Сергей Кургинян - Медведев и развитие

• Название: Медведев и развитие
• Автор: Сергей Кургинян
• Жанр: Политика

---

Союз новых стран Модерна может сложиться. Это не обязательно должен быть союз против старых стран Модерна. Все союзы "против" – весьма неустойчивы. А этот союз может быть вполне устойчивым. И его противники окажутся в тяжелом положении – в положении людей, предавших свою идентичность, свой смысл, свою миссию.

Это только один – самый очевидный и далеко не самый стратегический – вариант трансформации идеи развития в геополитику. Есть более сложные, проблематичные и перспективные варианты. Но о них – в следующий раз.

09. 04. 2008 Завтра №:15

Гений дипломатии Талейран сказал, что "язык дан человеку, чтобы скрывать свои мысли". Этот глава внешней политики наполеоновской Франции имел в виду человека своей профессии. Вряд ли он считал, что Гомеру или Данте, Савонароле или пророку Исайе язык дан для сокрытия мыслей.

Сокрытие мыслей с помощью языка называется "семантическое прикрытие". Чем "семантическое прикрытие" отличается от элементарной бытовой лжи? Если друг говорит жене друга, что ее муж находится на работе, зная при этом, что он находится в другом месте, то он просто лжет. А если глава аналитического управления президентской администрации Азербайджана говорит, что принятие Албании в НАТО означает расширение клуба постиндустриальных стран, то он "прикрывается". Мягко говоря, не вполне искусно – но все-таки прикрывается.

Есть разного рода семантические прикрытия. Грубейшие из них – идеологические. Ведь говорил же Геббельс, что нужна очень большая ложь, чтобы народ в нее поверил. Однако прикрытия бывают и гораздо более тонкими. Ученые, работающие в оборонных отраслях, постоянно спорят о том, что именно должно засекречиваться, а что нет. Если все засекретить – отрасль работать не сможет. Но если все рассекретить – какая "оборонка"? Так что надо секретить? Изделия? Ноу-хау?

Есть очевидные вещи. Истребитель как изделие можно засекретить, а законы аэродинамики – нельзя. Вроде бы все ясно, но... Что только не секретили в ядерной физике!

А теперь от оборонки перейдем к еще более серьезным вещам. К национальной стратегии. Эту стратегию создают специалисты на основе определенного знания.

Знание – это не всегда наука. В той мере, в какой знание является наукой, кирпичиками этого знания являются понятия. Если же знание – не наука (или не вполне наука), то корректнее говорить о других кирпичиках этого знания. Тех, которые в военной науке, прямо адресуя к "военной хитрости", называют стратегемами.

Стратегемами могут быть не только понятия, но и концепты, образы, метафоры, символы. Но предположим, что кирпичики – это "всего лишь" понятия. Что с ними-то прикажете делать? Уподобляться анекдотическим персонажам, наделяющим тайные документы сопроводительной надписью "перед прочтением сжечь"? Ясно, что так нельзя. Но и выставлять напоказ понятия, с помощью которых ты создаешь стратегию, тоже нельзя. Твоя стратегия – на то и твоя, чтобы противник имел о ней неверное представление.

Вот тогда-то и используются наиболее сложные семантические прикрытия. Понятия искажаются. Создаются ложные понятия. Такие искажения и имитации – часть интеллектуальной войны. А как иначе-то?

Никто не станет обнажать перед противником ядро собственной стратегии. И, наоборот, все будут пытаться добраться до ядра чужой стратегии и посеять там семена деструкции, внедрить враждебный стратегический вирус.

Предположим, что у вас нет полноценной стратегии. То есть вы не являетесь стратегическим субъектом. Но вы хотите им стать. И потому стремитесь обзавестись неким знанием. Если у вас есть противник, что он будет делать, поняв, что вы к этому стремитесь? Он будет отсекать вас от нужного знания и подсовывать вам знание ненужное.

Воспрепятствовать превращению потенциального субъекта (возжелавшего стратегии политического класса) в актуальный субъект (класс, соединившийся с необходимым знанием) – обязательная задача противника. Как решается такая задача? Самыми разными способами.

Компрометируются те или иные слагаемые необходимого знания (понятия, нормы, подходы, образы, символы). Уничтожаются или дискредитируются обладатели знания. Разрушается среда, в которой знание может сформироваться. Уничтожается потребность в знании. Разрушается инфраструктура, позволяющая соединять потенциального потребителя знания – с потребляемым.

Политический класс может стремиться к стратегической субъектности, а может испытывать к ней глубочайшее отвращение. Скажете – так не бывает? А что такое наш бомонд конца 80-х – начала 90-х годов? О "вашингтонском обкоме" говорили тогда "ужасные патриоты из газеты "День"". А бомонд... Тот просто подымал с пола платочки высоких зарубежных гостей.

