Елизавета Дворецкая - Огнедева. Аскольдова невеста

• Название: Огнедева. Аскольдова невеста
• Автор: Елизавета Дворецкая
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9910-1345-1, 978-966-14-1020-5

IX век, Древняя Русь. Рыжеволосая ладожанка Дивляна, Огнедева, несущая в себе благословение богини солнца, должна стать женой далекого киевского князя Аскольда! Выбор рода — закон для нее, но не для князя кривичей Станислава. Он никогда не видел лица той, на которую теперь предъявляет права, и похожая рабыня заняла ее место на свадебном пиру. Что ждет обеих девушек, если обман раскроется?

---

— А если не примут твой выкуп? — спросил Белотур.

— Придется идти туда, — сказал Ольгимонт. — У нас дружина хорошая, а они пока с силами не собрались… Надо гнезда их разорить, чтобы больше удара оттуда не ждать.

Из пленных выбрали несколько наиболее толковых и отправили к Норини с новостями и предложениями. Теперь предстояло ждать ответа.

Опять ждать! И Белотур и Велем были недовольны задержкой, но понимали, что Ольгимонт прав: это дело лучше довести до конца, чем ожидать на всем пути удара в спину.

Тем временем стемнело. Для Дивляны уже приготовили место в избе, но, прежде чем ложиться, ей надо было повидаться со своими игрецами.

Она знала, где их искать. Как ни противно ей это было, пришлось вернуться на поле битвы. Тела отсюда уже убрали и сложили в стороне, но все же тут еще можно было наткнуться на пару отрубленных пальцев или часть внутренностей, поэтому Дивляна, морщась, шла с осторожностью, выбирая, куда поставить ногу.

Найдя место почище, она остановилась и подняла бабкину клюку.

— Где вы, слуги Ольгимонта-волхва, слуги Ольгимонтова рода! — позвала она. — Здесь ли вы?

— Мы здесь! — послышалось в ответ урчание, ворчание, перемежаемое чавканьем, от которого Дивляну замутило. Даже она чувствовала исходящий от травы запах крови и вонь, а духи просто упивались этим нежданным пиршеством.

— Кто здесь?

— Я — Беглевец!

— Я — Земляница!

— Я — Нырец!

— Я — Хоростец!

— А где остальные?

— Ищут!

— Не вернулись!

— Не успели!

— Хорошо. Вы нашли ее?

— Нет.

— Мы все обыскали!

— Все обнюхали!

— Все обшарили!

— Ее нет!

— Крови Ольгимонта нет!

— А хорошо ли вы искали? — Дивляна нахмурилась.

— Хорошо!

— За лесами темными!

— За реками быстрыми!

— За озерами чистыми!

— За лугами широкими!

— Идите спать! — Дивляна взмахнула клюкой. Холодные струйки воздуха скользнули мимо ее руки и втянулись в клюку. И она пошла в селение, все еще хмурясь. Четверо уже вернулись и ничего не нашли — надо ждать остальных.

Но и следующий день ее не порадовал. Утром она снова позвала, и на ее зов откликнулись еще двое: Змиица и Воронец. Эти двое злились, что опоздали к кровавому угощению, но вернулись ни с чем. День прошел без новостей — если не считать, что народ со всей округи собирался послушать рассказы о битве и посмотреть на мертвые тела голядских старейшин, — и вечером вернулись еще двое: Турица и Ужевник. К следующему вечеру Дивляна дождалась тоже двоих — Пухлеца и Мокреца. Последние трое где-то бродили. Дивляна много спала днем, продолжая следить за перемещениями духов, — теперь те носились медленнее, иногда она даже успевала рассмотреть тех людей, которых касались ее посланцы. Но она не имела понятия, как выглядит дочь Колпиты. Она спросила об этом у Ольгимонта, и тот сказал, что его сестра — красивая девушка и похожа на него. За два года неизвестности она могла измениться, но никого похожего на Ольгимонта, во всяком случае, Дивляна в этих ночных странствиях не встречала.

На четвертый день явились Горелец и Пырец. Разговаривая с ними, Дивляна просто слышала, как они пыхтят от усталости. Запах крови с поля битвы уже совершенно выветрился, и она снова подкармливала своих помощников молоком и хлебом. Вся надежда оставалась на последнего посланца. Дивляна знала от бабки Радогневы, что духи не всезнающи и не всемогущи — они как люди, просто могут путешествовать быстрее и дальше, но знают только то, что видели и слышали. В Навном мире никто из них не нашел Ольгицу — это внушало надежду, что она жива. Но и в Явном мире никто ее не нашел. Однако где-то ведь она должна быть! Остается одно: она так хорошо спрятана, что через эту защиту не под силу пробиться даже духам. Дивляна уже поняла, что в помощниках у бабки Кручинихи ходили не самые могучие жители Навного мира: не волки и не медведи, а так, лисы да хорьки. И снова ей в голову приходили мысли о том, что им противостоит неведомый могучий враг. Кто это? Старуха Норинь? Богиня Марена…

Жутко было думать об этом, но Дивляне снова и снова вспоминалось лицо, увиденное в воде озера Узмень — сияющие серые глаза женщины, двое волков возле ее плеч… Она даже отказалась спать в избе, чтобы не оставаться одной среди чужих, и снова перебралась в шатер посреди стана — в плотном окружении дружины, среди которой человек двадцать состояли с ней в кровном родстве, было все же легче.

