Анатолий Безуглов - Инспектор милиции

• Название: Инспектор милиции
• Автор: Анатолий Безуглов
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детектив
• Год: 1975

Книга о работе молодого инспектора милиции в одной из Донских станиц.

В повести рассказывается о повседневном, нелегком, но очень нужном людям труде работников милиции. Герой повести после окончания средней школы милиции направляется в донскую станицу на должность участкового инспектора милиции.

Здесь его ждут первые встречи с новыми людьми, первая любовь, первые трудности и успехи на избранном им поприще.

---

— Не спорю.

— И спорить нечего. — Оля всем видом показывала, что победа осталась за ней. — Игорь вот всегда возмущался, — обратилась она ко мне, — что жена парторга Павла Кузьмича, здоровая женщина, ничего дома не делает. Они были нашими соседями. А я говорю, значит, у нее что-то не в порядке. Нам ведь, врачам, виднее. Поговорила я с ней. Маланья Яковлевна призналась, что в последнее время ей действительно все труднее что-нибудь делать. Я посоветовала прийти в амбулаторию, И что вы думаете — щитовидная железа. Ей, оказывается, и раньше предлагали операцию. Боится, А люди ничего не знают и болтают всякое…

— Признаться, я думал так же, как Игорь, — сознался я. — Оказывается, по внешности судить нельзя. Взять еще, например, Лохова. Крепыш, каких мало. А у человека одно легкое и туберкулез…

Лопатина округлила глаза:

— Это муж Клавки-продавщицы?

— Он.

— Кто вам сказал, что у него одно легкое?

— Сам и сказал. У него справка есть. Инвалид второй группы…

Оля пожала плечами:

— Глупость какая-то. Я его слушала. Легкие как у быка. Без одного легкого сразу узнать можно.

— А рентгеном проверяли?

— Он не обращался, — сказала Оля.

Я задумался. Действительно, какая-то неувязка. И если у него туберкулез, то как же его жене разрешают работать в продовольственном магазине?

— Он разве не состоял у вас на учете?

— Конечно, нет.

— Может быть, в районе, в тубдиспансере? — допытывался я.

— Что вы, мы таких больных знаем наперечет. Они на особом учете. Их обязательно посылают в закрытый санаторий, регулярно обследуют. Кроме всего прочего, они опасны для окружающих.

— Постойте, а когда вы его слушали? Он сам к вам в амбулаторию пришел?

— Нет. Случайно получилось. Он как-то чинил крышу и сорвался. Как голова цела осталась, не представляю. Верно, здоров, как бугай. Клавка прибежала ко мне, кричит: Тихон разбился. Я помню, успела схватить чемоданчик и бегом к ней. Тихон действительно сидит у хаты в полусознании. Клавдия его водой окатила. Я первым делом сердце прослушала, легкие. Дала понюхать нашатыря. Уложила в постель и сказала, чтобы пришел на рентген. Может, трещинка какая. Он так и не пришел. Я решила, что обошлось. Здоровый он, ничего не скажешь. Другой бы богу душу отдал…

— А легкие?

— Я же говорю — здоровее не бывает.

Хмель у меня из головы улетучился вмиг. Я вспомнил Лохова, его здоровые лапищи с короткими пальцами, походку носками внутрь. Меня самого тогда поразило, что у такого человека может быть всего одно легкое, да и то гнилое. Да, тут что-то не то. Паспорт я не смотрел. Поверил на слово. Положился на сычевскую проверку. Теперь мне подумалось, что Клава была чересчур уж приветлива. Неспроста.

Неужели Лохов — это… На фотороботе у преступника была борода. Бороду, правда, легко сбрить.

Надо срочно позвонить Борьке Михайлову.

Игорь и Оля с удивлением наблюдали за мной. Я попытался рассмеяться как можно беспечнее.

— А бог с ним, с Лоховым! Что вам теперь? О Бахмачеевской и думать забудете, наверное.

— Э, нет. — Игорь обнял жену за плечи. — Бахмачеевская — это великая станица. Она соединила нас с Оленькой… Что и говорить, перевернула всю жизнь. Верно, лапушка? — Игорь лбом потерся о ее волосы.

— Отец Леонтий, люди же смотрят, — шутливо отстранилась она.

— Ну вот что, ребята, — поднялся я, — мне требуется поспать пару часов, как воздух.

— Дима, Дмитрий Александрович, заходите к нам в купе, — пригласила Оля.

— Постараюсь, — ответил я. — На всякий случай — счастливого пути и много-много радости. И напишите.

— Я напишу, — серьезно сказал Игорь. — Жаль, не успели поближе сойтись в Бахмачеевской. Интересный ты парень…

— Так не только ты считаешь. — Оля выразительно посмотрела на меня.

— Что же, правильно, — подтвердил ее муж.

— Дмитрий Александрович знает, о ком я говорю… Конечно же, речь шла о Ларисе.

Я глупо улыбался и не знал, что делать. С официанткой рассчитался, с Юрловым вроде бы попрощался и стою, как дурак, жду чего-то…

— Понимаешь, Игорь, мы лежали с Ларисой в больнице, ну с той библиотекаршей…

— Как же, помню.