Ельцин... Козырев... Увы, определенным образом вел себя почти весь тогдашний политический класс. Страстное желание сбросить с плеч крест стратегической субъектности было разлито в воздухе. Оно стало своего рода синдромом. До безумия хотелось НЕ заниматься судьбами мира, НЕ нести стратегической ответственности за мир. НЕ думать о его перспективах и болевых точках. Не... не... не... не...

Истеблишмент, который в начале 80-х не обсуждал ни один вопрос без апелляции к содержанию всемирно-исторической эпохи, к концу 80-х возненавидел все, что пахло стратегией. В том числе и знание, с помощью которого она вырабатывается. А также среду, в которой такое знание выращивается. Все это отвергалось, отбрасывалось, растаптывалось, поносилось, высмеивалось.

Но еще до начала той позорной антистратегической оргии знание, о котором я говорю, по сути, оказалось "нон-грата". Оно само – и те, кто им обладали. А ведь уже тогда, при Брежневе, обладателей было совсем немного.

Я пишу эти строки, а перед моими глазами – лица. На лицах – отпечаток судеб. Это очень нелегкие судьбы. Иногда они абсолютно трагичны, как у Эвальда Ильенкова. Иногда чуть менее трагичны, как у Побиска Кузнецова. Да и у Александра Зиновьева, в каком-то смысле, тоже.

Я не могу назвать трагической судьбу Георгия Петровича Щедровицкого. Но это очень нелегкая судьба, не имеющая ничего общего с тем, каковой должна была быть судьба стратегического политического интеллектуала масштаба Георгия Петровича.

Называю отдельные яркие личности. Их, конечно, было несколько больше. Но не намного больше. Узок был этот круг. И не только узок, но и страшно далек от политического класса.

Виновен в этом был, конечно же, класс. Но сводить его вину к качествам отдельных людей (их уму, кругозору, структуре интересов и пр. ) – негоже. В чем системные причины, не позволившие классу (то есть политическому субъекту) соединиться со знанием, без которого полноценной субъектности быть не может?

В начале своей карьеры Владимир Путин едко сказал об одном из олигархов, что если этот олигарх – "исполнительный секретарь", то пусть он "что-нибудь исполнит". Исполнительная... судебная... законодательная...

ГДЕ ВЛАСТЬ ВО ВСЕЙ ЕЕ ПОЛНОТЕ? ВЛАСТЬ КАК СУБЪЕКТ СТРАТЕГИИ?

Это президент? Увы, сменяемый глава власти не может быть субъектом стратегии. Он сменяемый. Персонифицированным субъектом стратегии в какой-то степени может быть национальный диктатор или абсолютный монарх. Но именно в какой-то степени! Потому что подлинный субъект стратегии, представляющий власть во всей ее полноте, находится по ту сторону персонификации.

Такой субъект и такая власть (концептуальная, стратегическая, доктринальная – то есть высшая) – это не человек, а КЛУБ.

Но те, кто воскликнет: "Ах, мировое правительство, Бильдербергский клуб!" – должны сразу принять от меня извинения. Я о другом. Бильдербергский клуб – это почтенная элитная организация с бюджетом в несколько миллионов долларов. А даже если сот миллионов – и что? Помните истерику по поводу облачения Ельцина в мальтийскую мантию? Ну, помогли Б. Н. со здоровьем, а он в ответ принял сомнительный подарок. Он-то принял, а завопили-то не только недруги, но и разочарованные конкуренты: "Да это же не тот орден! Что он надел! Мы – настоящие! Да мы бы с радостью! Зачем ему суррогат?"

Короче, клуб-то клуб, но другой. И легче всего объяснить, какой именно, – на советском примере.

Стратегическим Клубом для Советской России и СССР была ВКП(б) эпохи стратегических дискуссий. ВКП(б) была субъектом стратегической (а значит, полной и целостной) власти только в эпоху таких дискуссий: о мировом коммунизме, о построении социализма в отдельно взятой стране, о типе индустриализации и так далее. А потом субъектом стратегии стал не Клуб, а национальный диктатор – Сталин. Но он мог им стать только по двум причинам.

Прежде всего, в силу свойств личности. Сталин был отдан делу целиком. И он был человеком незаурядным и в интеллектуальном, и в волевом смысле. Но и это не превратило бы Сталина в субъект стратегии, если бы не специфичность той исторической ситуации. Специфичность состояла в том, что стратегия могла быть и линейной, и эффективной. Слишком уж ясны были приоритеты (даже помимо того, что их уже "размял" Клуб), и в ранней индустриальной системе было обозримое количество элементов. Да, Сталин лично расписывал посменную работу особо уникальных станков. Но станков было немного. Было бы их побольше – никакая чудовищная работоспособность Сталина не помогла бы.