Людмила Сурская - Проклятая война

• Название: Проклятая война
• Автор: Людмила Сурская
• Жанр: Исторические любовные романы

Первый день войны. Первые эшелон с беженцами. Вагоны набиты, как консервные банки. Они, наполненные женщинами, детьми и стариками, представляли тревожное зрелище. Сорванные войной, собирающиеся в считанные часы и пережившие уже невиданного размера душевную травму, они были первыми весточками беды. Поезд рвался, отсчитывая по Украине километры, на Москву. За спиной оставалась война. Вернее, она догоняла нас авиационными налётами и бомбёжками. Не обратить внимание нельзя, люди разучились улыбаться. Картина, прямо скажем, удручающая. Уже в конце первого дня усталость стала одолевать не только детей, но и взрослых. Одежда прилипала к телу. Мучила жажда. Дети плакали утомлённые жарой, теснотой, нервозностью и передаваемым от взрослых страхом. Каждый следил за своими вещами, боясь воров. Никто никому не доверял…

---

Он дрожал от бешенства.

Я онемела. Деревянная. Совершенно не понимая, что случилось и, чего с меня хотят. Что-то он сказал… Что? Смотрела не мигая. Секунда, вторая… Осознав то, что мне сказали, похолодела. Душа покатилась вниз и кровь резко отлила от меня. Подумала: не иначе белая, как мел. Почему не упала, стою… Все замолчали, даже музыка и смотрели на меня. Ещё бы такое представление. Я не простительно долго приходила в себя, молчала… На моём лице в этот миг можно было читать, как в книге. Этим вложила ему молоток в руки и он продолжал бить:

— Что, не знала что ли? Ха-ха! Это участь такая, жены последние узнают. Так что советуем, пока ещё жена героя, присоединяться и не пыжиться.

Всегда сообразительная и готовая при таких выпадах дать отпор, в этот раз я замешкалась. Ещё бы! По мне нанесли такой удар! Взяли и больно шлёпнули о землю. Мучительная минута… и понимая, что совершаю глупость, выскакиваю из комнаты. "Они же мужчины, как же могут так вот на него… Тем более, они тут, а он там, где убивают…" В коридоре растерялась: "Куда?" Вещи все остались в кабинете. "Пойду, умоюсь и приведу в порядок себя. Обидно что так опростоволосилась. Досадно. Ах, как досадно!"

Но справится с собой так быстро, как надо было, не получилось. Тревога отнимала ноги. Грудь раздирала боль. А ревность, пробив заслон терпения, насадила душу на рога. Разорванная в клочья, она кровоточила: "Да что же это? Неужели правда? Костя и предательство — несовместимы. А, если правда, то зачем письма, встречи, слова?… Жестоко получается, обрадовалась, а всё ложь. Господи, а если Ада поймает эту сплетню, что будет с ней. Ведь девочка так любит отца. Надо взять себя в руки. Дочь не должна меня такой видеть. А может то и не правда вовсе, а ещё одна ерунда, как та, что о Седовой. Обиделся мужик и сболтнул гадость… Какими мужчины бывают несносными, несправедливыми, когда… Посмотрел бы он на себя со стороны. Костя не может так со мной. Он не такой… Ляпнул… ну и что? Ну и что?! Взяла и сделала из мухи слона". Оказалось рассуждать издалека проще, чем получить пучеглазую жабу в руки. Мне вспомнился Мессинг. Я из последних сил успокаивала себя, а ревность всё взбрыкивала и взбрыкивала копытом. Затолкав мысли в голову и заперев душу, освежила лицо. Поискала платок, не нашла. Вспомнила: остался в сумочке. Постояла у открытого окна. Ветерок освежил лицо. Ругая себя за слабость и окрылённая надеждой, я решила вернуться в кабинет, забрать сумочку и жакет… Несколько успокоив себя, я открыла дверь и шагнула в коридор. Шла медленно. Узенькая дверь чуть приоткрыта. За дверью разговаривают несколько человек. Говорят не таясь громко. Слышно издалека. По всему было видно, страсти накалялись. Подошла и встала точно приклеенная, прислушиваясь к женским голосам. Поняла: косточки перемывали мне. Промелькнула мысль: "Сколько их: пять, шесть или всего трое?" Глупая мысль. Мне бы отойти, но я не решилась. А в мои уши било не то сочувствие, не то ехидство:

— От счастья земли под ногами не чувствует. Дурища. Красавчик, герой! Надо давно было рассказать ей о том его подвиге, — вспыльчиво заявила одна.

— Баба никогда не может чувствовать себя в полной безопасности, а она уж очень спокойно шагала, — иронично заметила другая.

— Жалко, убьёт её это. Только ожила после того его ранения и на тебе. Такое дерьмо. Это же не те случайные куклы, что сюда приходили. Весь фронт гудит, мой рассказывал…

Откуда у людей возникает желание совать нос в чужие дела. Мне всё равно чем и как живут другие. Почему ж иных хлебом не корми, дай покопаться и обсудить всех. Господи, как гадко. Душу охватывает всё нарастающая тревога. Этот разговор, противоречащий всему моему существу, вызывает во мне эту тревогу. Я не стала слушать, что ей рассказывал муж, а, привалившись к стене, плотно зажала уши. Совсем не чувствуя ног, по стене сползла на пол. Со лба стекали капли холодного пота. Очутившись на корточках, чуть не завыла. "Обман! Костя и обман — не мыслимо". Отлепив ладошки от ушей, запечатала плотнее рот, чтоб не вышло ни звука. А из кабинета по-прежнему доносился содержательный разговор:

— Конец её семейной жизни- факт. Сколько лет прожито, сколько бед пережито, а в итоге? Ушёл подлец к молоденькой и годится та бойцыца ему в дочери… — звенел голос и бил по ушам. — Офицерик прав. Кому она нужна, когда молодые вон в затылок дышат?

