Татьяна Печерникова - У нас с Галкой каникулы

• Название: У нас с Галкой каникулы
• Автор: Татьяна Печерникова
• Жанр: Детская проза

Художник В. Нагаев

© Издательство «Советская Россия», 1974 г.

---

— И чего болтает,— сердито сказал один мальчик.— Выходит, на лето надо из пионеров выписываться. Не слу­шайте ее, у нее, что на язык вскочит, то она и лопочет.

— А Колятка-то с Федькой сегодня здесь, — сказала нам Сибирка.— Они нет-нет да и прибегают сюда. Вот только-только на гору поднялись.

— Сейчас мы их покличем,— и Зойка стала громко звать:—Федь-ка, Ко-лятка, сюда, скорее!—Потом она ска­зала ребятам:— Давайте хором. Ра-аз — два-а, три! — И все закричали:

— Ко-лятка, Федь-ка!

Колятка с Федькой, наверное, подумали, что случилось что-то очень важное, раз их прямо хором зовут, и тут же примчались на луг. Первый Федька, он всегда всех обгоня­ет, а Колятку и подавно, Колятка и говорит и ходит не больно быстро.

— Приехали? — зачем-то спросил нас Федька и тут же начал рассказывать: — А у нас бабка, считайте, что ослеп­ла, мы с Коляткой теперь все больше при ней, не привыкла она еще слепой-то жить. Мама говорит, что нужен за ней глаз да глаз. Мы сюда только лимон поливать ходим, Ко­лятка боится его с места на место переставлять.

Колятка поздоровался с нами за руку.

— Здравствуй, Колятка,— сказала Галка и зачем-то спросила: —Так вы теперь в совхозе живете?

— Считай, что так,— ответил Колятка и стал глядеть на небо.

Колятка еще подрос, наверное, он будет очень высоким. И шея у него стала еще длиннее. Очень он похож на свое­го отца. Волосы, брови, ресницы у него светлые, а глаза голубые-голубые. Федька совсем другой, он весь в мать. У него глаза черные, волосы тоже черные и кудрявые, ли­цо смуглое. Мама у Колятки с Федей цыганка, бабушка Анисья взяла ее к себе в дочки еще совсем маленькую.

— Ну, чего стоите,— сказала Зойка.— Поздоровкались и ладно, теперь идите купаться.

Мама купаться не разрешила, но она же не знала, что вода в речке уже теплая. Посмотрели мы с Галкой друг на друга и стали раздеваться. Галка быстро вошла в воду и сразу же окунулась. А я ужасно боюсь холода. Я не­множко подрожала и окунулась только тогда, когда со всех сторон на меня полетели брызги.

Потом мы все вместе пошли в Зареченск посмотреть на Коляткин лимон. Федька шагал впереди задом наперед и всю дорогу строчил, как сорока:

— Целых шесть лимонов, по яйцу уже будут, только зе­леные еще, а внутри небось уже хорошие. А завязей этих — несчетно! Со всего поселка к нам на этот лимон глазеть ходят.

— Интерес большой — сказала Зойка.— Лимоны-то на каждом шагу продаются.

— Наши будут слаже,— заспорил с ней Федя,— мага­зинные-то зелеными срывают, понятно тебе? А наши будут висеть пока вовсе не созреют. Соображать надо!

Колятка молчал, будто лимон вырастил не он, а Федь­ка. Этот Колятка и зимой и летом все чего-нибудь, да вы­ращивает. В прошлом году даже вырастил в маленьком самодельном парнике огурцы, которые только на юге растут. Смешные такие, шишкастые, на каких-то зверюшек похожие. На эти огурцы тоже со всего поселка приходили смотреть.

Маленький лимонный кустик стоял на подоконнике, и мы посмотрели на него с улицы. Я первый раз видела, как растут лимоны. Обыкновенно растут. И листочки обыкновенные. Колятке с Федей пора было возвращаться в сов хоз. Федька захныкал:

— Опять с бабкой сиди, шел бы ты, Колятка, один, а я бы после...

— Вместе пойдем! — не дал ему договорить Колятка. Потом он повернулся к нам.— Вы вот что... вы знаете что... наша бабушка...

Тут уж Федя его перебил:

— Наша бабка по Зареченску сильно соскучилась, по дому своему, там, говорит, у нас в кухне одна половица уж больно скрипит, так я, говорит, даже по этой половице со­скучилась. Так директор совхоза обещается ее днями на своей машине сюда подкинуть. Ну и нас с ней, конечно дело, куда она без нас-то. Так вы приходите ее проведать. Посидите с ней, поговорите, она это любит.

— Интерес большой со старухами рассиживаться! — сказала Зойка.— Лучше в речке поплескаться.

— А я, кажется, не с тобой разговариваю,— прикрикнул на нее Федя,— лезешь куда тебя не спрашивают

— Вы когда приедете — зайдите за нами,— попроси­ла я.

— Будем ждать,— сказала Галка.

ЧИСТЫЙ ХЛЕБ

За обедом дед Володя сказал:

— Понимаете, девочки, баба Ната взяла отпуск.

