Иван Наживин - Распутин

• Название: Распутин
• Автор: Иван Наживин
• Издательство: Издательство: Росич
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1995
• ISBN: 5-86973-127-5

Впервые в России печатается роман русского писателя-эмигранта Ивана Федоровича Наживина (1874–1940), который после публикации в Берлине в 1923 году и перевода на английский, немецкий и чешский языки был необычайно популярен в Европе и Америке и заслужил высокую оценку таких известных писателей, как Томас Манн и Сельма Лагерлеф.

Роман об одной из самых загадочных личностей начала XX в. — Григории Распутине.

---

— Нет! — усмехнулся Евгений Иванович.

— И не социалист?

— Нет.

— А кто же вы, собственно, политически?

— Скорее никто…

— Беспартийный? Это лучше всего… Но все же вы, надеюсь, легитимист?

— Тоже нет. Я думаю, что решать все эти дела будет Россия, а не мы. И легитимистов, кажется, очень немного. Даже Врангель и тот…

— О, могу вас уверить, что Пипер только притворяется!

— Какой Пипер? — удивился Евгений Иванович.

— Мы в нашем кругу так Врангеля зовем… — пояснил принц. — Все, что он говорит, это, конечно, так только все, за нос людей водит. Он большой фюмист! А там, когда все наладит, он, конечно, повернет куда нужно…

— Я этого не думал… Мне всегда казалось, что он неглупый и искренний человек… — сказал Евгений Иванович.

— О, вы не знаете Пипера!

— Тогда я скажу: тем хуже… Но разрешите на вашу откровенность ответить откровенностью же… — сказал Евгений Иванович. — Хотя я в политике скорее и никто, но… не кажется ли вам, что мы люди слишком разных кругов, чтобы сговориться в таком деликатном деле, как издательское?

Принц с недоумением смотрел на него. Граф пришел на помощь.

— Евгений Иванович, видимо, хочет сказать, что, хотя он и никто, но все же он опасается несколько, как бы вы не ударились круто в черносотенство… Так я вас понял?

— Пожалуй, что и так…

— О, напрасно! — воскликнул принц. — Конечно, мы и националисты, и монархисты, и легитимисты, и все такое, но ведь и мы после всего этого… переворота там и прочее… поумнели. С этой стороны вы можете быть спокойны. Конечно, если мы с вами все же не сойдемся в этих переговорах, то придется взять Сердечкина. Faute de mieu on couche avec sa femme…,[108] — сорвавшись в прежний стиль, пояснил он. — Впрочем, мне начинает казаться, граф, что мы напрасно так уединились — лучше, если мы начнем обсуждение всего дела с самого начала вместе. Не так ли? Подождите, я приглашу сейчас сюда остальных участников дела, а вы вот пока просмотрите приблизительную программу предполагаемого дела. Тут масса опечаток, но на машине я пишу недавно, а исправить их было некогда: вчера было много гостей, музыка, катанье…

Принц позвонил и приказал старому лакею прибрать чай и пригласить в кабинет всех гостей.

Евгений Иванович взял было исписанный лист бумаги и начал чтение, но с первой же строки споткнулся. В заголовке стояло: Проганна. Он понял, что это должно значить программа, и продолжал: «Мы имходим из того лопонежия, что всярускаа петачь в эмиртации захванеча жидами…» Видя на его лице полное недоумение, граф с улыбкой взял у него из рук произведение принца, и сказал:

— Ну, это мы с вами разберем потом, а сейчас мне хотелось бы знать ваш взгляд на финансовую сторону дела, то есть, попросту говоря, мнение о доходности дела…

— Мне слишком еще не ясно само дело, чтобы я мог ответить на этот вопрос… — отвечал Евгений Иванович. — Если вы хотите прежде всего развить широко национальную пропаганду, тогда о доходах говорить не приходится: пропаганда вещь очень дорогая. Если же вы ищете от дела прежде всего доходов, то, конечно, задачи пропаганды отойдут уже на второй план…

— Извините за нескромный вопрос… — перебил принц. — Вы лично заинтересованы в том, чтобы иметь заработок?..

— Как большинство беженцев, конечно, да, но…

Договорить ему не удалось: старый лакей широко распахнул дубовые двери, и длинной вереницей потянулись в кабинет участники русского национального книгоиздательства…

XXXVI СОБАЧЬЯ СВАДЬБА

Начались взаимные представления… Расселись… Евгений Иванович со скромным любопытством присматривался к своим будущим компаньонам по работе. Многих из них он знал по именам.

