Татьяна Алюшина - Риск эгоистического свойства

• Название: Риск эгоистического свойства
• Автор: Татьяна Алюшина
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-227-02176-2

Успешный бизнесмен Кирилл Бойцов встретил Катерину Воронцову благодаря странному совпадению, и между ними мгновенно возникло притяжение. Но слишком уж много было преград для простого человеческого счастья. Катерина старательно гнала от себя мысли об эффектном и обаятельном соседе. А недоверчивый Кирилл не торопился впустить в уютный, созданный на троих с дочерью и сыном мирок очаровательную, но гордую незнакомку. Он не учел только, что однажды помощь Катерины может оказаться необходимой…

---

Но скоро и она перестала иметь статус укрытия, тем более надежного.

Как-то ночью мама ворвалась к ним в комнату, сграбастала Катерину вместе с одеяльцем на руки, принесла в гостиную и кинула папе на колени:

– Вот! Твоя копия! Расскажи ей, что мы тебе не нужны!

Катька перепугалась до ступора – словно окаменела всем тельцем.

Как не нужны?!!

И смотрела не моргая на папу, от ужаса вцепившись в его рубашку, чтобы удержать.

– Идиотка! – не уступил в громкости крика папа. – Зачем ты детей в это втягиваешь!

Он отнес Катьку назад, уложил в кроватку, разжал ее пальчики, вцепившиеся в рубашку мертвой хваткой, поцеловал в лоб, погладил по головке и улыбнулся ей.

Печально так. Грустно улыбнулся.

И вышел из комнаты, вернувшись в скандал.

Теперь они ругались все время – и днем и ночью, как только оказывались дома вместе, совсем не обращая внимания на дочерей, находя любые поводы для претензий. Одним из поводов для повышения уровня ненависти друг к другу стало первое сентября – в Катеринины семь лет и «первый раз в первый класс». Что-то про то, кто отведет ребенка в школу и кто больше и тяжелее работает.

В школу первого сентября ее отвела Лида.

Настал тот день, когда папа ушел от них.

Мама рыдала на кухне, а папа зашел к девчонкам в комнату, молча поцеловал в макушку Лиду, прижав к себе, погладил по голове, поцеловал еще раз, отпустил и шагнул к Катерине, поднял ее на руки и так сильно прижал, что ей стало больно.

Но она терпела, понимала, что происходит то самое страшное: «Мы тебе не нужны!» Он расцеловал ее в лоб, в щечки, в носик, покачал немного на руках, поставил на пол и так же молча, не говоря ни слова, вышел из комнаты.

У них началась жизнь иная – втроем, без папы.

И в этой, другой, жизни мама Катерину не любила. Видеть не могла!

Это маленькая Катюшка поняла на следующее же утро, за завтраком. Мама жарила яичницу, нервно, раздраженно, нетерпеливо двигаясь, впрочем, в этом не было ничего особенного, к таким маминым настроениям сестренки привыкли, чаще всего последнее время она вела себя именно так, а они отсиживались тишайшими мышками.

Но сегодняшний случай оказался особенным.

Так же раздраженно она швырнула перед дочерьми тарелки с завтраком и надтреснутым голосом объявила новую диспозицию их жизни:

– Отец от нас ушел. Бросил нас. Лида, ты уже большая, тебе двенадцать лет, будешь вести хозяйство. Я работаю, у меня нет времени и сил. Катерина, ты тоже не младенец, будешь помогать сестре!

У Катьки навернулись на глаза слезы, так страшно звучали мамины слова. И вдруг мама, стукнув кулаком по столу, закричала неожиданно громким фальцетом:

– И никаких слез! Прекрати немедленно! – И уставилась на дочь в ожидании немедленного исполнения приказа.

А Катька никак не могла загнать слезы назад и все хлопала, хлопала веками, стараясь справиться с предательницами.

– Боже! – возмущенно прокричала мама. – До чего же ты на него похожа! Видеть тебя не могу! Иди вон из-за стола!

Она не могла ее видеть, разговаривать с ней, каждый раз пересиливала себя, когда возникала такая необходимость, раздражаясь от одного вида младшей дочери.

Маленькая Катька не понимала, почему мамочка ее разлюбила? Что же она такого сделала плохого и неправильного? И по непосредственной детской логике решила, что надо срочно исправлять положение одним-единственным способом – стать очень, очень хорошей!

Она училась на одни пятерочки, сама делала домашние задания, в классе была тиха и незаметна, как тень, стараясь не навлечь на себя недовольство учителей, не вступая ни в какие конфликты с одноклассниками. Дома научилась мыть полы, чистить картошку, мыть посуду.

Ничего не помогало!

Увидев ее, мама менялась в лице, кривилась и отворачивалась. Зато с удвоенной силой чувств она полюбила Лиду.

Мама постоянно обнимала, целовала старшую сестру, улыбалась ей, они стали частенько засиживаться вдвоем на кухне, разговаривать о чем-то, когда Катька уже спала.

И скоро сестра отдалилась от Катюшки, переняла мамину манеру морщиться, глядя на нее, и совсем не по-детски шпыняла по мелочам.

