Томас Урбан - Набоков в Берлине

• Название: Набоков в Берлине
• Автор: Томас Урбан
• Издательство: Аграф
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004
• ISBN: 5-7784-0289-9

Гениальный русский писатель Владимир Набоков прожил в Берлине 15 лет — с 1922 по 1937 год. И автор книги, немецкий журналист и писатель Томас Урбан, поставил перед собой задачу пройти по следам Набокова в немецкой столице. Центральное место в книге занимает тема «Набоков и политика», ведь именно в Берлине писателю пришлось вопреки собственной воле все больше внимания уделять политической деятельности.

Книга написана специалистом, не только подробно изучившим биографию и творчество Набокова, но и умеющим оригинально подать материал, поэтому она читается с огромным интересом.

---

Жизненные обстоятельства эмигрантов в сети контроля и шпионажа со стороны эмиссаров советской России иронически отражены в рассказе Набокова «Здесь говорят по-русски». Один эмигрант рассказывает другому, что он держит в ванной комнате своей квартиры пойманного агента ГПУ. Из подробного описания обстоятельств собеседник делает вывод, что пленный подвергается пыткам в холодной, сырой темнице и в отчаянии строит планы бегства. Но заканчивается рассказ неожиданно: человек из ГПУ хорошо устроился в теплой, удобной ванной комнате и кажется, вполне доволен жизнью — он сыт и ему больше не нужно бояться своих начальников из ГПУ.

Проникновение в прессу

В этом переплетении интриг и провокаций два либеральных политика-эмигранта Иосиф Гессен и В. Д. Набоков, отец писателя, пытались с помощью финансово сильного издательства «Ульштейн» вести свою ежедневную газету «Руль». Редакция отвергала не только возврат к царской власти, но и яростно нападала на советский режим. С самого начала газета подробно сообщала о нарушении большевиками прав человека. Как влиятельные противники советского режима, В. Д. Набоков и Гессен несомненно на каждом шагу подвергались слежке со стороны советской внешней разведки.

Советское руководство предпринимало в первой половине двадцатых годов большие усилия, чтобы взять под контроль или хотя бы под свое влияние эмигрантскую прессу и книжные издательства. В издательствах и организациях эмигрировавших журналистов и писателей вербовались информаторы. Предполагается, что неоднократно предпринимались попытки проникнуть в «Руль». Неоднократно сотрудники редакции подозревались в том, что они являются информаторами спецслужб Москвы, но никого ни разу уличить не удалось[109]. Одним придаточным предложением Набоков воссоздает в «Даре» эту атмосферу подозрений: писателя-эмигранта другие литераторы называют «чекистом»[110].

На советские деньги были основаны многие издательства в Берлине, другие Москва приобрела через подставных лиц. Своими публикациями, которые эти издательства не имели права продавать на отечественном рынке, они должны были размягчать эмигрантские круги. Ленин и Троцкий лично заботились о том, чтобы были изданы соответствующие предписания для пограничных властей и советской почты[111].

Когда критически настроенные по отношению к Советскому Союзу редакции не удавалось купить или завербовать в них своих людей, им по крайней мере мешали изо всех сил, наносили материальный ущерб, старались дискредитировать. Так, однажды в редакционные помещения «Руля» ворвалась мобильная команда немецких коммунистов и устроила в них погром. По мнению главного редактора Гессена, руководство этой акцией осуществлялось из советского посольства в Берлине[112].

Из-за сильно возросших в связи с денежной реформой цен на бумагу и типографские услуги многие антисоветские издательства вынуждены были объявить в 1923 году о своем банкротстве. Трудности многих издательств усиливались еще и потому, что не выкупались крупные заказы. Уже тогда в эмигрантских кругах шли спекулятивные разговоры о том, что эти заказы были сделаны марионетками Москвы, чтобы разорить нелюбимые издательства. В Кремле с большим удовлетворением следили за падением конъюнктуры эмигрантских издательств[113].

ГПУ завело дела на каждую редакцию и каждого редактора эмигрантской прессы. В одном из докладов о руководимом В. Д. Набоковым и Гессеном издательстве говорится: «Это издательство крайне непримиримо и ведет систематическую травлю наших людей»[114]. И молодой Набоков тоже обратил на себя внимание информатора советского посольства как противник большевиков, в том числе и тем, что вышел из кружка писателей «Веретено» после того, как его правление пригласило выступить просоветского писателя Алексея Толстого. По той же причине прекратил свое сотрудничество с литературным альманахом «Веретено» и живущий в Париже Иван Бунин[115].

Полезные идиоты и троянский конь

В качестве конкурента «Рулю» в 1922 году в Берлине была основана русская ежедневная газета «Накануне». Так как она в своих передовицах постоянно выступала за признание «политической реальности» и тем самым за признание советского режима, многие политики эмиграции высказывали подозрение, что газета финансируется из Москвы. И либералы и монархисты называли ее «троянским конем Москвы» в кругу эмигрантов. Десятилетия оставалось неясным, кто стоял за этой газетой. Лишь после временного открытия советских архивов в начале девяностых годов стало возможным ответить на этот вопрос. Москва действительно финансировала «Накануне», чтобы умягчить и расколоть круги эмиграции. Об этом позаботился лично генсек Сталин[116].

