Виктория Угрюмова - Стеклянный ключ

• Название: Стеклянный ключ
• Автор: Виктория Угрюмова
• Издательство: «Азбука-классика»
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 2005
• ISBN: 5-352-01358-8

Если бы майор Варчук из «убойного» отдела знал, куда заведет его рутинное расследование убийства… Если бы молодой бизнесмен Андрей Трояновский догадывался, к чему приведет его внезапная любовь к непостижимой, необычной и очень несовременной женщине… Если бы убийца подозревал, что его жертва жива… Если бы злоумышленники знали, чем закончится для них охота за чужими фамильными сокровищами…

---

Полковник Бутзубеков Данила Константинович, по кличке Бутуз Константинополевич, был твердо убежден, что подчиненные не дадут ему спокойно уйти на заслуженный отдых, доведут-таки до инфаркта; и скорбно обещал, что они однажды поймут его трагедию — когда им крепко стукнет по голове шестым десятком и настигнет их запоздалое раскаяние, но будет уже поздно. А Барчук на это отвечал, что никакого раскаяния не случится, ибо так долго он все равно не проживет.

Работа у них действительно была собачья, не на знатока, а на любителя: не зря об этом пишут столько книжек и снимают столько фильмов и сериалов. Зарплата мизерная, условия адские, мир сошел с ума — опера об этом знают поболее других; и потому в милицию идут служить либо жуткие карьеристы, либо утописты-романтики, верящие в торжество справедливости и закон.

Майор Барчук принадлежал к последним, и потому никто не удивился, когда жена бросила его лет через пять после свадьбы, присовокупив на прощание, что «уж лучше бы тебя, идиота, пристрелили, хоть пенсию получала бы». Николай понимал, что это она брякнула со злости, в состоянии аффекта, который в суде всегда считался смягчающим обстоятельством, но легче ему от этого почему-то не становилось. Уже три года прошло, как они расстались, и он жил не тужил, но случалось иногда, вдруг, посреди бела дня, вспоминал эту фразу, и ему хотелось найти бывшую супругу и молча, не говоря ни слова, врезать ей от души.

Или — бывало и такое — просыпался ночью, стоял у давно немытого окна, курил и мечтал, что вот поступит на службу в Интерпол после какого-то особенно удачно проведенного дела, купит себе серебристый «мерс», трехкомнатную квартиру, домашний кинотеатр и всякую прочую престижную дребедень; и однажды встретится с ней где-нибудь в гостях у общих знакомых. И виделось ему в этих мечтах, что бывшая жена, гордящаяся своим нынешним достатком и преуспеванием нового супруга, окажется вовсе не настолько счастливой, как притворяется. Разговор у них случится бестолковый, скомканный — это с ее стороны. Он же будет сух и корректен, с отстраненным холодным взглядом. А она будет смотреть на него жалобно, как побитая собака; и тогда он небрежно взглянет на золотой «Ролекс» и скажет: «А теперь прости, мне пора, дела — сама понимаешь. Все никак не застрелят…»

Застрелят не застрелят, а полковник сожрет заживо, даже костями не подавится. И Барчук обреченно принялся перелистывать тоненькое дело, будто надеялся отыскать в нем бумагу, которой до сих пор не замечал.

Неживой гражданин, паскудивший отчетность целого отдела, был обнаружен в октябре прошлого года группой отдыхающих на Трухановом острове. Так что загробную свою жизнь он начал с того, что основательно испортил пикник двум приличным семействам, которые еле-еле выбрались на него впервые за семь месяцев.

Отцы обоих семейств были люди солидные и занятые, вытащить их на отдых было не проще, чем спасти из болота тонущего гиппопотама силами двух слабых женщин. И вот когда несчастные дамы все-таки подвигли своих благоверных на благородное деяние во имя семьи, утверждая, что откладывать дальше некуда — в ноябре еще никто не купался в речке и не жарил шашлычок на природе, случилась с ними оказия в виде трупа, обнаруженного в кустах непоседливыми ребятишками.

За детей беспокоились, но юное поколение, насмотревшееся по телевизору боевиков и триллеров, оказалось гораздо более подготовленным к житейским реалиям, нежели их мамы, впавшие в длительную истерику. Детишки отвечали на вопросы внятно, толково, спокойно и рвались поучаствовать в следствии, однако ничего существенного сообщить не смогли.

Психолог, вызванный для реабилитации несовершеннолетних, занимался мамашами; папы тихо, но с чувством проклинали семейный отдых на природе.

Покойного, само собой, никто из них не знал.

Труп был прилично одет; следов отчаянной борьбы на нем не обнаружили. Особой загадки его смерть не составляла: гражданина закололи, как поросенка, под левое ухо, ловко, аккуратно. Похоже, что если он и успел пикнуть, то очень тихо. И лицо у него, кстати, было удивленное. Впрочем, впечатление к делу не подошьешь.

Как и когда он очутился в этих злосчастных кустах, майор с натяжкой представлял: покойного явно доставили на остров с ветерком из другого места, где, собственно, его и настигла насильственная смерть. Случилось это скорее всего под вечер пятнадцатого, а утром шестнадцатого он и был обнаружен этими, как их, — Барчук полистал дело — Ротмистровыми и Иваненковыми.

