Эвелин Левер - Мария-Антуанетта

• Название: Мария-Антуанетта
• Автор: Эвелин Левер
• Издательство: Феникс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1997
• ISBN: 5-222-00383-3

Жизнь французских королей, в частности Людовика XVI и его супруги Марии-Антуанетты, достаточно полно и интересно изложена в увлекательнейших романах А. Дюма «Ожерелье королевы», «Графиня де Шарни» и «Шевалье де Мезон-Руж».

Но это художественные произведения, и история предстает в них тем самым знаменитым «гвоздем», на который господин А. Дюма-отец вешал свою шляпу.

Предлагаемый читателю документальный очерк принадлежит перу Эвелин Левер, французскому специалисту по истории конца XVIII века, и в частности — Революции.

Для достоверного изображения реалий французского двора того времени, характеров тех или иных персонажей автор исследовала огромное количество документов — протоколов заседаний Конвента, публикаций из газет, хроник, переписку дипломатическую и личную.

Живой образ женщины, вызвавшей неоднозначные суждения у французского народа, аристократов, даже собственного окружения, предстает перед нами под пером Эвелин Левер.

---

Помимо финансового кризиса, который обрушился на Францию, королевство было ввергнуто в небывалый экономический кризис. Все это лишь усиливало народное негодование и могло привести к еще одному, уже политическому кризису. К концу 1788 года знать и духовенство, ведомые за собой третьим сословием, окончательно утвердились в своем намерении бороться с абсолютизмом. Экономический кризис поднял народные массы на борьбу, и все это король с королевой не осмеливались назвать революцией.

Королева сопровождала супруга на открытие Генеральных штатов, которое должно было состояться в зале Мешо-Плезир. Этот зал уже не раз служил местом для заседания ассамблеи. Депутаты прибыли к девяти часам, однако до полудня им пришлось ждать, пока король займет свое место на возвышенном троне из голубого велюра, украшенного золотом. Кресло, которое стояло рядом, предназначалось королеве. Король говорил мало, но очень твердо. К большому разочарованию третьего сословия, обсуждение финансовых проблем и государственного долга стало единственной темой, которую король затронул в своем коротком выступлении. Прежде чем окончить его, он высказал свое недовольство «желанием депутатов изменить политическую систему». После короля слово взял министр финансов. Он довольно долго распространялся на отвлеченные темы, упоминая о необходимости налоговой реформы, пообещал собранию, что правительство сможет обсудить вопрос о свободе прессы для общественного спокойствия. Так же как и Людовик XVI, в конце своей речи он назвал желания депутатов третьего сословия как опасные инновации. Все с нетерпением ждали выступления Некера. Какое ужасное разочарование для его защитников! Главный финансист страны долго распространялся о технических проблемах управления бюджетом, говорил также о налоговой реформе. За все два часа своей речи он ни разу не упомянул слово «конституция». Он также не упомянул о проблеме голосования. Когда он закончил свою речь, депутаты знали лишь то, что их приглашают собраться, чтобы обсудить права. Король покинул зал заседания в полной тишине. То подчеркнутое безразличие, которое он на публике демонстрировал по отношению к королеве, стоило последней легких аплодисментов. Она отблагодарила их грациозным реверансом.

Несмотря на то, что Некер вел себя крайне осторожно, его противники не сложили оружие. Самым ожесточенным из них был Ожар, один из приближенных королевы. Он не признавал не только политических идей Некера, но и критиковал с такой же ожесточенностью все его финансовые предложения. После заседания 5 мая он направил два рапорта графу д'Артуа и старому придворному хитрецу д'Арнувилю. И один и другой посоветовали ему изложить все свои мысли в письме королеве, что тот не осмеливался никогда делать.

Мария-Антуанетта сразу же углубилась в чтение писем в присутствии автора. В действительности это были два проекта речи, которую король мог произнести перед депутатами. Первая весьма толково была направлена на обсуждение проблемы финансов. Он предлагал, чтобы Людовик XVI раскрыл планы Некера. «Средства, которые предлагает мой министр, чтобы погасить годовой долг, могут быть хороши в любое другое время, но они ничего не дадут в этом году, а тем более в следующем», — должен был сказать он. Он также поднимал вопрос о создании бумажных денег, временных, которые помогли бы «преодолеть все долги». Во второй речи король собирался объявить о создании провинциальных штатов, по образцу штатов Бретани, в которых каждый субъект имел собственный парламент. Такой должна была стать политическая реформа, которая носила лишь юридический характер и с помощью которой Генеральные штаты лишали себя всякого будущего. Однако этот пункт для Ожара был основным, который с тревогой предвидел те претензии, которые могут предъявить депутаты. «Неужели вы думаете, что Некер хочет обмануть нас?» — спросила королева своего секретаря. «Я не знаю, мадам, имеет ли господин Некер подобные намерения, но я уверен, что он ошибается сам: а для государства это одно и то же», — ответил он. «Как! Господин Некер заставит нас играть по своим правилам?» — «Мадам, я не хочу пугать вас: у Вашего Величества будет, по крайней мере, шанс, но у других его нет». «Глупости! Что вы говорите?» — «Истинную правду». — «Я очень сердита на то, что вы показали это письмо моему брату д'Артуа». — «Но почему, Мадам? В семьях, когда случается несчастье, все собираются и поддерживают друг друга, даже когда речь идет о небольших стычках с родителями». — «Я не хочу сказать, что наш брат, граф д'Артуа, не любит нас, но он толкает на действия, которые приведут всех нас к краху», — ответила королева и разрыдалась.

