Александр Каменецкий - Последний пророк

• Название: Последний пророк
• Автор: Александр Каменецкий
• Жанр: Триллер

Последний пророк

Москва 2005

Высококлассный программист московской фирмы, он и в страшном сне не мог представить, что кровавые сводки теленовостей станут для него реальностью: плантации опийного мака, секретная база исламских террористов.

Над его самыми близкими людьми — женой и дочерью — нависла смертельная угроза.

Пройдя сквозь ад до самого дна, оказавшись на грани жизни и смерти, он приблизился к последнему пределу ужаса, когда можно уповать лишь на Бога. Но ему, подобно Иову, предстояли новые испытания, которых удостаиваются лишь избранные…

Моей жене, с любовью и благодарностью

Все имена, топонимы, исторические и псевдоисторические факты, а также все иное, что может создавать иллюзию соответствия реалиям того мира, который принято считать существующим, относятся к области известных приемов беллетристики, благодаря которым текст приобретает товарно-рыночную стоимость, желаемую автором.

---

— Я не Кевин Митник. И не хочу связываться со всяким дерьмом. Пусть другие грабят банки, Кирюха, мне это не надо. И тебе в это влазить не советую. Хочешь, чтобы тебе башку отстрелили, да? И мне заодно?

Он молчит, барабанит палочками по столу — в школьном ВИА когда-то мой друг лабал на ударных. Сигарета торчит в зубах — уже пепла насыпал на чистую скатерть. Руки заняты пепел стряхивать.

— Забудь, — говорю я. — Давай лучше есть. А серьезный человек пусть идет в жопу.

— Это мы с тобой пойдем в жопу, — мрачно отвечает он, не прикоснувшись к китайской птице. — Он знаешь откуда? — Кирилл суетливо и испуганно перемещает зрачки вверх, на то место, где к потолку крепился светильник. — Оттуда. Он полковник.

— Ты чего, Солженицына перечитался? — улыбаюсь я и демонстративно жру свою утку. — Думаешь, на «воронке» приедут и заберут?

Кирилл внимательно разглядывает циферблат своего тяжелого, как бабушкин будильник, швейцарского хронографа. Там, на циферблате, куча дополнительных табло и маленьких стрелок. Может, они ему показывают верное направление жизни, не знаю.

— Он — наша «крыша», ясно?

— Чего-о?

— Того.

— Почему я об этом ничего не знаю? — Вытираю рот салфеткой, швыряю белый комок на середину стола. Комок шевелится, как живой кролик. — А чего я еще не знаю?

— Послушай, — говорит он, потупясь, не поднимая глаз, красный весь как рак. — Мы же с тобой друзья. Помнишь, как яблоки вместе воровали, как… Ладно. А как фирму придумали, помнишь? Сидели в детском садике, в подсобке. На каких машинах работали… «Четверка» — за счастье… И не было у нас с тобой ни денег, ни хрена — только умные головы. Твоя и моя.

— Да-а, сначала кололи Windows три одиннадцать, потом шестую «винду»… Молодость.

— Вот и весь был бизнес! — Кирилл одним махом допил виски и зло грохнул стаканом о стол. — Колоть лицензионные диски и толкать, колоть и толкать… А теперь — сорок человек в конторе, офис в центре, контракт с Силиконовой долиной! Ты на что свою «шкоду» затруханную поменял?

— На «шевроле».

— Во-во. И квартиру купил…

— Да и ты, в общем…

— И я, и я… У нас с самого начала какой был уговор, помнишь? На мне — менеджмент, на тебе — творчество. Я же программер никакой, пустое место, так я и не лезу. Мое дело — бухгалтерия, договора, крестики-нолики… Когда у нас в последний раз налоговая была?

— Давно, — морщусь я.

— А пожарные? А все остальные? Ты думал когда-нибудь, почему так? Нет, не думал? Куда тебе… Ты умный, ты в облаках витаешь. А тупой Кирюха тебе условия создает, блин, для свободного полета. То в бумажках копается, то клиентам жопу лижет… Уборщицы — и то на мне! Ты когда-нибудь интересовался, как это все происходит?

