Крис Клармон - Первый полет

• Название: Первый полет
• Автор: Крис Клармон
• Издательство: АСТ
• Жанр: Космическая фантастика
• Год: 1996
• ISBN: 5-697-00026-X

Первый полёт — испытание не для слабонервных. Драки с космическими пиратами, коварные ловушки, опасные погони — тут спасует и матёрый астронавт, но только не Николь Ши. Ну и что, что она без году неделя настоящий астронавт. Опыт приходит со временем, а вот настойчивость и уверенность у пилота должны быть всегда.

---

Столик был уже накрыт, и едва подошедшая вслед за полковником Николь уселась, как подоспела Сью с салатом.

— Я взял на себя смелость заказать на двоих, — сказал Сэллинджер. — День выдался трудный для нас обоих, так что тянуть с заказом было не очень-то разумно.

— Спасибо, сэр.

Латук оказался свежим и приятно похрустывал на зубах, приправа была восхитительна — не отличаясь мастерством в хитромудрой кулинарии, Сью бесподобно стряпает простые блюда, — и после первого же глотка Николь осознала, что голодна, как стая волков.

— Ну как, полегчало? — осведомился Сэллинджер посреди второго блюда.

Ответом ему послужил вздох и улыбка Николь.

— Любопытно, как полный желудок меняет воззрения на мир, — заметил он.

— Я по-прежнему готова прикончить его на месте, сэр, — отозвалась она, про себя добавив: «Высокомерное дерьмецо».

— Час назад, лейтенант, вы считали, что игра стоит свеч. Вполне естественно. Но не профессионально.

Николь промолчала. Что тут скажешь — полковник совершенно прав.

— Большинство новоприбывших, — продолжал он тем же возмутительно небрежным тоном, без малейшей заминки сменив тему, — летят до Лос-Анджелеса и едут сюда наземным транспортом.

— Какой смысл заводить крылья, если не пользуешься ими?

— Справедливо. Кстати, отличный образчик пилотажа. Кастанеда говорит, что у вас накрылся поршень в левом движке, два цилиндра в правом, и найти замену — задача не для слабых умов.

— Я знаю одно место, — откликнулась Николь. «Вот же сукин сын, осведомился, прежде чем прийти сюда». Как ни странно, его забота доставила ей удовольствие.

— Он тоже, — улыбнулся Сэллинджер. Сидя, они находились на одном уровне, но стоя Николь выше полковника на целую голову. У него классическое тело пилота, летающего на предельных ускорениях — приземистое, коренастое, с широким, могучим торсом портового грузчика, унаследованным от предков, русских крестьян, с незапамятных времен отличавшихся чуточку раскосыми глазами, выдающими примесь татарской крови. Вот только за последнее время в его коротко подстриженных волосах засеребрилось куда больше седины, а морщины глубоко врезались в его грубоватое лицо. Он из тех людей, кто в форме выглядит как-то неуклюже, ему к лицу только летный костюм. И, несмотря на подчеркнутую небрежность манер, его окружает некий ореол человека, наделенного властью, и только самый последний дурак не догадается, что пытаться перечить ему — чистейшее безумие, и решившийся делает это на свой страх и риск (довольно-таки изрядный).

— Дэйв Элиас весьма высокого мнения о вас, — внезапно сообщил он.

«А толку-то что?» — Николь взглянула на Сэллинджера, и вдруг в душе ее всколыхнулась паника: не проговорила ли она часом эти слова вслух?

— Честно говоря, сэр, хотя я и рада назначению сюда, оказаться в Эдвардсе я предполагала меньше всего на свете.

— Почему?

— Сами знаете.

— Да, — едва уловимая усмешка, — знаю. Я считал, что Гарри вышел за рамки. Но порой исключения бывают оправданными. И он доказал, что я не прав. Потому-то я и просил прислать вас обратно. Фактически говоря, настаивал на этом. Даже без этого медотвода я готов был землю перевернуть, только бы заполучить вас.

— Зачем?

— Давайте пройдемся.

Ночь стояла в полном звездном облачении, разукрашенном перистыми облачками, посеребренном восходящим месяцем. Понадобилось лишь немного проехаться на машине, чтобы удалиться от базы и оказаться в первозданной пустыне, где тьму не нарушал ни один лучик искусственного света, и узреть, какое воистину величественное зрелище являют собой небеса. Лучше этого только оказаться в них — для всякого, кто побывал там по-настоящему.

Вот только воздух стал уже не прохладным, как раньше, а по-настоящему морозным, и при всяком выдохе изо рта вырывалось облачко пара. И когда Сэллинджер повел ее обратно через парк, Николь задернула «молнию», подняла воротник и сунула руки поглубже в карманы.

— Только не говорите, что вам не по нутру легкий морозец — девушке, выросшей в Нантукете и столько занимавшейся парусным спортом в открытом море, — заметил он.

«Потрясно, он читал мое личное дело!»

