Вольдемар Балязин - Семнадцатый самозванец

• Название: Семнадцатый самозванец
• Автор: Вольдемар Балязин
• Жанр: История

---

Делать было нечего и Левко, стеная в душе, отдал Пятихатке золотой червонец: пятую часть обещанной Унковским награды, а взамен подучил щепотку белого порошка, который, по словам цирюльника, не имел ни цвета, ни запаха, без остатка растворяясь в любом питье и в любой пище.

Дал Пятихатка Левко безвредный порошок и в тот же день сообщил обо всем Вытовскому. А генеральный писарь велел следить за киевским мещанином и вскоре узнал, что ходит Левко к московским послам на двор и часто бывает возле двора князя Ивана Васильевича.

И тогда Выговской позвал к себе Тимошу и они быстро договорились о том, что им следует предпринять дальше.

* * *

Левко от радости совсем ошалел, и не помня себя, среди бела дня побежал на подворье к Унковскому.

- Василий Яковлевич, государь! - закричал он с порога, увидев посла, - услышал господь наши молитвы, прямо в руки отдает нам супостата!

Сегодня вечером звал меня к себе за стол ближний Тимошкин друг Костка, бает есть у него ко мне дело, а о том деле лучше нам поговорить в застолье. Я спросил: "Что за дело?" Костка прямо не ответил: "Есть, говорит, одно дело, но не здесь, а в Киеве, только о том даже и не он со мной говорить будет, а некий иной, великий человек, а имя де его пока он мне говорить не станет.

Унковский задумался.

- А не подводный ли Костка человек? - спросил у Левко осторожный посол.

- Что ты, государь, что ты! Костка не в пример хозяину своему весьма простодушен, хитрости за ним никогда никакой не водилось.

- Как-то уж больно хорошо дело слаживается, просто не верится - до чего хорошо.

- Да ведь вот уж неделю брожу с пищалью безо всякого толку, возразил Левко, восторженный идущей в руки удачей.

- Ну, ин ладно, - попробуй, - согласился Унковский, и Левко убежал наряжаться к вечерней трапезе, твердо надеясь, что уж как-нибудь выберет момент и подсыплет яд в кубок ли, в тарелку ли супостату.

Левко решил прибежать пораньше и когда никого ещё за столом не будет, совершить задуманное. Однако, когда он пришел и Костя и Тимофей сидели за накрытым столом, и увидев его на пороге, тотчас же прервали начатый разговор.

Костя встал, радушно распростер объятия:

- Вот, Иван Васильевич, тот доброй человек, о коем мы с тобой только что речь вели, - произнес Костя, обращаясь к Анкудинову.

Тимоша встал, крепко пожал Левко руку, сказал:

- Сей человек мне знаком. Виделись мы не то у Адама Григорьевича Киселя, не то ещё у кого из панов.

Левко подтвердил - именно у Киселя, но добавлять, что не за столом, а всего лишь на подворье - не стал.

Сели за стол, выпили по одной чаре вина, по другой.

- Ты уж нас извиняй, что сидим запросто, без слуг. Дело у нас такое, что никто лишний знать о нем не должен, - сказал Костя.

- Не боярин я поди, - согласился Левко.

- Ну, и ладно, - сказал Тимоша и предложил выпить за здоровье гостя ещё по одной.

Левко заметно захмелел, но помнил твердо - зачем он здесь и что надлежит ему сделать. А гостеприимный хозяин и его веселый друг шутили да отшучивались, говорили да отговаривались, но о деле пока что ни слова не произносили.

Наконец Костя сказал Левко:

- Ты нас за простоту нашу прости. Однако ж когда ты пришел, мы о деле нашем не до конца договорили. И ты на нас обиды не имей, ежели мы в соседнюю горницу выйдем и там за недолгое время обо всем порешим.

- Что вы, господа хорошие, да нешто я боярин, - замахал руками Левко, радуясь великой удаче - остаться одному и все дело в момент завершить.

Тимофей, тяжело опираясь о стол, - "здорово, видать, захмелел", подумал Левко, - с трудом встал и, положив Косте руку на плечо, вышел из комнаты.

Левко трясущимися от нетерпения и страха руками достал маленькую - с ноготок - серебряную коробочку, открыл крышечку и высыпал белый порошок в кубок вору.

Плюхнувшись на лавку, Левко с тревогой стал ждать возвращения к столу Тимофея и Кости, нетерпеливо поглядывая на дверь, на стены, увешанные ятаганами да пищалями.

Наконец оба супостата появились и сели всяк на свое место. Тимоша налил вина: сначала Левко, потом Косте, после всех - себе.

- Ну, Левко, - сказал Тимоша, - задумали мы дело тайное, дело великое.

Левко весь превратился в слух, однако более всего не рассказа ждал ждал, когда выпьет супостат зелье.

