Владимир Солоухин - Последняя ступень (Исповедь вашего современника)

• Название: Последняя ступень (Исповедь вашего современника)
• Автор: Владимир Солоухин
• Издательство: АО "Деловой центр"
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1995
• ISBN: 5-88406-055-6

«Последняя ступень» — исповедальный роман о мучительном пути прозрения русского писателя-самородка, о судьбе России, о вечных русских вопросах «Что делать?» и «Кто виноват?».

Владимир Солоухин. Последняя ступень. Издательство АО «Деловой центр». 1995.

---

— С какой рыбкой селяночку вашей милости потребуется? — с умильной улыбкой, шепелявым тоненьким голосом спросил любимовец.

— Известно, с какой! — с важностью ответил дядя Елистрат, — со стерлядью да со свежей осетриной. Да чтоб стерлядь-то живая была, не снулая — слышишь? А для верности подь-ка сюда, земляк, — сказал он, обращаясь к Алексею, — выберем сами стерлядку да пометим ее, чтоб они, собачьи дети, надуть нас не вздумали.

— Напрасно, ваше степенство, обижать изволите, — ловко помахивая салфеткой и лукаво усмехаясь, вступился любимовец. — Мы не из таковских. Опять же хозяин оченно этого не любит, требует, чтобы все было с настоящей, значит, верностью. За всякое время готовы во всем гостю уважить, со всем нашим почтением. Ни том стоим-с!

— Ах ты, бабий сын, речистый какой пострел, — весело молвил дядя Елистрат, хлопнув по плечу любимовца. — Щей подай, друг ты мой сердечный, да смотри в оба, чтобы щи-то были из самой лучшей говядины. Подовые пироги ко щам, с лучком, с мачком, с перчиком. Понимаешь, чтобы сами в рог лезли. Слышишь?.. Еще-то чего пожуем, земляк?.. Разве гуся с капустой? А коль охота, так и жареного поросенка вмиг спроворят. Здесь, брат, окромя птичьего молока, все есть, что душе твоей ни хочется… Так аль нег говорю, молодец?

— Все будет в самой скорой готовности, что вашей милости ни потребуется.

— Разве еще селянку заказать? Из почек? — Значит: щей, да селяночку московскую, да селяночку из почек, да пирогов подовых, да гуся с капустой, да поросенка жареного, — скороговоркой перебирал половой, считая по пальцам. — Из сладкого чего вашей милости потребуется?“

Итак, вот вам простой трактир в Нижнем Новгороде. И его возможности, и его атмосфера. А ведь ели еще и в ресторанах. А ведь такие трактиры были во множестве и повсеместно, включая уездные города.[55] А сельские чайные и трактиры по пять-семь штук на торговое село? Вспомним теперь наши, районные и сельские, столовые. Вспомним, положа руку на сердце, что там едят, как едят и как пьют. И чем закусывают. Вспомним пусть хоть и областные столовые и так называемые „кафе“. Да пусть хоть и московские столовые. Сопоставим их мысленно с трактирами и чайными дореволюционной России (если даже считать, что Россия никуда не ушла бы за пятьдесят лет вместе со всем цивилизованным миром) и скажем, положа руку на сердце, можно ли назвать благом и раем нашу нарпитовскую сеть? Знаете ли вы, что снабжается более или менее прилично Москва да еще некоторые крупные города. Приехав в Москву за чем-нибудь из Орла, Курска, Тамбова, Воронежа, Владимира, Казани, Вологды, везут туда авоськами колбасу, мясо, кур, яйца, творог, гречневую крупу, а подчас и белый хлеб. Знаете ли вы, что, отъехав от Москвы пятьдесят километров, уже не купишь ни колбасы, ни мяса. Нет речи о разнообразном ассортименте колбас, до тридцати-сорока сортов, как полагайтесь бы в цивилизованной стране, нет хотя бы одного сорта колбасы. А деликатесных сортов, сырокопченых, разных там бруншвейгских, разных там сервелатов не найдешь и в Москве, кроме как в закрытых распределителях для номенклатурных работников, потому что, как говорит наш общий знакомый, — „народ и партия едины“.

Знаете ли вы, что без мяса сидят целые города целыми месяцами, а часто и без масла, а часто и без молока. Рассказывали мне, что в Красноярске молоко распределяет обком по специальным талонам больным и детям. Это в Сибири-то, которая плавала в топленом масле.[56]

В Воронеж, в Орел везут из Москвы колбасы, кур, яйца! А купите мне говяжий язык, а купите мне телятину, кроме как по шесть[57] рублей за килограмм. Вдумайтесь в эту цену, сопоставьте ее с теперешними зарплатами. А зайдите вы в сельский магазин, сельмаг, и посмотрите, чем там торгуют. И это благо народа? Это благо, ради которого принимались смертные муки?

Знаете ли вы, что весь наш народ уже много десятилетий живет на своеобразном пайке, распространенном на все без исключения стороны жизни? Заходя в магазин, человек покупает не то, что он хотел бы купить, а то, что есть в наличии в магазине. Недаром же в народе распространилось выражение „дают“ вместо „продают“.