— Чтобы переносить холод, надо привыкать к нему постепенно, и тогда мне это удавалось лучше.

— А что же переменилось?

Она задержалась у Х-15, изумленная миниатюрностью самолета и одновременно восхищенная его обтекаемыми, плоскостными обводами. Потом проговорила:

— В первые сутки после нападения корсаров из засады, пока мы не собрали на тяп-ляп систему энергоснабжения, на «Страннике» не было электричества. В паре-тройке миллиардов кэмэ от Солнца температура практически не отличается от абсолютного нуля. Термоизоляция корабля поправляла положение, но мало-помалу холод брал свое. — В спокойном изложении фактов невозможно ощутить даже тени пережитых тогда чувств. Николь развела руками. — Даже когда мы вернули Карусель — жилой отсек — к жизни, то не осмелились чрезмерно нагружать системы. Настроили нагреватели на очень медленный и плавный подъем температуры. Это хуже всего — вокруг царит почти непереносимый мороз, а ты знаешь, что нагреватели включены и со временем дела пойдут лучше, на большее и надеяться не смеешь, и надо только продержаться до той поры. Казалось, на это уйдет целая вечность.

— И тогда вы нашли халиан'т'а. Сэллинджер произнес последнее слово так же, как подавляющее большинство людей — в английской транслитерации, опуская обертона, обозначаемые апострофами. Человеческое горло не способно издать подобные звуки, а человеческое ухо — их услышать.

— Дурацкое везение, сэр.

— А по-моему, открытие, учитывая дальнейшее. Вдали мелькнула какая-то вспышка, и не успела Николь повернуть голову в ту сторону, как сверху обрушился оглушительный грохот, волной вздымающийся до небес, когда пилот, выведя самолет на исходную, дал полную тягу. Взлет показался невероятно быстрым — машина только успела тронуться, и уже взмыла вверх, опираясь на конус голубого пламени длиной в половину корпуса. Миг — и она затерялась вдали, будто еще одна звездочка на небосклоне, негромким «ба-бах» провозгласив о преодолении звукового барьера.

Здесь, возвышаясь над парком и над сухим озером — верхняя точка обеспечивает на диво хороший обзор всей территории базы, — находится мемориал. Строгий кенотаф с лишенной вычурности доской, на которой высечены имена погибших пилотов, начиная с Гленна Эдвардса, подарившего базе свое имя. Это памятник для туристов, а настоящий мемориал, по мнению летчиков-испытателей, находится на стене в «Сорвиголовах».

— Вы имеете представление, лейтенант, — как бы между прочим поинтересовался Сэллинджер, — сколько человек сейчас хорошо ориентируются в культуре халиан'т'а?

Фрагменты головоломки начали мало-помалу складываться воедино, и Николь ощутила, как вдоль позвоночника пробежал трепет, словно электрический ток, но едва она открыла рот, как полковник перебил:

— В смысле, на Земле.

— Трое, — наугад сказала она, поскольку ее сведения явно устарели.

— Главная делегация направляется в Нью-Йорк, чтобы вести дела с Организацией Объединенных Наций, этими везучими чертями, — судя по тону, он подразумевал «этими несчастными», — но трое халов завернут в нашу сторону.

Николь вопросительно приподняла брови.

— Очевидно, и они, и мы сталкиваемся в космических программах с одним и тем же препятствием, а именно, с проблемой спуска на поверхность планеты и подъема обратно на орбиту. К сожалению, перенос материальных объектов не дался нам с той же легкостью, что и путешествия от звезды к звезде. Как бы то ни было, было внесено предложение объединить наши ресурсы и попробовать вместе найти решение, которое ускользает от нас, пока мы работаем поодиночке.

— А вам не кажется, сэр, что работа халиан'т'а с нами попахивает протекционизмом?

Сэллинджер рассмеялся и тряхнул головой.

— Как вам удается издавать подобное урчание, Николь? В смысле, я слышал его в записях — и ваших, и комиссара Кьяри, — но не мог воспроизвести что-то хоть отдаленно похожее, только связки сорвал. У меня от них жутко болит горло.

— У меня тоже, сэр, а звучат они правильно лишь для нашего слуха. Господь ведает, как это воспринимают халы.

— Как раз факт, что вы способны на это вообще— пусть даже грубо и приблизительно, — и заставил меня выписать вас. Что же до вашего вопроса, то они будут работать не только с нами. Мы потратили полгода, собирая отовсюду самые светлые умы; к нам едут русские и британцы, и французы, и израильтяне, и — Господи, помилуй! — иранцы и японцы. Словом, намечается сущий зверинец. А те, кто кажется нам совершенно дикими, почти наверняка окажутся наиболее цивилизованными. Вы же должны позаботиться о том, чтобы проблем было как можно меньше.

— Полковник, мои познания в их языке, не говоря уж об их культуре, в лучшем случае находятся на зачаточном уровне.