аще ли не веруете, да узрите своима очима».

Изумленные печенеги «въсташа от града, въсвояси идоша». Мы помним, что в последние десятилетия на Руси жил юный конунг Норвегии Олав, сын Трюггви, впоследствии женатый на Гейре, дочери Бурецлава, конунга страны вендов (годы жизни короля Польши Болеслава I Храброго 962–1025, но это еще не доказывает того, что Бурицлав и Болеслав одно лицо). Олаву было девять лет, когда он попал на Русь. Прожил он на Руси еще девять лет. Возможно, Сигурд, дядя Олава, был одним из тех варягов, которые в 980 г. помогли Владимиру добыть киевский стол.

В 1008 г. в Киеве появился германский миссионер архиепископ Брунон. Он следовал через Русь к печенегам для проповеди христианства. Брунон прожил месяц при дворе Владимира и был принят милостиво. Владимир сам провожал архиепископа до границы Руси. Путешествие у князя и Брунона заняло два дневных перехода.

О впечатлениях от пребывания в Киеве Брунон поведал в письме Генриху II. О Владимире миссионер отзывался как о правителе «могущественном благодаря своему королевству и богатству».

Свидетельство Брунона важно и тем, что он указал, что Владимир окружил Русь от кочевников мощными длинными ограждениями. Брунон назвал их латинским словом sepe. В полном латинском словаре читаем: sepes (saepes) — «изгорода, тынъ, забор». Нам же под sepe Брунона следует понимать Змиевы валы Среднего Поднепровья.

При прощании Брунон въехал на сторожевой холм, по всей видимости, бывший курганом. Владимир стал на другом холме. Расстались князь и архиепископ недалеко от реки Стугна.

В 1009 г. архиепископа кверфуртского Брунона убили пруссы. С событиями 1008 г. перекликается написанное аббатом Петром Дамианом († ок. 1072) в 1040 г. «Житие св. Ромуальда». В этом житии рассказывается о том, что Брунон Кверфуртский крестил Русь. Для нас свидетельство Петра Домиана может служить примером, как к одной истине можно присовокупить неправду и выглядеть это будет почти правдоподобно.

В 1000 г. умерла Рогнеда, супруга Владимира и мать Ярослава. Вслед за Рогнедой один за другим из жизни стали уходить близкие Владимиру люди.

В 1001 г. умер Изяслав, посаженный Владимиром в Полоцке и положивший начало полоцкому княжескому дому, ранее других обособившемуся от Киева. В 1003 г. умер Всеслав, сын Изяслава и внук Владимира. Вся полнота власти в Полоцке перешла в руки Брячислава Изяславовича, внука Владимира.

В 1011 г. умерла еще одна супруга Владимира, греческая принцесса Анна. И сам Владимир стал не тот, что прежде. Князь уже не ходил походом ни на вятичей, ни на хорватов или ятвягов, не влекло его и на Дунай. Тем временем подрастали сыновья Владимира. У каждого был город с волостью.

Под 1013 г. Титмар Мерзебургский сообщает о войне между Русью и Польшей. Причиной раздора были земли Червонной Руси.

В 1014 г. Ярослав, сидевший в Новгороде и ежегодно присылавший в Киев две тысячи гривен оброку, не дал положенного. Старый Владимир велел людям «теребите путь и мосты мостите», собираясь выступить на север. Но не суждено было Владимиру вдеть ногу в стремя. Князь заболел.

Прознав о готовящемся походе, Ярослав бежал тем же путем, что и Владимир в 977 г., за море. Весной 1015 г., как сошел лед на реках, Ярослав вернулся в Новгород с варягами.

А Владимир совсем расхворался. На печенегов, беспокоивших рубежи Руси, князь послал сына Бориса. 5 июля в селе Берестове князь Владимир Святославович скончался.

Святополк Окаянный (1015–1019)

Сын Владимира Святополк, рожденный от отнятой у Ярополка жены, пошел по стопам князя Ярополка и был прозван на Руси Окаянным. Святополк был старшим среди братьев и сидел в Киеве. Смерть отца он утаил, завернув тело Владимира в ковер и ночью в санях привез в каменную церковь Богородицы в Киеве. Народ прознал о смерти князя, стал сходиться и крепко горевал о Владимире как о заступнике. Владимира положили в мраморный саркофаг и упокоили в отстроенной им каменной церкви Киева.

Тем временем Святополк принялся раздавать именье умершего народу.

Юный Борис, не встретив печенегов, вернулся на Русь. Узнав о смерти отца, княжич заплакал. Летописец говорит, что Владимир более других сыновей любил Бориса. Шатер Бориса был раскинут над рекой Альт. Дружина предложила Борису поддержку и советовала сесть на отцовский стол в Киеве. Борис отказался, объяснив, что не хочет поднять руку на брата. Дружина уехала от Бориса, на берегу остались лишь немногие отроки.

Между тем Святополк прислал Борису уверенья в любви. Быть может, Святополк боялся дружины и не знал, что Борис ее отпустил.

Заговор сложился в Вышгороде. Святополк приехал в столичный пригород и тайно собрал вышгородских бояр и среди них некоего Путшу. Там и договорились убить Бориса.

Как ни стремился Святополк сохранить замысел в тайне, о заговоре Бориса предупредили. Княжич стал читать молитву и петь заутреннюю. Пришедшие от Святополка люди пронзили Бориса копьем и перебили отроков его. А слуге Бориса угрину Георгию отрубили голову ради золотой гривны, подаренной господином.

Когда Бориса привезли к Святополку, он еще дышал. Святополк велел двум варягам добить Бориса. Один из варягов пронзил его сердце.