Вольдемар Балязин - Семнадцатый самозванец

• Название: Семнадцатый самозванец
• Автор: Вольдемар Балязин
• Жанр: История

---

Глава девятая. Розыск

Решёточный приказчик Овсей Ручьев издали заметил лощадь, запряженную в телегу. На телеге же увидел Овсей домашний скарб, да бабу с двумя малолетками. Выехала лошадь из проулка, что упирался в улицу Варварку. Рядом с телегой шагали два дюжих мужика. Светало. Блекли звезды. Повозка тяжело прогрохотала по бревенчатому настилу Варварки и свернула вниз к Москве-реке, скрывшись за беспорядочно стоявшими избами.

"Ни свет, ни заря", - подумал Овсей. И пошел дальше, негромко постукивая по доске, и вполголоса покрикивая: "Слушай!"

Тихо было вокруг и безлюдно. Не вскрикивали петухи, спали собаки. И только ночные сторожа с разных сторон выкрикивали свое "Слушай!".

И вдруг Овсей услышал слабый треск и вслед за тем увидел высокий желтый всполох огня, взметнувшийся над одной из изб. Это было столь неожиданно, что Овсей вначале подумал: "Привиделось что ли?". Но тотчас же над крышей вновь взлетели языки пламени. На этот раз уже два - желтый и красный. Тихо постояли в недвижном воздухе, а потом сплелись друг с другом и метнулись над крышей, будто молодайка в новом сарафане впляс пошла.

Тут-то Овсей и ударил в доску изо всей мочи, и, не помня себя заорал:

- Караул! Горим!

Что было потом, помнил он плохо. Бежали какие-то люди, неодетые, сонные. Простоволосые бабы в исподних холщовых рубахах передавали по цепочке ведра от двух ближних колодезей. Мужики с баграми метались вокруг горящей избы, как черти в аду возле грешника, норовя покрепче зацепиться крюком да посильнее дёрнуть. Другие мужики окатывали водой соседние избы, валили заборы, чтобы огонь по доскам не перебежал в соседние дворы.

Когда изба рухнула и огонь лениво заплескался на куче обгорелых бревен и досок, появился объезжий голова Митяй Коростин.

- Кто видел, как изба занялась? - спрашивал Митяй грозно, но видоков не оказывалось: отговаривались тем, что де спали и выбежали на пожар после многих других.

Пришлось говорить Овсею, упирая на то, что если бы не спохватился он, Овсей, сразу - выгорела бы вся улица.

Спрошенные Митяем соседи погорельца ответствовали одно и то же: жил де в избе, что ныне сгорела, Тимошка Демьянов сын Анкудинов, приказа Новой Четверти подьячий, с жёнкой своей Наташкой, да с двумя малолетками Ванькой да Глашкой, а отчего изба загорелась того де они, соседи, не ведают.

Объезжий голова соседских мужиков по избам не отпустил. Велел горелые брёвна по одному раскатать, водой пепелище залить и после того всем сказал приходить в Земский приказ к думному дворянину Никите Наумовичу Беглецову. А Овсею наказал быть в том приказе ранее других, ибо с него, Овсея, начнут государевы служилые люди розыск: как на Варварке в ночь с 21 на 22 июня 7151 года учинился пожар и кто в том пожаре виновен.

После этого и Овсей, и Митяй, и мужики разошлись по домам. На душе у всех скребли кошки: черт-те что могут придумать государевы служилые люди. Ладно еще, что не сгорел никто - по бревнышку раскатали избу, сгоревших, слава Богу, не оказалось.

* * *

Думный дворянин Никита Наумович Беглецов проснулся от шума. Шум был невелик: за дверью опочивальни негромко спорили двое. Беглецов сразу же узнал голос одного из спорящих - холопа своего Петрушки, голос второго был также ему знаком, однако вспомнить - кто это - Никита Наумович не смог.

- Спит ещё Никита Наумович, - говорил холоп.

- Нешто я не понимаю, известно: вся Москва ещё спит. Да я потому и приехал, что дело у меня безотложное, скорое дело.

- Погоди немного, он и проснётся.

- Да никак не могу я ждать, пойми, пожалуй, Пётра.

- И ты, пожалуй, пойми - не могу я тебя к Никите Наумовичу допустить.

Беглецов вздохнул, сполз с пуховика, надел на шею четки янтарные литовские, натянул халат бухарский, ватный, кизилбашские туфли юфтяные и вышел из опочивальни.

С Петрушкой спорил Коростин Митяй - объезжий голова с Варварки. Беглецов поджал губы, сморщился недовольно. Митяй, увидев хозяина, шагнул навстречу, забыв поздороваться, проговорил быстро:

- Беда, Никита Наумович. На Варварке изба сгорела. Новой Четверти подьячего Анкудинова Тимофея Демьянова.

- Одна изба? - быстро спросил Беглецов, ещё не понимая, что заставило Коростина заявиться к нему домой чуть ли не среди ночи.

- Изба-то одна, да хозяин-то её не простой человек. Я и подумал - не грех бы мне тебя, Никита Наумович, упредить.

