Валерий Шелегов - Батя

• Название: Батя
• Автор: Валерий Шелегов
• Жанр: Современная проза

---

В артели не принято появляться на участке в тайге без пол-литра. УАЗик привёз меня к домику рядом со свинарником уже при звездах. Толя пить отказался. Водку оставили к Новому году. Поели вареной свинины, попили крутого чая и за дело. У старателей не принято «оставлять дела на завтра, а женщин — на старость».

Уткин — крестьянского рода из Старого Оскола. У Клеймёнова в тех краях «Колхоз», «подсобное хозяйство артели». Свекла с полей колхоза перерабатывалась на сахар для артели; хлебное зерно с нив — на муку и комбикорм для свиней; мёд с колхозной пасеки; говядина в тушах мороженая. На Индигирку грузы доставляли артельские КАМАЗы.

Красная рыба кета вылавливалась старательской бригадой в магаданских нерестовых речках. Картошка сибирская в ящиках в тёплом складе; дикая оленина из-под ружья эвенов в ледяной штольне. Клеймёнов не экономил на старателях. Кормил людей. Давал зарабатывать.

В Старом Осколе артель «Мир» держала дорожную технику, перевалочные склады. В сельской местности старатели строили дороги. Со временем Батя отдаст базу в Старом Осколе своим соратникам. Сам переберётся с семьёй жить под Москву на Мытищенское водохранилище.

Для вывозки навоза из свинарника приспособлена полубочка корытом на салазках. Вдвоем запрягаешься в гужи и тянешь — рвешь жилы. Обратно с мороза тянешь на этих салазках воз смолистых чурок для печей. Сырая лиственница тяжелая, на лютом морозе колется топором, как стекло. Мешки с комбикормом в холодном складе. Триста килограммов на одну кормёжку.

Рядом со свинарником, на тракторных санях гора льда, колотого на озере. Вокруг горячих печей жмутся железные бочки. В них закладываются куски льда. От холодной воды свиньи простывают. Печи топятся дровами и углём до малинового жара. Лёд тает. Тёплую воду вёдрами черпаешь и носишь в корыта свиньям.

И так дважды в сутки. Времени хватает только на сон. Первую ночь после приезда, работали с Уткиным по-старательски. До рассвета вычистили от навозной жижи все загоны.

Выспались. Опять за работу. Разворошили из-под снега огромную гору древесных опилок. В артели летом пилятся брёвна на пилораме. До морозов опилки вывозят к свинарнику.

Проходы посыпали опилками. Накормили-напоили наших «робят». Кабан видом лесного вепря с клыками — оказался лютым и прытким, несмотря на громадную тушу.

Окрестил его «Борисом Ельциным» и отходил совковой лопатой от души.

Толя смеётся:

— Скотина-то в чем виновата?

Хряк Борька перестал кидаться и кусаться, когда у него чистишь клетку, и засыпаешь в корыто сухой комбикорм, льешь пару ведер тёплой воды. Зверем хрипит, но пятится от железной лопаты в лоб. Так бы Ельцина за его дела. В урочный час. Да не случилось для России «урочного часа». Растерялась, притихла Матушка наша…

К новогоднему столу Толя Уткин выбрал не совсем уже, но «молочного» еще поросенка. В поселке — в столовой артели включили печи. Нагрели помещение. Поросенка изжарили в духовке. Приехал с Нелькана Герой Социалистического Труда Трунов, начальник участка на Малтане, работавший к тому времени в артели. «Героя» Трунов получил на госдобыче и славился местным «стахановцем»; доверенное лицо Бати.

И напились мы все, как свиньи. Утром опохмелились и 1 января — по-старательски опять впряглись в работу. Трунов выдал со склада негашеной извести. Порядок в свинарнике навели такой, хоть в тапочках в проходах ходи. Белизна побелки на досках загонов забавляла нас самих.

— Батя бы видел, — вздохнул Уткин. — Но он никогда сюда не зайдёт.

— Зайдёт, — успокоил Уткина.

Мне тоже хотелось, чтобы Батя похвалил Толю. Клймёнов носит в холода тёмно-синий комбинезон — «ползунки» лётного командирского состава; авиаторы приодели его и в «лётную» меховую командирскую куртку. На крепких литых икрах — шикарные блескучие мехом торбаза, сшитые с оленьего тёмного камуса; чёрная норковая ушанка — лихо подвинутая на затылок. Человек он внешностью опрятный — притягательный, речь всегда умная яркая, «по делу».

В апреле Клеймёнов приехал на участок. Снега еще глубокие, не тронутые теплом. Ежедневно над долиной Малтана искрится низким коромыслом яркая цветная радуга; близкая, хоть руками трогай. От солнца и белизны снегов слепнешь.

