Евгений Пинаев - Поиск-88: Приключения. Фантастика

• Название: Поиск-88: Приключения. Фантастика
• Автор: Евгений Пинаев
• Издательство: Южно-Уральское книжное издательство
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1988
• ISBN: 5—7688—003—4

Сборник новых приключенческих и фантастических повестей и рассказов уральских литераторов.

---

— Вы мне льстите, сэр! — воскликнул Владимир, воспользовавшись тем, что коммодор выдохся и умолк. — Где же мне до выпускников Оксфорда!

— Еще бы! Я, так сказать, проиллюстрировал свою мысль. Для наглядности. Ведь так владеть языком... Да, не всякий может похвастать. Да!

Происходящее казалось ему бредом, а сборище судей напоминало виденную когда-то репродукцию с картины Леонардо «Тайная вечеря». И там и здесь была атмосфера назревающего предательства. Что ж, получается, он, советский капитан, — Христос? Ерунда. Тогда Христос — Маскем? Значит, они заранее определили капитану «Заозерска» роль Иуды? Ах, джентльмены и лорды, ах вы су...

Он взял себя в руки и снова принялся объяснять, что учился языку у человека, прожившего в Англии много лет, что имел достаточную разговорную практику и до и во время войны. Разве этого мало?

Ему ответили — мало. В ваших знаниях чувствуется глубина, чувствуется академическая подготовка. Быть может, вы даже трагедии Шекспира читали на языке оригинала?

— Разумеется! — ответил с какой-то злой, бесшабашной радостью, стремясь уязвить коммодора. — Стыдно читать великого Шекспира в переводах, если владеешь языком, словно выпускник Оксфорда. Абсурд, господа!

— А вы прочтите что-нибудь, — улыбнулся коммодор, демонстрируя выдержку, улыбнулся одним ртом, оставив в глазах прежнее выражение холодного презрения. — Ну... хотя бы из «Короля Лира».

— Извольте... — Владимир сжал кулаки: брякнули наручники. — Послушайте Глостера:

Король безумен, а мой жалкий разум
При мне остался, чтобы ощущал я
Безмерность горя. Лучше б помешаться;
Тогда бы мысли отвлеклись от скорби
И боль казалась выдуманной только,
Себя не сознавая.

— В этом месте у Шекспира — барабаны. Не забудьте их для меня, коммодор!

Пробежал удивленный шепоток. По лицам скользнула эдакая рябь, но Маскем был начеку и снова перехватил инициативу.

— Господа офицеры! — На этот раз он поднялся и вышел из-за стола. В голосе звучали торжественные нотки; чувствовалось, что сейчас, сию минуту, он положит конец сомнениям, если оные появились у подчиненных. — Этот человек упорно выдает себя за русского моряка и так же упорно отрицает свою принадлежность к воздушным пиратам Геринга. И знаете, в этом, мне кажется, есть свой резон. Он действительно и не русский моряк, и не германский летчик... Кто же он в таком случае?

Маскем умолк. Достал и обрезал сигару. Затянулся. И принялся излагать домыслы, от которых у Владимира вытянулось лицо.

— Законы военного времени, господа, тождественны в любой цивилизованной стране. Они беспощадны к врагам явным и, тем более, — к тайным. Конечно, этот человек не летчик. Пилот, будь он четырежды асом, просто не дотянул бы на утлом плотике до остатков русского танкера. Он бы погиб, господа. Не вам ли, офицерам державы — владычицы морей, лучше, чем кому-либо, известны нравы открытого моря, вы ли не знаете, как ничтожен перед ними простой смертный, господа! — Сделав комплимент подчиненным, коммодор продолжал: — Этот человек не русский моряк. Его культурный уровень превосходит известное нам о восточных славянах. Гм... тем более моряках. Он, безусловно, европеец. Каков же вывод? Вывод один, — сухой палец ткнул в сторону подсудимого. — Это нацистский агент, высаженный с той субмарины, что была недавно потоплена лейтенант-коммандером О’Греди.

Выслушал и чуть не присвистнул: кажись, не шутят! И не собираются потчевать стихами из любимых классиков — лихо, лихо!

— Почему же на этом человеке, господа, оказался мундир летчика? — Коммодор заулыбался лукавенько, как ему казалось, и подленько, как показалось Владимиру. — Уж чего проще — переоденься в русскую форму, и никаких подозрений! Однако нацистская разведка, хотя и питала всегда склонность к театральщине, все предусмотрела. А вдруг мы поверим, что он русский? Тогда его придется депортировать Советам. Но хитрая лиса Канарис хочет внедрить этого, — палец снова ткнул в заросшее лицо, — у нас в Британии. И намекает: не верьте, мол, когда он выдает себя за русского. Это он, дескать, от страха, а на самом деле ас, на самом деле — из люфтваффе, которого мы как пленного вынуждены отправить в метрополию... — Взгляд коммодора стал суров.

«Демагог, казуист! Сволочь!.. Каких тенет наплел — ни хрена не поймешь. А этим, — скользнул взглядом по сонным, убаюканным офицерам, — кажись, все до феньки. Лишь бы не проморгать оргвыводов главного иезуита и вовремя одобрить...»

