Pferd im Mantel - КОЛОКОЛА ОБРЕЧЁННЫХ

• Название: КОЛОКОЛА ОБРЕЧЁННЫХ
• Автор: Pferd im Mantel
• Жанр: Боевая фантастика

ВНИМАНИЕ! В книге широко использована ненормативная лексика. Практически все места, в которых происходит действие романа, действительно существуют. Все персонажи и события являются авторским вымыслом, а любые ассоциации читателя, связанные с реальными людьми - личным и независимым делом читателя. Люди, возможно читающие роман и соотносящие себя с героями произведения - заслуживают похвал, как исключительно совестливые и самокритичные.

---

Политыч во главе группы из восьми мужиком – в основном переложских, найдёновских и велешинских ставил баррикаду на мосту у Рождества – за два километра от села и триста метров от сельского кладбища – Горки. Деревья сначала начали рубить прямо на погосте, но оказалось что там шарят ходуны и это дело бросили. Покусали Гаврила – мужика из Найдёнова, и он, пока его пытались перевязывать, обратился. Гаврила пришлось взять в топоры… Как только начали работу, с Рождества и Заскалья потянулись люди. Двое детей, несколько баб. И двое мужиков. Все усилили группу Политыча. Разобрали чью-то баньку на берегу Кушалки, споро поставили заслон. Зачистили и Рождество – чего сложного, всего несколько домов. Часам к шести вечера подъехал «пазик» с тверскими беженцами. Были осмотрены и препровожены в Село, к Грише. В девять с чем-то на дороге показался странный трёхосный автомобиль, явно не российского производства. Он остановился на том краю Рождества и осветил мост фарой-искателем. Кто-то из мужиков крикнул: «Натовцы!», а на всю группу только Сайга Политыча… Однако, постояв, странный транспорт двинулся в сторону моста, подъехал и двери распахнулись. Политыч навёл сайгу на выпрыгнувших двух здоровых мужиков в камуфляже, мотошлемах и прочем мотообвесе, с калашами и водил стволом, выцеливая то одного, то второго. «Стойте где стоите, мужики! Русские?» - спросил Степан Политыч прибывших. Один, что пониже ростом, прислонил калаш к колесу и разведя руки в стороны подошёл к баррикаде.

-Да русские, русские. Фёдор я, Срамнов. С Вельшина я как-бы. Ты опусти калибр-то, отец. – улыбнулся мужик. Политыч поставил сайгу.

-Говори, кого на Вельшине знаешь?

-Да всех. – мужик достал пачку «мальборо» и чиркнув спичкой, закурил.

-Валер! Васечкин! – позвал Политыч парня из своих. – Смотри! Знаешь этого? Говорит – ваш, велешинский.

Валера подошёл и лицо парня расплылось в улыбке.

-Так это ж, Федька, ёк-макарёк! Откуда ж ты, братан??

-Слава Богу, Вань, добрались. – повернулся Фёдор к своему товарищу, здоровенному белобрысому мужику лет 35.

И Валере с Политычем:

- С Москвы мы, откуда же ещё… - Федя сплюнул.

-Ну и что там в Москве-то? Не знаем ведь ничего. А у нас, мужики, мертвецы встали. Народу покрошили – кошмар…

-Чё в Москве-то, спрашиваешь?! А вы не в курсе?! Нет больше такого города, мужики. Нету.

…………………………………………………………………………………………………………………………………………………….

Тем не менее, отец Паисий перед службой был занят и к Фёдору выйти не смог – только лишь передал через Гену, чтобы ждали его с Волковым у дома и что после службы всё равно занят будет. Надо ждать. Храм быстро наполнялся прихожанами, до начала службы осталось совсем ничего. На входе принимали записки – бесплатно, конечно, а кому нужны те деньги теперь, куда их? Только в топку если, ну, или в сортир – бумага она и есть бумага, смех смехом – новой-то давно не делают, а та, что с тех времён осталась – когда-то ведь закончится. И вот так кругом – где ни ткни – всё кверху гвоздями. Вот из-за такой ерунды какой-нибудь всё и накроется окончательно – за лесом больших ежедневных проблем о малом никто и не задумывается, пока это малое не превратиться в большую, ощутимую проблему. Как солярка или как патроны. Кто думал, что в самом скором времени с ними наступят проблемы? Никто. Что солярка? Стала заканчиваться – Село снарядило группу – солярщиков – с цистерной на конной тяге да человек пять мужиков – знай шарь по дорогам и сливай с техники там и тут. Ну и сливали, конечно. А только и у топлива свой срок службы имеется. Семь лет уже, как Началось – топлива то ещё много где слить можно, а только это уже моча, а не топливо. Мужики, кто под Саней Волковым работают, наладили, конечно, со временем фильтрацию и перегон примитивный, а всё равно топливо теряет свои свойства. Техника стареет, и хотя ребята без устали ковыряют свои трактора и машины – срок всей этой механизации уже отмерян. Последний раз чихнёт благословенный тракторный дизель – незаменимый помощник крестьянина последних времён, а дальше всё – как завещали прадеды – только кони и быки. Финиш. А община не маленькая – больше тысячи душ, и каждая кушать хочет. Картофель, пшеница, греча – вспаши, заборони, посади да засей все эти гектары, собери да скоси в страду. А скотина тоже живая – ей трава да сено нужны. Без техники – тракторов и комбайна – всё, привет… И это при том, что всё мужское население в основном при оружии – наряды, патрули, охрана баб и детей в поле да в лесу, на грибах и ягодах кто, и в духовных. Без духовных теперь ничесоже деется. Слава Богу, как Отца Николая из Троицына монастыря люди Фёдора чудом взыскали – на всё Божья воля! – монашеское делание на Селе восставили. Большое дело. Не оценить его, из сегодняшнего дня. Ежели Господь умилостивится, сохранив общину, оценено будет потом – паки и паки. Ибо на каждое делание теперь – нужен духовный, со Святой водой и Крестом и молитвой. А дел столько, что духовных не хватает. Эти и многие другие мысли одолевали Отца Паисия, сельского иерея, настоятеля Кушалинских храмов – Смоленского и Духова, ныне по мере сил общины, восстанавливаемого из полностью разрушенного состояния ещё при советской власти.