"А мне никто кроме него не нужен. Зачем мне кто-то другой. Дело-то в другом- я жить без него не смогу". Мои глаза наполнились горячими слезами. Они жгли их и рвались наружу. Рвались, рвались и вырвались- тяжёлые капли потекли по щекам. "Что же я теперь буду делать?" А голоса за дверью только брали разбег.

— Согласна, стыд! Мужик совсем голову потерял с соплячкой связался. Весь фронт угорает. Война, а у него кобеля старого беспутство в голове, — резанул её по ушам опять первый голос.

— Да разве он один. Все как с цепи сорвались. Всё свели до простоты: получили разрядку и не парятся, приятно ли ей его общество.

— Все на войну свои грехи хотят свалить… Война, мол, стыда не имеет и совести у неё нету. Только на войну всего не спихнёшь… Свистушек опять же воевать набрали всё больше сговорчивых.

— Оно так…Какой мужик откажется, когда обхаживает, молодая, красивая девчонка?

— Никакой.

— Вот он и не отказался.

— Можно ли девчонку за это винить, если он обворожит своей улыбкой, красотой и богатырской статью любую. Не все способны перед ним устоять, — встрял в разговор недовольный голос.

— Вот только о жертвах не надо. Та тоже хорошая птичка. Говорят, кокетничала с ним. С радостью ухаживания принимала. Могла бы вести себя поскромнее и не давать повода старику. Но где там! С превеликим удовольствием время со стареющим героем высшего командного состава проводит, — вздохнула вторая. — Не повезло Юлии. Надёжный не надёжным оказался.

— Может, она устоять перед его чарами не могла, — заняла свою позицию и третья. — Согласитесь, что это не просто. Вскружил девчонке голову. Такой красавчик несмотря на седину покоряет сердца женщин с лёгкостью. И не только внешность тому виной, но и голос, культура, талант- всё в нём сочетается удивительно. Ему много дано и он себе цену знает — привык к победам. Да-а…Трудно, ох, как трудно перед ним устоять.

— Да бабы задача, а вернее умора с нашими вторыми половинами. Мужики душой всегда молоды. К сожалению только душой, а не телом- вот в чём беда мужиков. Прячут свой дряблый подбородок в стойку френча, а пузаны под полами и думают, что другие не замечают их старости, — вступила в разговор четвёртая. — Самообман, но сладкий.

— Любви все возрасты покорны, — вставила хихикая первая. — А если по правде, то девчонки те к любому безобразному бочонку при чине в хвост пристроятся, лишь бы сытыми быть и живыми.

— Может быть, может быть… Но ничего он ещё смотрится. Устоять перед ним действительно трудно… Орёл! Только на то мы и бабы, чтоб оборону держать. Большая часть и держит, не все же стелятся, — это был уже новый голос.

— Да, пожалуй, ты права, — заметила четвёртая. — Слабые есть, но не все. Хотя Бог для чего-то сотворил нас разными. И всё же слабая девка дрянь и повод для несчастий.

— Ладно вам, женщины, перебарщивать, не всё же время он её по кустам валяет, воюет же и ещё как… Да и кто откажется такого потешить, — хохотнула самая старшая из них.

— Все они такие, ни одной юбки не пропустят… — вступила в разговор опять третья.

Дальше показалось, что голоса слились в один, и я уже не различала их интонаций. Не понимала, что они не только злопыхали, но и выплёскивали каждая своё наболевшее на подвернувшийся под руку случай. Под ногами качнулся пол и поплыла стена. А, тем не менее, женщины продолжали.

— Кто она?

— Медик, в госпитале, говорят, служит. Вернее служила, — хихикнула женщина. — А теперь как там служит неизвестно, но рассказывают, не вылезает от него. Хотя это в боевой стаж тоже зачтётся и даже с двойным тарифом. Говорят отношения у них.

— Господи, ну какие отношения у мужиков сейчас там… Их связывают не отношения, а постель.

Говорившая в знак поддержке похихикала и продолжила:

— Хвостиком народ зрит таскается. Не под силу ей только передовая, да разъезды по фронту.

— Цепко взялась.

— Это уж точно, прыткая бойцыца. Чуть постарше его дочери. Навоюется барышня под завязку.

— Валяясь по кустам…

Насмешливый голос с готовностью объяснил:

— А вы думали. Задача не из лёгких подстилкой быть, причём всегда в боевой готовности.

Другой тут же поддакнул:

— Точно-точно. Такие прыткие. Это Дуськи и Машки живота не щадя воюют, а эти будь здоров… Сейчас при деле и после войны устроятся получше фронтовиков.

— Фрицев прогонят, ещё и мемуары писать будет про войну, тяжёлые фронтовые будни и чистую боевую любовь, — выкрикнула самая молодая.