Разговор не убедил королеву. Она сказала о своих сомнениях королю, который вообще не придал им значения. По поводу переговоров Ожар встретился с Тарже, депутатом от третьего сословия, и с самодовольным видом заявил, что располагает средством, с помощью которого можно преодолеть финансовый кризис, «не прибегая к займу, налогам, банкротствам, а также не прикасаясь к собственности граждан». На весь этот пафос Тарже ответил, что финансовый кризис в конечном итоге удачная находка, потому что «сегодня мы можем с его помощью подчинить себе короля». Убежденный в том, что в стране зреет заговор против королевской власти, Ожар снова попросил аудиенции у королевы. Он напомнил ей о том «монстре», которого нужно было победить любой ценой, пока не поздно. И предложил план: король должен был уехать вместе с семьей в Компьен и перевести Генеральные штаты в Суассон, а парламент в Нойон. В Компьене Людовик XVI соберет отряд из тридцати тысяч человек, обеспечив свою безопасность. При малейшей выходке Генеральных штатов он может, не колеблясь, судить их за преступление против короны. Небольшая речь, произнесенная столь взволнованно, в глубине души потрясла королеву, которая по-прежнему не была ни в чем уверена. На самом же деле заседание Генеральных штатов не начиналось из-за распрей между депутатами третьего сословия и депутатами со стороны духовенства и знати. Высказав свою волю собрать вокруг себя знать и духовенство, чтобы образовать настоящее Национальное собрание, депутаты третьего сословия предложили сделать подтверждение власти общим для всех сословий. Знать и духовенство отклонили эту идею, время проходило в жарких дискуссиях, которые правительство не могло остановить. Не желая ущемить права первых двух классов, король и королева понятия не имели, какое средство применить для удовлетворения амбиций третьего сословия, которое претендовало на Vох populi (глас народа). Беспокойство и недоверие Их Величеств возросло, особенно, когда они увидели, что Некер поддерживает, хотя и весьма скромно, третье сословие.

Не понимавшая всех течений и направлений, которые росли как грибы после дождя при дворе, неспособная осознать желание своего народа в момент, когда экономический кризис перерастал в кризис политический, Мария-Антуанетта не могла осмыслить желания третьего сословия. Однако идея, предложенная Ожаром, которая, по сути, была направлена против монархии, не могла оставить ее равнодушной. Это столь простое объяснение всем трудностям было одновременно успокаивающим и ужасающим. Королева начинала обдумывать этот план. Тем не менее в тот момент, когда на нее обрушился народный гнев, она открыла еще один оплот против себя, в непосредственной близости от нее, аристократический оплот, возглавляемый графом д'Артуа. Членами его были принцы крови. Если она и разделяла их ненависть по отношению к претензиям третьего сословия, то их концепции королевской власти в корне различались. Она знала об их мечте возвратить монархию, которая бы регулировалась советом аристократии и знати. Ее размышления, которыми она поделилась с Ожаром по поводу действий графа д'Артуа, весьма показательны с этой точки зрения. С одной стороны, она отказывалась от того, что Людовик XVI делал значительные уступки большинству, и с другой — не могла принять раздела власти с принцами и аристократией. Так же как король, королева не знала, к какой партии ей стоит присоединиться.

В это же время умирал дофин. Вот уже несколько месяцев врачи не надеялись спасти несчастного ребенка, лицо которого было искажено от переносимых страданий. Малыш знал, что умирает, и стойко переносил свои муки. И что бы ни происходило вокруг королевы, не было ничего, что могло бы заставить ее забыть об этом горьком ожидании, которое лишь усугубляло и без того тяжелое положение. Мадам де Кампан утверждает, что дофин, который находился под присмотром герцога и герцогини д'Аркур, чувствовал настоящее отвращение к мадам де Полиньяк, и эта неприязнь распространялась даже на королеву: «Мальчик в ее присутствии только молчал». Врачи запретили Марии-Антуанетте приносить ему сахар, как она это обычно делала. «Мне не по силам выразить ту физическую боль, которую испытывает бедный ребенок, к тому же он видит, что его мать гораздо больше любит герцога Нормандского, ведь он так и пышет силой и здоровьем, а то что происходит со старшим сыном, повергает ее лишь в легкую печаль», — продолжала мадам де Кампан. Некоторые историки, наоборот, рассказывают нам о необыкновенной нежности маленького принца к своей матери, и что незадолго до смерти он попросил принести все блюда, которые она любила, и они ели их вместе.