-Господи, благослови славити Пречистое Имя Твое, Отца, и Сына и Святаго Духа. – перекрестился отец Паисий на Троицу, висящую в ризнице и прошествовал в алтарь.

-Благослови, отче! – благословляясь, начал утреню Отец Феофан, старший диакон. Всё потом, волей Божией да спасемся. Теперь то, ради чего Отец Паисий здесь. Всему своё время – время разбрасывать камни и время собирать их. Сейчас, как и вчера, и ранее, Отец настоятель будет молиться за каждого, кто в поле, кто в лесу, кто здесь в храме, кого Господь миловал спасением жизни и за тех, кто погиб. Ибо кто поможет почившей душе христианской в страшном, таинственном посмертии перед Престолом Сил? Только дерзновенная молитва простого иерея, души, ежечасно болящей за всех.

……………………………………………………………………………………………………………………………………………………..

Отцу Паисию (Скоренко) шёл уже шестьдесят девятый год, когда епархия отправила его восстанавливать приход в Кушалино. Родом из Вышнего Волочка, он не был потомственным священнослужителем, и к Вере пришёл во время войны – той, Великой Отечественной. Как и многие его сверстники, утром 22 июня 1941 года Отец Паисий, тогда просто Павел Богданович Скоренко, встретил уже на пороге военкомата. Потому как работал шофёром, попал в автобат в начале июля, потом котёл, прорыв к своим, первое ранение, в ногу, изолятор НКВД, Слава Богу, отпустили – рядовой, документы не выбросил, госпиталь, потом снова на фронт. Там, в окопе, под Волоколамском, Павел встретил отца Георгия. «Держись меня, Пашка.»- улыбаясь, говорил ему старый священник. – «Меня ж ведь сам Георгий Победоносец обороняет, шутка ли, сынок! Он и тебя укроет, а ты проси его.» Отец Георгий и покрестил Павла, ночью, в окопе. В страшном бою, который произошёл с их батальоном на следующее утро, когда немцы, действуя во фланг, силами до танкового батальона с приданными панцергренадёрами, прорвали позиции их полка, выжили немногие. А вот Павла – теперь Отца Паисия Господь сохранил…

В3. ТОГДА. Декабрь 1941 года. Отец Паисий. Из той войны...

С рассветом немного спал мороз. Дым из трубы, уцелевшей непонятным образом под продолжавшимися весь предыдущий день миномётными обстрелами позиций полка хаты, единственной в раскрошенной минами в хлам деревеньке, стлался по крыше. Там, в хате с позапрошлого утра был устроен импровизированный полевой госпиталь, и с позиций вгрызавшегося в промёрзлую волоколамскую землю батальона, он просматривался как на ладони. Полк был измотан этими зимними боями и отступлением, сменил уже второго комполка и комиссара, потерял больше половины состава. Из реальных противотанковых средств остались три «зиски» и «тридцатьчетвёрка», брошенная два дня назад экипажем из-за рассыпавшегося фрикциона, перетащенная с помощью трактора из отступавшего в спешном порядке артдивизиона на пригорок за их позициями. Эргэкашники сгрузили несколько ящиков семьдесят шестых снарядов для практически пустых «зисок», под подпись комиссара, хоть что-то. Со стандартным приказом «остановить прорвавшиеся немецко-фашисткие силы, держаться до последнего» Пашкин батальон оседлал дорогу. В окопчике с Пашкой и отцом Георгием, отрытом на морозе с правой стороны дороги, в чахлом кустарнике для какой-никакой маскировки, было ещё двое бойцов – татарин Рушан, интеллегентный мужик лет сорока и ефрейтор Максим Кривда с противотанковым ружьём. Пока копали, отец Георгий читал молитвы, и хотя за религиозную пропаганду могло влететь от комиссара по полной, никто не трогал батюшку. Да если в целом взять, и комиссар-то батальонный, был мужик что надо. Понимал.

Наши последние отступавшие части прошли их позиции ещё ночью, а теперь над окопавшимся полком повисла пугающая, тревожная тишина, разрываемая лишь изредка дальними залпами крупнокалиберной артиллерии где-то далеко в стороне. Бойцов терзал и мороз, и панический страх перед неуязвимыми немецкими танками, а жечь костры и демаскировать позиции комполка запретил. Все были голодные, но про кормёжку уже никто и не говорил. Какая еда, к чёрту. Полк боевой, обстрелянный – все понимали, что бой будет последний, решающий. Немец мимо не пройдёт – на Москву прямая дорога тут.