Следы шин, разумеется, обнаружили сразу, вот только в таком количестве, что лучше бы их не было вовсе. А резвящиеся дети затоптали все, что только смогли — и, надо отдать им должное, смогли немало.

Он по многу раз перечитывал бесконечные заключения экспертов, но на главный вопрос все они скопом ответить не сумели. Кто и за что? А Бог его знает.

Майор слишком хорошо представлял себе, что скажет ему шеф, если получит такой вразумительный ответ. Но другого предложить не мог: никто ничего, как водится, не видел. И интересных и важных сведений по данному делу, естественно, не сообщил.

Погода в октябре прошлого года как назло была на удивление ясная и теплая. И не только Ротмистровы и Иваненковы, но и десятки, а то и сотни их сограждан ежедневно добирали последние крохи ласковой, солнечной осени в ожидании долгой, тоскливой зимы. А соответственно десятки машин въезжали на территорию лесопарковой зоны и рассредоточивались по тихим и безлюдным местечкам в поисках тишины и одиночества, изрядный дефицит коих всегда наблюдается в столице.

В любой из них спокойно могли привезти труп и сгрузить в кусты, не привлекая к себе ничьего внимания.

Справку из метеоцентра со сводкой погоды на всю неделю Варчук к делу присовокупил, только это его все равно не спасало от начальственной экзекуции.

Наконец в соседнем кабинете послышалось шевеление. Юрка вернулся и, судя по довольному посвистыванию, вернулся не с пустыми руками.

— Ну что, — возник он на пороге, — пришел тебя огорчать.

— А чего свистел? — сердито спросил Варчук.

— Что ж мне — вешаться, что ли? Словом так, московские коллеги подсуетились, и хотя бы личность покойного мы теперь знаем.

— Ну!

— Баранки гну, — по-детски обиженно отреагировал Юрка. — Итак, цитирую: некто Мурзаков Анатолий Николаевич: нет, не был, не привлекался, вообще чего ни хватись — все «нет». Гражданин России, но в стране последнее время не проживал. Жил и работал за рубежом — сперва в Англии, после, ни за что не угадаешь — в Бразилии! И что он там делал в лесах с дикими обезьянами, ума не приложу! Очевидно, придавал бразильским орехам их удивительную форму. Родители умерли, женат не был, с друзьями-приятелями связи не поддерживал. Из родственников осталась только тетя — сестра матери, но и она ничего вразумительного сообщить не смогла. Приезжал-де четыре года тому, продал квартиру в Химках, доставшуюся еще от родителей, ничего толком не рассказал, подарил на память какой-то дрянной дешевый сувенирчик и исчез. Впрочем, у них никогда не было теплых отношений. У коллег сложилось впечатление, что престарелую родственницу огорчил не столько сам факт преждевременной кончины племянника, сколько то, что и дрянного дешевого сувенирчика от него теперь не дождешься.

Теперь, вот справка. Гражданин Мурзаков пересек границу… на-на-на-на… ля-ля-ля, жуки-пауки и так далее. Год и четыре месяца тому, словом, прибыл из столицы Австрии. А что у нас столица Австрии — скажи ты, Варчук.

— Хорош прикалываться, — пробурчал майор. — Ну, прибыл из Вены, и что?

— «Пятерка» тебе, Коля! — пропел Сахалтуев. — А в том-то и беда, что ничего. Приехал, вышел из аэропорта, и на том его следы теряются. В гостиницах и на частных квартирах не останавливался — не регистрировался, жилплощади не покупал. И возникает наш гражданин Мурзаков только в октябре, шестнадцатого числа, в виде трупа, то есть существа довольно молчаливого, скрытного и некоммуникабельного. Вот все, что ребята нарыли.

— «Глухарь»? — обреченно спросил майор.

— Боюсь-таки, да. Сам посуди, его здесь вообще никто не знал. Я дам, конечно, данные в пару программ, ну, объявления повесим. Может, и повезет. Только интуиция подсказывает, что все это впустую.

— Интуиция ему подсказывает. А она тебе не подсказывает, как с нас три шкуры спускать будут?

— Не впервые, переживем.

— У-ти, какой оптимист! Когда по телевизору, говоришь, начнут крутить?

— Я договорился с ребятами — сегодня вечером дадут в эфир, по четвертому каналу.

На самом деле фотографию Мурзакова уже показывали в прошлом году несколько недель подряд в ночной программе «Криминал», с просьбой откликнуться любого, кто узнает этого человека. Но тогда следователь прекрасно понимал, что делает это только для очистки собственной совести. Узнать пострадавшего на предлагаемой фотографии было делом совершенно невозможным. Разве что кто-то специально высматривал бы его в этой передаче. Тогдашнее мероприятие закончилось, как они и ожидали, сокрушительным провалом. Но теперь дело другое: помимо фотографии известны еще имя, фамилия, прежнее место проживания. Авось кто и объявится. Следствие на девяносто процентов состоит из кропотливой, рутинной работы и на десять процентов — из таких вот случайностей: посмотрит ли человек, который что-либо знает о потерпевшем, именно эту передачу; а если посмотрит, то узнает ли; а если узнает — станет ли звонить.