Это наша баба Ната так часто нам говорит: «Понимае­те, девочки». В другой раз деду Володе бы попало от нас за то, что он ее передразнивает. А тут такая веселая новость! Мы с Галкой закричали: «Ура!» Мы захлопали в ладоши. Мама тоже очень обрадовалась, наша мама любит ездить в Москву, а когда баба Ната работает, ей прихо­дится сидеть на даче.

— Наконец-то ты отдохнешь летом,— сказала мама,— а то вечно у тебя отпуск поздней осенью в дождь и слякоть, когда никого в отпуск не вытолкнешь.

— Вообще-то, уж если говорить серьезно,— сказал ба­бе Нате дед,— надо бы тебе в санаторий. Ох, как надо! Отдохнуть от нас, отоспаться, подлечить сердце. Да разве ты меня послушаешься.

Баба Ната рассмеялась и замотала головой.

— Не послушаюсь, для моего возраста у меня прекрас­ное сердце, а поспать я и здесь смогу вволю. И потом ты забываешь, что у меня здесь внучки...

Прошел день, прошел второй, прошел третий. Мама отдыхала от нас с Галкой в Москве, а мы с Галкой верте­лись под ногами у бабы Наты. Она пекла блинчики, завора­чивала в них то мясо, то творог, жарила нам картошку, варила компоты и ни разу — кашу, которую каждый день заставляла нас есть мама. Для толщины. Баба Ната сама терпеть не могла каш.

После завтрака мы все вместе весело мыли посуду, под­метали пол, потом баба Ната говорила:

— Ну, пошли куда глаза глядят.

Лес, настоящий лес без домов, был от нас не близко. А сперва было ржаное поле. В середине — дорога для машин, самая обыкновенная, земляная, и еще по обе сторо­ны тропинки для людей. У нас на Украине они называются стежками. Мы шли, и лес будто шел нам навстречу. Шли мы все босиком. Очень это здорово, шагать по теплой не­множко колючей стежке босиком! Рожь была еще невысо­кой, но с длинными колосками, баба Ната нахваливала ее, говорила, как про человека: «Она у нас нынче умница».

Мы шли не просто так, ни с того ни с сего, мы шли на разведку. Нужно было узнать, где тут живет земляника, где черника и скоро ли земляника покраснеет, а черниц почернеет. Оказалось, что уже совсем скоро. А пока мы рвали ландыши. В лесу, в высокой траве, они были крупными и такими душистыми, что нам с Галкой потом жалко было мыть руки, хотелось, чтоб они подольше пахли ландышами.

В выходной день куда глаза глядят пошел с нами и дед Володя. Он тоже разулся, но все время подпрыгивал, смахивая с подошв песок, морщился. Мы смеялись над ним, а он себя ругал:

— Разнежился, забыл, как до белых мух безо всякой обувки шастал.

Обратно мы пошли нашей любимой дорогой мимо ржа­ного поля. Дед ласково, как гладил по голове меня или Га­лю, провел ладонью по колоскам и сказал:

— Хлебушек...

Шли мы медленно, потому что уже все устали, и я ска­зала:

— Когда я буду богатой, я куплю «Москвича» и мы бу­дем ездить далеко-далеко. Увидим дремучий лес — пойдем в лес, увидим речку — бултых!—искупаемся. Хорошо, ко­гда своя машина, правда, дед Володя?

Дед Володя помолчал-помолчал, потом ответил:

— Не знаю... Не пробовал... — Лицо у него стало стро­гим и немножко печальным.— Так, говоришь, купила бы машину? — Тут дед Володя улыбнулся, но тоже еще не очень весело.— А знаете, о чем мечтал я, когда мне было лет семь-восемь? Ни за что не угадаете.

— О мотоцикле,— выпалила я, чтоб опередить Галку.

— О шоколаде,— сказала Галка и облизнулась. Она лю­бит шоколадные конфеты, а я нет, я — леденцы.

— О ломте чистого хлеба!

Дед Володя что-то вдруг разволновался, у него даже глаза покраснели. И ни я, ни Галка не посмели спросить его, а что это такое — чистый хлеб? Какой еще бывает хлеб? И дед долго молчал, наверно, успокаивался. Потом он обнял за плечи бабу Нату, заглянул ей в лицо и сказал

— И ваша бабушка небось тогда разве что во сне ви­дела чистый хлеб.

— Видела! — быстро заговорила баба Ната.— Ча-асто! Будто стоит передо мной тарелка с молоком, а я макаю в него белый ноздреватый такой хлеб и ем. У нас на Урале любят макать белый хлеб в молоко. А наяву я чистого хлеба не пробовала долго, года два, пожалуй. Пекли мы, правда, лепешки в русской печи прямо на поду, но лепеш­ки эти были из толченой черемухи, из сушеной лебеды, и не помню уж еще из чего. А муки клали чуть-чуть для свя­зи. Да и то не муки, а отрубей. Вот какой у нас был хлеб.

— Ну и я примерно года два о чистом хлебе знать не знал,— сказал дед Володя,— даже забыл, какой он есть. Уже в тысяча девятьсот двадцатом году в детском доме я его опять увидел. Правда, и тогда в нашей стране еще ту­говато было и с едой и с одеждой, но для нас, детей, люди последнее от себя отрывали.

— А нас в детском садике даже насильно заставляли все с хлебом есть,— сказала Галка.— И блины со сметаной насильно.