Комментаторы «Накануне» снова и снова подчеркивали, будто они сами пришли к выводу, что надо возвращаться в Россию, чтобы восстанавливать страну — вместе с большевиками, которые на самом деле большие патриоты. Иными словами, они энергично вели вербовку среди эмигрантов, желающих вернуться на родину. Таким образом, «Накануне» стала рупором движения смены вех. Это понятие включало в себя изменение собственных позиций на диаметрально противоположные: переход от отрицания нового режима в России к готовности вместе с ним вести любимую отчизну к новому величию.

В Москве точно знали, что с «Накануне» сотрудничают не только те, кто симпатизирует режиму, но и болезненно тоскующие по дому эмигранты, которые не участвовали в политической борьбе, а просто хотели вернуться на родину. Советское правительство относило их к категории попутчиков. Их активность была на пользу Москве, поэтому они рассматривались как временные попутчики. Сопровождавшаяся громкой пропагандистской кампанией акция за возвращение на родину уже в 1924 году была снова приостановлена, так как она оказалась в сущности малоэффективной[117].

Как и большинство эмигрантов, Набоков считал сторонников новой ориентации на Москву либо мечтателями, либо оппортунистами. Набоков не скрывал своей позиции во время общественных собраний и потому подвергался нападкам со стороны «Накануне»:

«Поэт без творческого огня, который не нашел и не знает истинного мира, который не страдает и отталкивает от себя всяческое страдание, — вовсе не поэт, а всего лишь стихоплет»[118].

Скепсис Набокова, как и многих других эмигрантов, по отношению к одобрителям политического прощения большевикам оказался между тем оправданным. Во время сталинских чисток тридцатых годов почти все вожди движения смены вех были расстреляны. Сталину было достаточно, что они слишком многого насмотрелись на Западе. Они действительно были «полезными идиотами», которые, сделав свое дело, были больше не нужны.

Так как Толстой демонстративно занимал просоветские позиции, молодой Набоков обходил его стороной. Как-то в одном из берлинских ресторанов он сидел на расстоянии одного столика от Толстого, который оживленно разговаривал с поэтом и публицистом Андреем Белым. Поскольку и Белый, тогда один из известнейших русских писателей, в то время тоже публично призывал понять Октябрьскую революцию, Набоков не попрощавшись покинул ресторан, хотя он лично знал обоих[119]. Разговоры с просоветскими авторами Ильей Эренбургом и Виктором Шкловским он категорически отвергал.

Мечты о белой освободительной борьбе

В то время как агенты Москвы из Берлина планировали коммунистический переворот в Германии, русские эмигранты в конспиративных кружках разрабатывали сценарии свержения советского режима в России. Белая освободительная борьба должна была начаться с акций террора и саботажа в Советском Союзе, которые должны были быть осуществлены засланными борцами. Прежде всего, бежавшие в эмиграцию генералы разбитой белой армии надеялись на то, что можно таким путем дестабилизировать систему.

В тайных кружках обсуждался, например, вопрос, нельзя ли начинить нитроглицерином стол для совещаний Совета народных комиссаров, то есть правительства в Москве. Тогда любой удар кулаком по столу вызвал бы взрыв. Или спрятать заряды взрывчатки в Большом театре, где должен был проходить предстоящий партсъезд коммунистов, а потом во время съезда сбросить с самолета бомбу, которая вызовет детонацию зарядов[120]. Но так как ЧК почти во все кружки внедрила своих агентов, все эти террористические акции были раскрыты еще в начальной стадии.

Планы саботажа вынашивал также эмигрировавший писатель и откровенный противник советской власти Борис Савинков, который еще в царские времена пропагандировал в своих книгах террор как средство политики. Савинков стал опасным для большевиков, так как он начал создавать в Германии террористическую группу, которая должна была совершить покушения на ведущих представителей советской системы. Так, он организовал пристальную слежку за советской делегацией, размещавшейся в гостинице «Кайзерхоф». Кавалькада машин делегации проезжала ежедневно по Моммзенштрассе, поэтому Савинков и его сподвижники сняли там комнату. Но в тот день, когда они туда вселились, делегация вернулась в Москву[121]. Чекисты в Берлине имели задание своевременно узнавать о подобных планах. Поэтому связные ГПУ сами предлагали террористические акты, чтобы затем сообщить в советское посольство об их времени и месте. Таким образом попал в ловушку и Савинков. Агентам Москвы в Берлине удалось убедить его, что в Советском Союзе существует сильное подпольное движение, которое избрало его своим предводителем. После нелегального перехода границы он был арестован на советской территории. В следственной тюрьме в Москве он умер при невыясненных обстоятельствах.