— Перестань, — говорю я, стараясь сохранять трезвую голову. Самое ценное, видимо, что у меня есть. — У меня нет времени заниматься уборщицами и «крышей». Работу надо сдать Джордану к первому сентября, а у меня ни черта не готово. Мы же все каждый день сидим до полуночи. Меня жена скоро съест с потрохами.

Кирилл вздыхает, запускает пальцы обеих рук в свои кудри, жирные от стайлинг-геля. Безмолвная татарская девица приносит нам еще выпить.

— Семья, семья… — ворчит он. — Знаешь анекдот: нашел один программер в лесу лягушку. Ну, принес домой, посадил в банку. А она ему говорит: я не лягушка, а заколдованная принцесса. Поцелуй меня, и стану кем была. Программер посмеялся, за машину сел. Час там прошел, два… Короче, лягушка ему опять говорит: может, ты чего не понял? Я — принцесса, поцелуй меня, то-се… Он опять посмеялся и отвечает: понимаешь, работы много, на баб времени нет. А говорящая лягушка — это круто.

— Дружище, а в морду за такие анекдоты?

— Они на «воронке» не приедут, — вздыхает он со стоном. — Просто не дадут работать. Начнутся проверки постоянные, всякая лабуда. Если Джордан узнает, что у нас проблемы, контракт в жизни не продлит. Зачем? В одной Москве компьютерных фирм до черта. А в Мадрасе, в Сингапуре, в Бангкоке? Им ведь все равно, где софт по дешевке заказывать, лишь бы качественно и в срок. А без Джордана мы — никто. Что ж теперь, десять лет работы — коту под хвост? И все из-за твоих понтов? Из-за того, что ты хочешь оставаться чистеньким?

— Хорошо… Но почему они не могут своих специалистов привлечь? Что у них, никого нет?

— Выходит, не могут, — грустно отвечает Кирилл, поддевая палочками кусок китайского рагу. Управляется он с этими деревяшками дурацкими отлично, но, по-моему, и вкуса еды почувствовать не в состоянии. — Там же свои расклады… Прошу тебя как друга: сделай. Пожалуйста! Жалко ведь, если все так бездарно кончится…

— Ну ты хоть представляешь себе, что такое — кракнуть банк?

— С трудом.

— Я тоже. У них ведь системы защиты, у них… А если не получится? Что тогда?

Кирилл оживает, блестят глаза:

— Ты, главное, соглашайся. Придет этот козел, отвечай ему: сделаю. Там видно будет. Мы же не Кевины Митники, правильно ты сказал.

Сжимаю кулаки, ставлю их перед собой на стол — мой жест, когда я принимаю решение. Твердо гляжу в Кирилловы влажные, перепуганные глаза. Как ни крути, он мой единственный друг. С самого детства. Одноклассник, однокурсник. Родной человек.

— Он придет, мы с ним поговорим обо всем. Я тоже не хочу лажаться. Если да — значит, да. А нет — то нет. Если он «оттуда», значит, умный. Должен понимать.

Моя комната, день, лето.

Я встаю из-за стола, подхожу к окну и вижу у перекрестка торчащий из асфальта пожарный гидрант, похожий на позеленевшую от времени водяную колонку. Или голову языческого идола, занесенного по плечи песками времен. Внезапно гидрант взрывается с громким хлопком, и из земли начинает с шипением хлестать вода. Удивленный, я выглядываю на улицу и вижу, что все до одного гидранты в городе одновременно взорвались. Мутный поток заливает мостовую. Я понимаю, что начинается наводнение.

Паника. Перепуганные люди собираются на сухих островках, сбиваются в кучки и устанавливают нечто вроде походных алтарей различных религий: христианской, мусульманской, иудейской… Подчиняюсь общему для всех импульсу, я тоже выхожу из дому. Люди стоят в длинных очередях у алтарей, молятся с громкими криками страха и страдания и отходят в сторону, уступая место другим. Я брожу от алтаря к алтарю, пытаясь найти свой, близкий мне и моей душе, но, потратив много времени, возвращаюсь в свою квартиру ни с чем.