— Чудная девчонка! — Оля словно рассказывала мужу, но я понял, что ее слова предназначались мне. И только мне. — Спрашивает меня Лариса: можно ли любить двоих?

— Как это? — удивился Игорь.

— Вот так. Двоих одновременно. Юрлов обернулся ко мне:

— Чушь какая-то, правда? У женщин иногда бывает… — Он рассмеялся. — Любить двоих!

— Ты вообще о всех женщинах невысокого мнения! — вспыхнула Оля.

— Действительно, — смеялся Игорь. — О всех, кроме одной. Или ты хочешь, чтобы я обожал всех?

Я не знал, радоваться тому, что сказала Оля, или нет? Но мое сердце било в литавры…

— Она хорошая, чистая девушка, — сказала Оля и почему-то мне подмигнула. — Можно кое-кому позавидовать…

Я еще раз попрощался с супругами и побежал в свой вагон, прямо в купе к проводникам.

— До Юромска следует без остановки, — ответил на мой вопрос проводник. — Теперь поезда несутся как угорелые. Раньше, например, останавливался в Будаеве. Гусей выносили, арбузы соленые… Нынче ни гусей тебе, ни арбузов. — Проводник удрученно вздохнул. — Как на самолете. Ни людей не увидишь, ни товару. Я вот в Среднюю Азию еще ездил. В Ташкент. Там на каждой станции свой особый смысл был. В Темуре дыни покупали, здоровенные, в пуд весом. Пахучие, сладкие! В Аральске — копченого леща, балык выносили. Подъезжаешь к Оренбургу — курей вареных, картошечку с луком и соленые огурчики. — Он еще раз вздохнул. — Охо! Техника, скорость! Все как будто о людях думаем, экономим человеческое время. А всю эту прелесть зачеркиваем. Подумаешь, сократили путь на несколько часов, Спроси у любого пассажира, хотел бы он отведать будаевских гусей или там аральского балычка? Еще как! Нет, мчимся, мчимся. Куда, спрашивается, спешим? На кладбище? Так все равно там будем… А тебе что купить надо на станции или телеграмму послать?

— А так просто интересуюсь.

— Потерпи до Юромска. Скушно, стало быть?

— Малость. Проводник подмигнул:

— А с тобой едет не родственник? Это он про Арефу.

— Нет, — сказал я.

— Подозрительный. Одежда необычная…

— Артист. В кино снимается. Обживает костюм.

— Да, да, да, да, — зацокал языком проводник. — Думаю, где его видел? Я, между прочим, так и решил…

Я зашел в свое купе. Арефа спал на спине, подложив под голову руки. Мне ничего не оставалось делать, как самому завалиться на свою лежанку.

26

Проснулся я с тяжелой, смурной головой и отвратительным привкусом во рту.

Арефа, словно поджидая, когда я открою глаза, тут же выглянул с верхней полки.

— Через час Юромск.

Ему, наверное, было скучно одному, и теперь он обрадовался. Я сел, взял со столика стакан с чаем. Остывший. Молодец, Арефа, позаботился.

— Знаете, кого я встретил в вагоне-ресторане? Отца Леонтия.

— Я слышал, будто он уезжает от нас. — Денисов спустился, присел рядом.

— Уже едет.

— С ним, значит?.. — подмигнул Арефа.

— Да, обмыли. — Я потер лоб, виски. — Голова как неродная.

Арефа вынул из-под сиденья бутылку пива и поставил на столик.

— Выпей. Полегчает…

— Не-е, — отмахнулся я.

— Не бойся. Это единственное лекарство. — Он сам откупорил бутылку и налил пиво в стакан из-под чая. — Зачем мучиться?

Я стал цедить пиво.

Солнце, большое и багровое, мчалось параллельно поезду на размытом горизонте, чиркая по верхушкам столбов.

— Арефа Иванович, вы уверены, что мы застанем Дратенко?

— Застанем, — кивнул Денисов. — Он свадьбу затевает. В Юромске и будет играть. Приглашения разослал…

Неужели у Васьки чиста совесть, если он спокойно готовится к свадьбе, да еще всех известил об этом? Или так сумел спрятать концы, что ему плевать на всех и вся?

— А чем он занимается?

— Говорят, большой делец. — Арефа закурил, видимо размышляя, стоит ли откровенничать. — Я, правда, точно не знаю, но будто зимой он возит на Север фрукты с Кавказа, летом промышляет скотиной, лошадьми в основном… Да мало ли можно найти выгодных занятий? Как говорится, у каждого Гришки свои делишки.

— А попасться не боится? Это ведь до поры до времени.

— Пока не попадался.

— Не понимаю таких людей. Мне кажется, риск себя не оправдывает. Честное дело всегда надежней, с какой стороны ни подойти…

— Таких, как Васька, трудно приучить к нормальному труду. С малолетства к махинациям приучен. Отец его занимался спекуляцией. Старший брат…

— Арефа Иванович, а почему о цыганах такая молва? — перебил я его.

Он задумался.

— Да как тебе сказать? С одной стороны — трудяги, умельцы, которые даже при королевских дворах в Европе славились. Были настоящие, всемирные музыканты, но находились и дельцы. У нас даже есть легенда, почему цыгане такими были. Не слышал?