Вот знаменитый казачий генерал Белов, рослый, краснолицый, жирный старик с совершенно белой головой; он поднял было на юге России движение против красных, но не продержался и трех месяцев и, захватив с собой супругу, свои мемуары и некоторое количество долларов, должен был в спешном порядке эвакуироваться за границу. Здесь он начал энергично писать в воскресшем «Новом времени», проповедуя, что вне возврата к старому спасения для России нет. Анализ российской катастрофы и средства для восстановления страны у генерала были чрезвычайно просты: погибла Россия от жидов — подробности смотри в «Протоколах сионских мудрецов», — а средство вот: сперва вырезать всех жидов, а затем — Боже, царя храни. Программа эта очень многим нравилась чрезвычайно: пороть, рубить, резать, вешать и ни о чем не думать — это было очень хорошо, потому что просто и общедоступно… Некоторые выступления генерала вызывали в эмиграции большое волнение своей смелостью и оригинальностью. Так, не так давно он обратился с открытым письмом к президенту Соединенных Штатов, прося его предоставить флот республики, продукты и доллары для высадки монархического десанта на юге России на Кубани: врангелевцы высадятся там и с развернутыми знаменами и иконами, с гимном, истребляя жидов под метелочку, двинутся на Москву. Президент республики оставил это письмо без ответа, и вполне понятно почему: не в Нью-Йорке ли заседает тайный кагал? Не меньшую сенсацию вызвал «Новогодний сон» генерала, который он напечатал в «Новом времени». В этом произведении своем генерал рисовал заманчивую картину России в 2047 году, когда на престол предков взошел молодой и прекрасный собою царь Митрофан VI. Первым делом молодого царя было приказать воздвигнуть по всей западной границе царства своего каменную стену в четверть версты вышиной: гниль Европы не должна была ни под каким видом проникать в благословенное новое царство русское. По самой же России из конца в конец на чудесных белых конях в белых кафтанах с метлой и собачьей головой у седла ездили денно и нощно опричники и за социализм и матерное слово вырезывали у мужиков языки. Вся жизнь новой России была насквозь пропитана религиозным духом: новобрачные в первую ночь вели в спальне религиозные диспуты, а ученый химик, когда не давалось ему нужное изобретение, прежде всего звал батюшек служить молебен преподобному Науму: святой Наум, наставь на ум… И профессор, и все ассистенты его, и ученики усердно молились преподобному, и изобретение сразу удавалось, и какое изобретение!.. В основные законы новой России генерал счел нужным ввести новый пункт: жениться и иметь потомство в царской семье может только наследник цесаревич, все же остальные должны давать обет безбрачия, чтобы не развелось опять великих князей без конца…

Рядом с генералом Беловым сел, сопя, знаменитый петербургский банкир Мишка Зильберштейн, который откупился от большевиков большими деньгами, в две недели, спекулируя, вернул их себе и теперь не прочь был крупно поддержать национальное дело. Евреев он очень бранил. Принц Георг поручал ему часто большие суммы для оборота и результатами был весьма доволен.

Князь Сергей Иванович, тот самый, который кормил голодающих и смущал мужиков портретом царя и царицы в древних костюмах, растерялся, раскаялся, но с портретом своим не расставался.

— Да, не думы, не права, не свободы нам нужны… — говорил он, щелкая отчищенным ногтем по портрету, — а вот это… возврат к старому… Весь петровский период нашей истории был одной сплошной ошибкой, и мы должны бестрепетно похерить его и возвратиться назад, к крепкой царской власти, к простоте и чистоте нравов, к религии…

Бывший окшинский земский начальник, бывший ротмистр Дикой дивизии, а ныне один из вождей монархического движения и строгий легитимист Вадим Тарабукин снисходительно поздоровался с Евгением Ивановичем, своим земляком, сразу занял позицию твердую и даже гордую и все строго осматривался, как бы говоря: а ну попробуй-ка возразить что-нибудь! Напротив, налитой кровью, круглый князь Лимен, страшный усмиритель 1905-го, и его черноокая супруга, которая некогда гордилась тем, что она для России не раз отдавалась Распутину — теперь она на этом не настаивала, — держались скромно и молчаливо и заранее были со всем согласны, потому что в этих делах они не понимали ничего и втайне думали, что все это так только, глупость одна. Настойчивее и беспокойнее был маленький, сухенький, хроменький старичок, бывший министр, который некогда с досады пустил в оборот знаменитое «последнее бесповоротное решение». Теперь он демонстративно обожал государя императора, решительно никому не позволял говорить, что царская семья убита, всем и всюду говорил, что государь был один из самых умных и самых образованных людей своего времени и что он только по своей поразительной скромности не хотел обнаруживать этого. Бывший министр жил скромно, пел для души в церковном хоре в Мюнхене, а теперь все опасался, что в издательстве будут сделаны какие-нибудь уступки кадетам и кадетствующим и вообще общественному мнению, и требовал определенного девиза: за веру, царя и отечество.