Вода прибывает. Она не проникает в комнату, но уже поднялась до середины окна, затем еще выше. Город погружается в океан. Я чувствую, как во мне нарастает клубящийся страх. Страх не утонуть, но чего-то другого, гораздо более жестокого и опасного, что может случиться. Это чувство становится все сильнее, оно мешает мне дышать. Внезапно за окном мелькает длинный белый силуэт, спустя пару секунд он возвращается уже отчетливо видным: огромная белая акула, как в фильме «Челюсти». С отчетливым ужасом я сознаю, что это и есть моя смерть, мне суждено умереть не от воды, а от акулы…

Сознаю и просыпаюсь.

Моя голова лежит у клавиатуры, подмяв под себя «мышь». На мониторе движется, живет своей жизнью бесконечный Save Screen — канализационные трубы вырастают одна из другой, похожие на клубок спагетти. Почему-то всегда перед самым пробуждением чувствую себя уверенным и счастливым, как в детстве. Такой прозрачный отрезок между сном и бодрствованием, наполненный светом. Но стоит только переключиться чему-то в голове, некто нажимает Alt+Tab, переходя к другому «окошку», и дневные мысли сразу выстраиваются шеренгой перед тобой, требуя, чтобы ты их немедленно думал. Словно стояли за дверью и ждали утра, а потом как по команде сразу вошли.

Я сознаю, что Тани нет в доме. Наверное, потому и уснул за компьютером, что кровать моя пустая, холодная. Не хочется туда идти, где Танькой еще пахнет. С того дня, как она ушла и забрала дочь с собой, я не менял постельное белье, а уже полтора месяца почти прошло. Сказать, что мы плохо жили, скандалили? Нет вроде. Десять лет все-таки вместе. В последнее время — да, у нее была депрессия. Когда женщина сидит дома, а муж уходит рано утром, приходит ближе к полуночи, без сил, валится и засыпает, депрессия может возникнуть. Так получалось, что все почти наши разговоры происходили по утрам. Я просыпался с тяжелой головой, брел, как зомби, в ванную, далекую, словно Антарктида, ворочал зубной щеткой, которая казалась тяжелее бревна. Таня готовила мне кофе и жарила яичницу. Одну и ту же яичницу на тефлоновой сковородке, без сала, моего любимого, — будь они прокляты, женские журналы! Садилась за стол, наливала себе стакан сока и начинала… Говорила всегда одно и то же: мне скучно, мне скучно, когда это все кончится… Ну что я мог поделать? Заказы шли один за другим, работы невпроворот — и мне нравилась, черт возьми, моя работа, всегда нравилась! Она говорила: ты больной человек, тебе не нужно иметь семью, семья ни к чему тебе… У компьютерщиков из-за излучения монитора «это самое» не стоит, мы с тобой не трахаемся неделями, я ведь женщина, в конце концов, я чувствую себя как мартовская кошка… Я отвечал всегда одно и то же: давай съедем с этой квартиры, подарим «шевроле» детдому, откажемся от стоматолога, от твоих курсов йоги, фитнес-клуба и походов в «Беннетон», от дочкиной хореографической школы, от всего откажемся и будем жить как простые люди. Я говорил: найди себе работу, хоть какую-нибудь, не сиди сиднем… Заведи себе любовника, в конце концов, говорил я ей, или собаку. Я говорил: поедем в отпуск, в какую-нибудь экзотическую страну вроде Никарагуа или Гондураса, где только пираньи и партизаны, а у власти — усатый брюнет-диктатор, который влюбится в тебя, а меня бросит в темницу… Я шутил. И дошутился. Думал, это пройдет: депрессия, истерики, вспышки бешенства, мигрени… Друзья, знакомые, соседи — все так живут. Вкалывают по двенадцать — четырнадцать часов, почти без выходных, а как же иначе? Мы так живем, да. Мидл-класс. Не олигархи, не бандиты, не «новые русские», это наш стиль. Наш безумный город, безумный мир. У этого мира надо вырвать успех, деньги, взять их силой, потом — иначе не бывает. Чем-то надо жертвовать, убеждал я себя, хотя бы временно, на какой-то определенный срок, чтобы потом расслабиться, расслабиться…