А папа к ним не приходил.

Он общался с мамой, это девочки знали точно, потому что каждый раз после такого общения мама долго кричала, обвиняла его в чем-то и обзывала разными злыми словами, но Катя не видела его очень долго.

И не к кому ей было пойти со своим горем.

Она тихонько плакала каждую ночь в подушку оттого, что никак не могла понять, за какой ужасный поступок ее все разлюбили!

Это потом, много лет спустя взрослая и мудрая Катерина осознала, во что превратили родители жизнь двух маленьких девочек.

А тогда… Мама взвалила на двенадцатилетнюю Лиду всю тяжесть своей несостоявшейся личной жизни, пропитанной ненавистью к отцу и нескончаемыми обвинениями, сделала из старшей дочери поверенную подружку. Она стала выпивать вечерами после работы и, усадив дочь рядом, часами жаловалась ей на жизнь, вселяя в ребенка уверенность, что отец последняя сволочь, а Катерина как две капли воды похожа на него, его обожаемая доченька! А вот Лидочку он не замечал!

Весь этот бред брошенной обиженной женщины, как поток помоев, вылился на двенадцатилетнюю девчушку, исковеркав ее сознание, да и всю жизнь.

К тому же мать взвалила на Лиду все хозяйственные дела, действительно много работая, а вечера предпочитая проводить за рюмкой, смакуя свои несчастья. И Лида, наслушавшись матери, стала видеть в Катерине источник вечного раздражения и недовольства, тем более что в силу малолетства сестра не могла разделить с ней все хозяйские заботы.

Отца Катерина увидела через полгода.

Родители развелись и поделили между собой детей.

Катюшка с папой прожили вместе три непростых месяца. Холостому мужику, много работающему, живущему на съемной квартире, пользующемуся успехом у женщин, совсем не до семилетнего ребенка, о котором надо заботиться. Но он старался, как мог.

Катюшу перевели в другую школу, рядом с домом, где они жили. В школу и из школы она ходила сама, без сопровождения, как и большинство детей в те годы, – ключ от квартиры на шее, на длинном черном шнурке, чтобы открывать дверь не снимая. Ела в основном яичницу, которую научилась готовить, или разогревала то, что имелось в наличии, в кастрюльках. «Наличие» появлялось редко, когда тетя Оксана, папина подруга, приходила в гости и готовила.

Тетю Оксану, как и всех остальных, кроме папы, Катька тоже раздражала. Девочка к тому времени уже привыкла к такому отношению и не удивлялась, окончательно уверившись, что таки сотворила нечто ужасное, про которое все знают, и простить ТАКОЕ никак нельзя, а значит, и любить ее нельзя!

И жила теперь с этим знанием.

Откуда же знать-понимать ребенку, что тетя Оксана имела свои женские виды на отца, а в них ну никак не входила восьмилетняя девочка от первого брака.

Настало лето, и деть Катерину отцу было совсем некуда. Его родители, Катькины бабушка и дедушка, жили далеко – в Латвии, и к ним почему-то отправить ее никак нельзя, к маме – нечего и думать! О лагере папа не позаботился, и болталась Катерина целыми днями на улице, предоставленная самой себе и рассеянному пригляду соседки, у которой и своих детей имелось в количестве двух душ.

Вот тогда и наступил тот самый день!

Всем своим существом Катюшка чувствовала, что надвигается что-то плохое, мрачное. Что это может – ну а вдруг! – оказаться хорошее, привыкший к исключительно плохим переменам ребенок и не рассматривал как вариант.

Папа все чаще смотрел на нее задумчиво и грустно, тяжело вздыхал, отводя взгляд, гладил по голове большой теплой ладонью и снова тяжело вздыхал. А Катька замирала пойманным кроликом, ожидая беду.

И она не замедлила явиться – ждали? – пришла!

Однажды он так повздыхал-повздыхал, погладил погладил ее по голове и печально сказал:

– Катюша, тебе надо собрать свои вещи. Я отвезу тебя к бабушке.

– В Латвию? – удивилась Катька.

– Нет, – покачал головой папа и загрустил еще больше, – к Ксении Петровне. Маминой маме.

– Нет! – забыла дышать от ужаса Катерина.

Свою бабушку Ксению Петровну Александрову она видела два раза в жизни, и ей вполне хватило. Вот более чем!

Суровая, холодная, худая старуха, основным жизненным кредо которой были жесткая дисциплина и порядок!

Дисциплина, порядок, подчинение наистрожайшему жизненному расписанию!

Дети, как разрушители двух священных постулатов, представляли для нее кровных классовых врагов, со всеми вытекающими из этого последствиями и мероприятиями по полному перевоспитанию. Даже от воспоминаний о тех двух встречах Катьке становилось плохо и холодно в животе.

– Пожалуйста, папочка! Не отдавай меня бабушке! Я буду очень хорошо себя вести! – стараясь не заплакать, взмолилась Катька.

– Да куда еще «хорошо»! – возмутился папа. – Ты и так как идеальный ребенок себя ведешь! Господи! – выдохнул он и прижал к себе дочь. – Бедная моя девочка! Что же мы с матерью с тобой сделали!