Тимоша продолжал:

- Однако ж, по русскому обычаю, чтоб дело то успешно завершилось и не было у нас друг на друга ничего тайного, надобно нам перемениться кубками. Тимоша Костин кубок взял себе, - у Левко сердце едва не выскочило из горла, только успел подумать: "Ах, дурак, надо было обоим ворам зелья подсыпать!" - Косте подал кубок Левко - Левко покрылся холодной испариной, - а свой передвинул на край стола главному затейщику.

"Что же это, господи, - подумал Левко, - выходит я сам себя насмерть отравить должен?" И явственно услышал слова Пятихатки: "Я дам тебе сильного яду. От него не только волк, - медведь подохнет".

Ударом кулака Левко сбросил кубок на пол и выскочил за дверь быстрей, чем если б за ним гнались волки.

Когда он был уже у самых ворот, за спиной у него грянул выстрел, и он, не помня ничего, побежал вперед, круша плетни и путаясь в сухих будяках пустых осенних огородов.

* * *

Когда после этого Унковский ещё раз попытался уговорить Анкудинова встретиться с ним, он получил от Тимофея такое письмо:

"Всякий человек, как говорится в Евангелии, есть ложь. Однако же убийца, по Евангелию же, есть сатана, ибо не стоит во истине и истины нет в нем. Так и ты - человек, а не божий, так как поручал к убийству, прельщая очи убийцы мздой воровскою. Зачем же ты при свете ищешь тьму? И зачем теперь пишешь лукавые письма и в письмах этих ищешь сучок, а не чувствуешь бревна в глазах своих? Лечишь здорового, а сам слеп, учить правым путем ходить, а сам идешь кривой дорогой, как слепец без поводыря... А теперь обидчик, обидь еще, лжец и убийца убивай еще; клеветник, клевещи еще; будет час и не минет месть тебя".

Обо всем случившемся Выговской немедля донес гетману, накануне вернувшемуся в Чигирин из похода на волохов.

Гетман готовился к празднику: он женил своего старшего сына Тимофея на дочери волошского господаря и со дня на день ждал послов, которые ехали с просьбой об этом.

13 октября сватовство началось и Тимоша вместе с Выговским и ещё двумя десятками самых близких гетману людей был приглашен Хмельницким к столу. Московского посла гетман к столу не позвал и видеться с ним не захотел, отговорившись тем, что занят де подготовкой к свадьбе сына. Однако Ивану Выговскому сказал истину - пусть знает, что своевольства гетман ни от кого не потерпит, пусть это будет хотя бы и сам царь, а не просто царский посол.

Сватовство успешно завершилось и волошские послы уехали обратно, когда в Чигирин приехал из Мунтянской земли старец Арсений. Он ехал в Москву и вез с собою, среди прочих бумаг, грамоту к гетману. Была та грамота писана на александрийской бумаге, с вислою печатью красного воска, с собственноручною подписью святейшего. И в той грамоте потонку говорилось и о тимошином воровском странстве.

Арсений хотел вручить патриаршую грамоту в собственные руки гетмана, но Иван Выговской сказал, что мимо него ни один посол к Хмельницкому не ходит и прежде он, генеральный писарь, должен сию грамоту прочесть.

Арсений стоял на своем, но затем ему сказали, что гетман уехал на хутор Суботов и скоро обратно не будет.

Тогда, покорно вздохнув, он отдал грамоту Выговскому и стал ждать.

Гетман приехал неожиданно скоро.

9 ноября он пришел к старцу. Арсений заметил, что Хмельницкий раздражен и зол.

. Не слушая старца, небрежно отодвинув патриаршую грамоту в сторону, гетман сказал:

- Царь не хочет воевать за Украину. Он говорит, что не может порушить клятву, данную полякам. Но ведь папа разрешает католикам нарушать договоры и клятвы, заключенные ими с магометанцами и православными, а царь, если бы хотел, мог бы получить разрешение от четырех вселенских патриархов не соблюдать клятв, данных католикам. Однако царь этого не делает, а патриархи, - Хмельницкий с брезгливой миной на лице повел рукой в сторону грамоты, - делают не то, что бы им следовало.

"Ох и горд ты, пан гетман, - подумал старец Арсений, - а давно ли слезы умиления видел я в твоих глазах, когда встречал тебя у Святой Софии кир Паисий".

И с тем гетман пошел из покоев старца. У порога Хмельницкий приостановился и добавил:

- А что патриарх писал с тобою о Шуйском, чтоб отослать его к царю, то у нас такого не повелось, хотя б он и самого короля забил. Из Сечи выдачи нет.

Однако ещё через два дня Иван Выговской позвал старца к себе и сказал ему:

- Отче, вот грамота моя к пресветлому государю Алексею Михайловичу. Подписана сия грамота паном гетманом и в ней государю ведомо учиняется, что пан гетман ради любви к государю и ради союза и мира меж нашими странами повелел того человека, что называет себя Шуйским, из своей земли выслать и нигде тому человеку в казачьих городах не жить.