— Что дают?

— Босоножки.

— Что дают?

— Польских кур.

— Что дают?

— Болгарские помидоры.

— Что дают?

— Женские зонтики.

В этом „дают“ таится глубокий смысл. Всякий понимает, что не просто дают, а за деньги, но все же именно дают, как можно давать только при повседневном и жестоком ограничении, как можно давать только паек.

— Вы хотели бы купить что-нибудь к обеду по своему выбору: парную говяжью вырезку, печенку, язык, рубец, свиные ножки, куриные потроха, мясную свинину, молодого поросенка, телятину, индейку, рябчика, коровье вымя, кролика. Вы заходите в двадцать магазинов подряд и всюду встречаете только говядину первой категории и говядину второй категории, притом мороженую, баранину тех же двух категорий и, всего вероятней, говяжьи почки. Это все, из чего вы можете выбирать. Это в Москве. В других городах не найдете и этого.

Вы хотите купить грибы (в нашей лесной стране грибы не роскошь) и про себя начинаете думать, какие грибы вам лучше купить: грузди, волнушки, чернушки, маслята, сыроежки, лисички, белые, подберезовики, шампиньоны или, может быть, трюфели, или, может быть, маринованный кесарев гриб? Вы входите в сто магазинов и или вообще не встречаете никаких грибов, или повсюду встречаете только один сорт, который сегодня завезли и „дают“. Скорее всего, это будут маринованные маслята.

Недавно в Кисловодске для больной дочери я должен был купить чернослив. Кисловодск — не дыра какая-нибудь, а курорт всесоюзного значения. Обхожу все фруктовые магазины, везде лежат одни финики.

— Чернослив шел у нас две недели назад, — отвечает продавщица. — А теперь идут финики.

— А нельзя ли сделать так, чтобы и финики и чернослив шли вместе? Плюс пять сортов изюма, плюс курага трех сортов — покислее, послаще, с косточкой, без косточек, плюс сушеный инжир.

Продавщица посмотрела на меня и сказала:

— Не морочьте мне голову.

А вот, если хотите, письмо одной читательницы. Очень уж хорошо ложится в строку.

„Уважаемый тов. Солоухин!

Прочитала вашу книгу „Алепинские пруды“. Решила написать вам о вещах, которые давно меня волнуют, в надежде, что, может быть, когда-нибудь вы скажете пару слов открыто о вопросах, затронутых мной.

С каждым годом ассортимент продовольственных товаров в наших магазинах катастрофически сокращается. Почему? Может быть, их нет, а может быть, те, кто нас снабжает, для упрощения своей работы и по бездушности сократили этот ассортимент?

Недавно я прочитала в газете, что в Италии продается двадцать сортов растительного масла. А у нас только подсолнечное.

Почему? Может быть, другие сорта масел население брать не будет? Нет. Года два назад у нас появилось оливковое масло. Люди бежали с бутылями и бидонами. Разобрали в один день. Все знают, что оливковое масло целебно. Моя родственница имела камни в почках (показал рентген), выпила литр оливкового масла по столовой ложке три раза в день, запивая каждую ложку стаканом сыворотки, и камней нет. А прошлую зиму появилось горчичное, и тоже сразу разобрали. А какое прекрасное масло и льняное, конопляное, кукурузное, ореховое. Где же все это?

Взять овес: в магазине только овсяные хлопья. А почему нет овсяной муки, из которой варят чудесный овсяный кисель (едят с молоком или с льняным маслом), пекут тонкие овсяные блины (едят с груздями солеными, рублеными, со сметаной или с пареной брусникой, заправленной сливками). Почему нет овсяной крупы? А раньше ее делали. Сначала парили овес, потом тушили, чтобы зарумянился, а потом жерновами мололи на крупу. Такая крупа, что в суп, что кашу на молоке сварить, — пальчики оближешь. У нас иногда продают ободранный целый овес под названием „крупа“. Голуби с трудом с ней справляются.

А мука? Только два сорта пшеничной. А где крупчатка, где первый голубой, где гороховая и гречневая мука? А возьмите специи. Лет десять как уже исчезла корица, гвоздика, душистый перец горошком, горчица в порошке. А как мариновать помидоры и грибы, мочить бруснику без специй?

Раньше в магазинах стояли бочки с маринованными белыми грибами, продавался натуральный ванильный корень. Что, грибов в лесах не стало или нас много развелось? Нет, это все человеческое равнодушие. Считают: хлеб, масло, сахар есть? Сыт? Чего тебе еще нужно?

У нас тут много пекли пироги с маком. Вкусные. Маку много, хорошо растертый. А теперь нет ни пирогов, ни мака. Мак, что ли, сеять перестали?

О рыбе и говорить не приходится. Как поет Рудаков: „А будет ли тюлька в двухтысячном году“. Читала книгу „Шаляпин“. Пишут: „Заходил молодой Шаляпин в закусочную, съедал тройную уху с расстегаями“. А теперь об этих расстегаях никто и не знает.