- А я чаю уже не улица ли сгорела?

- Слава Богу, одна изба и люди все живы, Никита Наумович. Я на пожар поспел, пепелище велел водой залить, оглядел все со тщанием - никто не погиб, и соседние домы все целы. И послухам велел быть в Приказе с утра вдруг занадобятся.

- Ладно, Митяй, ступай. Будешь надобен - пошлю за тобой. Да узнай про то, где теперь Анкудинов Тимофей и, узнав, о пожаре его расспроси.

Досыпать Беглецов не стал. Постоял у окна, подумал, сказал про себя: "Ай да Митяй, умная голова, спасибо, что упредил". И возвратившись в спальню, стал быстро одеваться - сердцем чуял - надо было не мешкая известить о случившемся начальника Земского приказа, думного же дворянина Наумова Василия Петровича.

* * *

Василий Петрович Наумов сидел в Земском девятый год. Из них семь лет вместе с Никитой Беглецовым. Служба в Земском приказе была не в пример другим службам тягостнее и беспокойнее. Ведал сей приказ всей Москвой и чтобы где в столице ни случилось - татъба ли, разбой ли, пожар ли, или иное какое лихо - за все про все перед боярами и государем был в ответе Земский приказ. Кроме того, с московских тяглых людишек должны были государевы служилые люди исправно взимать налоги и по всем тяжбам вершить справедливый суд, а буде надо - и расправу.

Однако бог лес не уравнял, а паче того - человеков. И потому каждое дело надо было вершить с умом и с оглядкой. Мешкать было нельзя, а уж спешить - тем более. Паче же всего следовало оберегаться поступков и решений, кои по судейскому недомыслию могли задеть людей сильных и родовитых. И потому редко когда государевы думные дворяне или дьяки какое-либо дело решали враз и единолично - мужики и посадские худые людишки в сей счет не шли - их делишки решал любой подьячий, и долго не волокитил.

В то утро, 22 июня 1643 года от Рождества Христова, Василий Петрович стоял в моленной, поверяя себя Господу. Тихо и благолепно было на душе у Василия Петровича, когда вышел он из моленной в горницу и увидел сидящего у окна Никиту Наумовича.

"Да, в Земском служить - не в Панихидном", - подумал Василий Петрович, сразу же догадавшись, что какие-то неприятные дела привели в неурочный час его помощника.

Беглецов встал, пожал протянутую ему руку. Наумов вопросительно на Беглецова глядел, ждал.

- Дело к тебе, Василий Петрович.

- Говори.

- Тимофея Демьянова Анкудинова изба сгорела. Митяй Коростин на пожаре был, всё сделал гораздо. При пожаре никого в избе не было, то и дивно. Изба пуста, и вдруг под утро, как бы сама по себе горит.

- Почему думаешь - сама по себе?

- Решёточный прикащик Своей Ручьёв видел, как первый сполох из избы над крышей взлетел. Коли бы её кто снаружи поджигал - не так бы она занялась.

- А зачем Тимофею собственную избу жечь?

- То нам и надобно выведать, Василий Петрович.

Наумов задумался. Постучал пальцами по краю стола.

- То ты добре сделал, Никита Наумович, что дело это до меня довел. Тут хорошо подумать надобно. Помню я, как приехал Анкудинов на Москву жил он немалое время у Ивана Исаковича Патрикеева. А Патрикеев - сам знаешь благодетелю нашему Степану Матвеевичу Проестову первый друг. Так что дело это надо делать без всякой зацепки.

А про Тимошку сегодня же узнай все доподлинно: где он сам и где жёнка его с детишками обретаются и по какой причине изба у них загорелась?

* * *

По дороге в приказ Беглецов прикинул, с чего начнет розыск. Приехав, он первым делом призвал к себе Никодима Пупышева - старого ярыгу, великого мастера по сыску обретавшихся в нетях людишек.

Никодим пожевал беззубым ртом, поглядел в потолок, молча нахлобучил шапку и неспешно вышел.

Вернулся Никодим к полудню с заплаканной молодой бабой. Оставил её на дворе, строго наказав непременно его дожидаться, а сам нырнул в приказную избу.

- Привел, Никита Наумович.

- Тимошку?

- Жёнку его Наталью.

- А Тимошка где?

- Того она не ведает.

- А ну, веди жёнку ко мне.

Наталья Анкудинова, молодая, круглолицая баба, с лицом опухшим от слез, войдя, испуганно покосилась на Беглецова, и не ожидая вопросов, с порога заголосила:

- И ничегошеньки-то я не знаю, ничего не ведаю! И чего он ко мне пристал? Хоть бы ты, господине, велел ему отстать от меня!

Беглецов молча глядел на Наталью, которая причитала и не умолкая всхлипывала.

- Ты чья будешь, красавица? - спросил Беглецов тихо и ласково.

Наталья мгновенно замолкла, недоуменно глядя на Беглецова.

- Анкудинова я, Наталья, - проговорила она робко.

- Садись, Наталья. В ногах правды нет.