— Но враг просчитался! — Голос Маскема наполнился гневом. — Мы разгадали хитрость: перед нами профессиональный шпион. Поэтому приговор по законам военного времени должен быть только один: расстрел! — Сказавши «шпион», не «разведчик», а именно — «шпион», коммодор вскинул голову так неожиданно и резко, что кое-кому показалось, будто в жилистой шее хрустнули позвонки. «Или же скрипнул ворот перекрахмаленной сорочки? — прислушался Владимир и вдруг увидел устремленные на него со всех сторон взгляды. — О чем я думаю?! — только теперь до него дошел смысл сказанного. — Расстрел! Кому? Мне же, мне! Но  з а  ч т о?! Господи, ну почему такое окаянство: из огня да в полымя!..»

Оказывается, смерть не обманешь... Обрадовался спасению — получай подлый удар! Причем с самой неожиданной стороны...

— А теперь, господа, хотелось бы узнать подлинное имя этого человека, — закончил коммодор после паузы, — дабы зафиксировать в документах. Итак, ваше подлинное имя, подсудимый? Подлинное имя, возраст и звание?

«Никогда не нужно влезать в чужие обноски, примерять чужую шкуру. Подохни, но — в своей. Таков итог последнего урока английского, дорогой товарищ Арлекин!..»

— Чушь собачья... — Он всматривался в лица, но не видел сочувствия, а лишь холодное любопытство. — Здесь много чего наболтали, и все сказанное — чушь собачья. Пусть не обидится на меня покойный Сэр Тоби, маленький и верный друг. Он был не глупее вас, сэр, а главное, куда человечнее!

У коммодора покраснела шея, затем розовая волна прокатилась по щекам и хлынула на лоб. Однако Маскем обладал чисто британской выдержкой. Не открывая рта, прищелкнул пальцами, кивнул матросам, и те повернули приговоренного лицом на выход. «Ах, мама-Адесса, ах, синий океан!..» — прежняя бесшабашность заставила обернуться и зло отчеканить:

— Если уж требуется запротоколировать мою смерть согласно вашим джентльменским и юридическим нормам, то запишите в отчете, что вы убили-таки бессмертного Арлекина. Ар-ле-кина! Так и запишите, сэр Маскем!

Коммодор ударил по столу костяшками пальцев, как бы ставя последнюю точку и, внезапно став из розового совершенно белым, негромко приказал майору:

— Вызвать караул! Приговор привести в исполнение тотчас.

 

Арлекина вывели на корму.

...Стремительные струи облизывали серый борт крейсера. Один рывок — конвоиры не успеют помешать — и... «Могила — глубины!.. Ах, черт! Глупо, глупо, глупо...» Сигануть за борт — дело нехитрое. На глазах англичан — трусость, словно бы подтверждающая справедливость приговора. «Держись, Володька, — сказал он себе, — коли не испарился со всеми в эфире огненном... В одном прав распроклятый Маскем: в ту. ночь тебе полагалось быть на мостике. Сегодняшнее — расплата. Плати, Арлекин, сполна по капитанскому счету и помирай  ч е л о в е к о м!..»

Он шел вдоль борта и не чувствовал ни волнения, ни растерянности. Смирился с судьбой? Или перегорел? Остались безмерное удивление и тяжесть на сердце от неотвратимости надвигающегося. Но почему такая спешка? Почему бы коммодору не обождать неделю? Хотя бы до порта. Мог бы и сейчас связаться с берегом, да и котел экипажа не оскудел бы от лишнего едока. Однако: «тотчас»! — и никаких гвоздей!.. Вот и капеллан поспешает следом. Соборовать хочет или... как там у них называется? Причащать, что ли? Уж я тебя причащу, поповская рожа! И-эх, мама-Адес-са, море-океан!

...Команда крейсера синим и безликим монолитом замерла у кормовой башни. Офицеры — отдельно. Чуть в стороне, под задранными слегка стволами орудий.

«Неужели  э т о  сейчас произойдет?!» — застучало в мозгу. Невозможно представить... Арлекин шел, стараясь тверже ставить ногу, но вдруг почувствовал, как медленно цепенеет левая рука и начало предательски подрагивать колено.

Плещется на гафеле военно-морской флаг, сучит ветер белое полотнище, мнет синего, стиснутого красным крестом паука в углу. И оттого, что паук по синему раскрашен красным, кажется, что он насосался крови. И еще ждет. Чтобы совсем покраснеть. Застучали в голове молоточки, и ощутил Володька каждой клеточкой собственную кровь, вспомнил, какая она густая да горячая. И что же?.. Брызнет, ударит тугой алой струей и — все кончится? С о в с е м?

Он не смотрел на офицеров, из которых не менее десятка заседало в трибунале. Тошно было от их постных рож. А вот матросы... Стоят напротив, но видны только рослые правофланговые. Середину строя и не вышедших ростом замыкающих загораживало караульное отделение и головки швартовых шпилей.