Утром на пятый день Дивляна напрасно звала — последний из запропавших духов, Былец, не отзывался. Зато там же, возле оврага, где она кормила свое дикое стадо, ее нашел князь Ольгимонт. Близко подходить он не стал, но, когда девушка закончила к карабкалась по склону вверх, опираясь на бабкину клюку, он появился на гребне и протянул руку, помогая ей подняться.

— Ну, что? — Ольгимонт вопросительно взглянул ей в лицо. Он знал, что Дивляна разослала духов на поиски его сестры, и каждый день спрашивал, нет ли новостей.

— Один еще не вернулся. Может быть, он что-то разузнает.

— А если я дам тебе ее вещь — это поможет?

— У тебя есть ее вещь? Да, это помогает, особенно если из серебра или золота. Постой, но ведь наверняка твоя мать уже пробовала искать ее через воду и серебро?

— Пробовала. Но… — Ольгимонт явно хотел что-то сказать, но то ли не решался, то ли сомневался. — Или так… Если у тебя будут две вещи, ты сможешь понять, касалась ли их одна и та же рука?

— Князь Ольг! — Дивляна прислонилась спиной к березе и в душе горько пожалела о тех временах, когда была просто средней дочерью ладожского воеводы Домагостя и никто не спрашивал с нее работы сложнее, чем шитье собственного приданого. — Я стала Огнедевой совсем недавно. Только перед Перуновым днем прошедшим летом. Я еще не умею понимать того, что люди думают, но не говорят. Если ты хочешь о чем-то спросить — спрашивай, но не жди, что я пойму то, чего ты сам, кажется, не понимаешь.

— Но я и, правда, не понимаю! То есть не знаю! — с досадой ответил Ольгимонт. — Или мне мерещится! Я столько думал о ней! Все эти два года думал! Я очень любил ее! Она росла со Мной вместе, и вот она исчезла, и я ничем не мог ей помочь! Я, наверное, уже вижу то, чего нет, потому что у меня в глазах стоит только она!

— Ты видел ее во сне?

— Нет. Я видел вот этот пояс. — Ольгимонт вынул из-под плаща свернутый пояс, снятый с убитого Жирги. — Если я прав, то она гораздо ближе, чем мы думаем. А если мне мерещится…

Дивляна посмотрела на пояс в его руке, потом на тот, которым он сам был опоясан.

— Ты хочешь сказать… что этот пояс ткала твоя сестра?

— Я хочу, чтобы ты мне сказала, так ли это. Но я вижу тут «ужей», тех же самых, что на моем. Этот пояс, — Ольгимонт показал на свой, — ткала Ольгица, пять лет назад. И наша мать, ткала пояса со знаком «ужа», это наш родовой знак. А здесь, — он развернул пояс Жирги, — знак «ужа» в обрамлении, видишь? Точно так же, как у меня!

Дивляна в задумчивости рассматривала пояс. Посредством старинных знаков на нем было изображено то же самое предание о похищенной и скрытой в подземных недрах Солнечной Деве — или богине Сауле, — которое сама она слушала в тот день, когда золотое ожерелье Огнедевы впервые легло на ее грудь. Похищенной и скрытой…

Если другая девушка оказалась на месте Огнедевы, то она вполне могла бы изобразить свою судьбу в виде предания и выткать на поясе, снабдив его родовым знаком, который опознают свои. А пояс предназначался для мужчины, который уедет далеко от дома, встретится с множеством разных людей… и кому-то из них, сам того не зная, передаст послание от Огнедевы, томящейся в плену…

— Если ты прав, то твоя сестра живет в доме Жирги. — Дивляна подняла глаза на Ольгимонта. — Ты считаешь, это возможно?

— Я теперь вспомнил, что старый Тарвила тоже сватал ее за своего сына — то ли Жиргу, то ли еще кого — тогда же, пять или шесть лет назад. Мы не приняли сватовство, конечно, отговорились тем, что она еще слишком молода. Ей и, правда, не исполнилось тогда двенадцати, но даже будь она взрослой — мы ведь не дураки, чтобы давать невесту в род своих врагов! Я забыл — к ней очень много кто сватался. Она с рождения была очень красивой… — Лицо Ольгимонта на миг смягчилось от воспоминаний, но тут же снова посуровело.

— Но если бы Жирга ее украл — по-твоему, он промолчал бы?

— Да, мог бы и промолчать. Я уже думал об этом. Ему не выгодно, чтобы мы узнали об этом сейчас — что этот волк бесхвостый уже навязался нам в родню. — Ольгимонт скривился от досады и ненависти. — Он мог ждать смерти моего отца, чтобы не иметь дела с нами обоими разом. Или надеялся еще до тех пор как-то разделаться со мной — а я единственный мужчина в роду, кроме отца. Сам или с помощью князя Станилы… если бы он погубил кого-то из нас или даже обоих, а только потом вдруг объявил, что взял в жены дочь Громолюда, то его права никто не смог бы оспорить. Моим детям еще и волосы не подстригали…[16]