Малтан без людей пребывает в сонной дремоте, серыми домиками и бараками едва заметен среди глубоких снегов. В боксах пора начинать ремонт бульдозеров; чистить ледник — старую штольню в горе за рекой. Работы предстоит много, начали подъезжать с материка старатели. Клеймёнов приехал с оценкой дел.

Приехал Батя не один. Подмену — двух рабочих «молдаван» привёз. Мне стало жаль наши с Уткиным труды. «Молдаване» — по северу, слывут вороватыми. С комбикормом весной везде проблема. Рядом прииск Нелькан. Набьют теперь дорожку на Малтан приисковые хозяева, кто свиней держат. Да и поросята хорошо подросли. Свинарник не «актирован», подсвинков — кто их считал? Точно пустят под нож…

Так в последствии и обнаружилось.

В свинарник заглянуть у Клеймёнова не было намерения — не его уровень.

— Ладно, уважу, раз утверждаешь, что торбаза не измажу.

После осмотра свинарника, Батя подозвал стоявшего в сторонке от машины довольного Толю Уткина.

— Собирайся с нами в Усть-Неру. Поедешь в отпуск. Отдохнешь. К началу промывки вернёшься.

Семья моя на материк перебралась окончательно. Квартиру в Усть-Нере Наталья продала. Артельский КАМЗ — заботами Бати — увёз контейнер с вещами в Магадан. Из бухты Нагаева на сухогрузе контейнер плыл до Находки, до железной дороги; за счёт артели железнодорожный контейнер с вещами благополучно доставился в Канск. Я остался зимовать на Индигирке.

О Бате я часто думаю. Почему именно он позвал и помог? Предки тобольских казаков, пришедшие в Сибирь с Волги с батькой Ермаком, рождённые у костра, радели о Святой Руси. Державу Российскую до Тихого океана поставили. Отечество, по утверждению Льва Толстого, создали казаки. «Казачьему роду — нет переводу». Прав Достоевский: «широк русский человек…» Но «сужать» его все-таки грех. Это уже будет не русский человек. А какая Россия — без русской души? Без таких людей как Николай Николаевич Клеймёнов?!

Предупреждал Сын Божий: «Придут и Именем Моим назовутся. По делам их судите. Не верьте слугам дьявола…».

Наши Души наследуют внуки. И это всегда так. Человек рождается и начинает жить. Богом ему изначально назначена мудрая душа — всё предопределено свыше. Но так уж устроил Господь мир, что тварь живая обязана растить своё потомство. Человек в отличие от твари, растит духовное древо своего рода. И «учительство» новорождённой Душе исполняется назначенной Богом мудростью.

«Мудрость была всегда; прежде пределов вод земных; прежде Земли и неба».

«Была художницей у Бога».

Почему часто дети — так не похожи на родителей и внешностью и характером?! А ликом в дедов или прадедов?

— Батяня! Ну-ка изобрази в лицах, как нас сегодня оттягивал Вася Руденко? — Подначивают малолетнего Лёху старатели. Батяня — вылитый Клеймёнов.

— Я сегодня почему-то очень добрый, — понимает игру слов Батяня. — Поэтому, пользуйтесь, рабы, моей добротой.

Батяня натурально изображает в лицах зама председателя артели Васю Руденко. Также пыхтит, пыжится, говорит, отдуваясь, надув румяные щёчки.

Старатели падают от смеха. Гогот стоит такой, что слышен за стенами ангара.

Батяня одет форменно, как и его дед. Сшитые на заказ — «лётные» ползунки и меховая «лётная» курточка. Из оленьего камуса торбаза; шапчонка норковая на затылке открывает чубчик и светлое курносенькое личико. Глаза золотыми крапинками светятся смешинкой. Приклей бороду и вылитый Батя! Мальчишка развит не погодам. Кажется, весь дедовский опыт — опыт Батин в нём уже обретён.

— Ну, ты даешь! Лёха — Малеха! Батяня, изобрази деда…

Батяня снисходительно бросает опытный взгляд на земляной пол. Хмыкает.

— Что, целкость потеряли? В бочку попасть уже не можете? Окурки везде разбросаны.

Опять хохот. Клеймёнов терпеть не может грязь в боксах. Сам не гоняет — бесятся его заместители. Иной старатель из лени подняться не хочет до полубочки; швыряет окурок издалека и промажет мимо «урны». На разводе закрепляется «уборщик» бокса. Следят за чистотой старатели по очереди. Маленький Батяня папиросный дым не переносит, даже его дед — Батя при нём в кабине своего «уазика» не курит.

— Надымили! Так бы работали! — продолжает «спектакль» Батяня. — Перекрою кислород.

Опять хохот.

— Как скажешь, Батяня. — соглашаются мужики. Поднимаются и идут к тракторам.

— Батяня, раз уж ты такой справедливый, прикажи выдать «норму» к празднику.