Светлана Климова - Ловушка горше смерти

• Название: Ловушка горше смерти
• Автор: Светлана Климова
• Издательство: АСТ
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 2001
• ISBN: 5-17-004907-2

Это — история полунищей молоденькой танцовщицы, решившейся вступить в жестокий «брак-договор», условия которого были по меньшей мере странными. Это — история ошибок, становящихся преступлениями, и преступлений, совершенных по ошибке…

Это — история женщины, которая хотела немногого — быть любимой, быть счастливой. Вот только… что такое любовь и что такое счастье? И главное, насколько тяжким будет путь к ним?..

---

— Да, да, ты не ослышалась, я иду на работу. Сколько можно? Больше года мы живем на твои деньги, но я не виновата, что меня никуда не брали в этом паршивом городе. Здесь у меня был один-единственный знакомый человек я его случайно встретила, и он…

— Случайно?

— А ты думаешь, бывает по-другому? Что я его специально искала? Мы познакомились еще шесть лет назад.

— В Москве?

— Мама, оставь этот сыскной тон! Ни в какой Москве он не бывал. Здесь, в этом Харькове, я работала два дня, тогда еще… В общем, давно, и познакомились с ним… А теперь мы встретились, у него тетя администратором в гостинице…

— Как называется?

— Не все ли равно! — вскрикнула мама. — «Интурист» называется. Это что, имеет значение для тебя?

— И кем ты намерена там работать?

— Горничной. О черт! Что ты на меня так уставилась? Ты полагаешь, что такая женщина, как я, да еще и недавно отсидевшая, может стать только проституткой? Или разливать пиво на вокзале? Ты за кого меня принимаешь, умная моя, ученая мамочка?

— Господь с тобой, Лина, — испуганно сказала бабушка Маня, — делай как знаешь… Погоди, деточка, куда же ты?..

Поняв, что нужный момент настал, потому что мама уже курит у себя в комнате, а бабушка так расстроена, что ничего вокруг себя не видит, он перепрыгнул ступеньки и, не выключая света, прошмыгнул мимо плачущей Манечки.

— Ваня! — раздался из маленькой комнаты мамин голос. — Куда ты запропастился?

Он чинно вошел. Мама курила, брезгливо держа сигарету в облепленных тестом пальцах.

— Ты где был?

— В комнате, книжку смотрел, — произнес мальчик, мысленно попросив прощения у того, кто сказал, что лгать — великий грех.

— Ты, что ли, умеешь читать?

— Давно уже, — ответил мальчик, — меня Маня в пять лет научила…

— Грамотеи, — буркнула мама, погасив окурок и вставая, — отлично. Ну а как насчет цифр? — — Считаю до двадцати…

— О Господи! — вздохнула мама. — Как подумаю, что ты пойдешь в эту школу, страшно становится. Я бы тебя всю жизнь при себе держала. Куда ты смотришь?

Прямо ему в лицо, глаза в глаза, смотрела огромная жаба, и такая она была живая и так близко, что мальчик застыл. Окно маминой комнаты находилось особенно глубоко в земле, оно было меньше соседних и почти всегда оставалось приоткрытым, так-то жаба восседала прямо перед щелью, образованной оконными створками. Мальчик видел даже, как она поеживается от тока прохладного воздуха.

Тварь была цвета мокрой пыли, с бугроватой кожей и смотрела на него влажным немигающим взглядом.

Он сразу же вспомнил, как когда-то давно впервые увидел здесь же точно такую жабу и криком позвал Манечку, поскольку не знал, что это такое за ним подглядывает. Тогда Маня его успокоила, сказав, что это обычная земляная жаба, которая ищет себе жилье на зиму, лягушка-квакушка, и что если ему это не нравится — она эту живность прогонит. «Вообще-то, — сказала тогда Манечка как бы в сторону, — существует поверье, что увидеть земляную жабу вот так — это к смерти, но в нашем случае все объяснимо: мы живем в подвале, где всякой твари хватает. Так что сейчас мы ее попросим попрыгать где-нибудь в другом месте».

Жабу изгнали, а зимой к Мане приехала племянница, тетя Тома, с крошечным ребенком, восьмимесячной девочкой. Тетя уехала от мужа из Ленинграда и прожила у них три недели, потому что девочка в поезде простудилась и умерла от воспаления легких…

— Лина, — сказал мальчик, — в народе говорят, что видеть земляную жабу — это к смерти.

— А ты не смотри, — произнесла мама, — ступай читай свои книжки.

Готовься в школу эту дурацкую. Иди, Ванька, что ты, лягушку в первый раз видел?

Некогда мне ею заниматься, у меня там вареники не долеплены… Иди. Ты вообще чересчур что-то любишь взрослые разговоры слушать, пойдем, я свет погашу — нету там больше никого за окном, нету…

Насчет разговоров она ошибалась. Были среди них такие которых мальчик слышать не мог, — так уж получалось. Уже более полугода он ходил в школу и теперь не полностью сосредоточивался на жизни в доме. Он стал живее подвижнее, но иногда так утомлялся, что мама установила для него жесткий режим: теперь к девяти вечера он уже засыпал, уложенный твердой рукой. Так что содержания одного разговора между бабушкой Манечкой и мамой он, естественно, никогда не узнал.

Лина вошла в маленькую темную комнату, включила настольную лампу и плотно зашторила окно. В помещении было душновато, пахло лекарством и прокисшим компотом из кураги, который забыли убрать после обеда. Она взяла нетронутый стакан длинными смуглыми пальцами и понесла его в туалет, по ходу щелкнув выключателем на кухне. Огромная кухня ярко озарилась трехрогой голой, без плафонов, люстрой, и Лина, вздрогнув, запнулась о ступеньку. Резким движением выплеснула содержимое стакана, пустила воду и, не оглядываясь на жутко молчаливое кухонное окно, пошла прочь, гася за собой свет. Окно кухни, выходящее на другую сторону дома, в отличие от прочих было вровень с землей.

Летом его использовали в качестве выхода во двор, потому что иначе приходилось добираться до арки вдоль всего длинного корпуса. И хотя Маня еще до холодов заколотила часть окна узкими досками, ее дочери всегда казалось, что даже в оставшееся пространство пройдет кто угодно — тени перед окнами ей мерещились с первого дня возвращения.

Маня лежала все так же неподвижно, отвернувшись к стене. Врач, которого Лина пригласила, получив деньги от адвоката, ничего существенного младшей из женщин не сказал, только посоветовал изменить диету и начертил новую схему приема лекарств. Он как бы окончательно приговорил Манечку к смерти, но очень толково объяснил Лине, как действовать, чтобы облегчить страдания больной.

Теперь Лина покупала обоим, Ване и его бабушке, очень дорогие фрукты и сладости и добывала по аптекам импортные болеутоляющие и снотворные. Маня смотрела на эту суету достаточно апатично, однако лекарства пила по схеме, зная взрывной характер дочери.

Лина придвинула стул к кровати и села, проговорив в спину Манечки, обтянутую новой байковой ночной сорочкой:

— Мамочка, как ты себя чувствуешь?

— Кто у тебя был после Нового года, Лина? — глухо спросила Мария Владимировна в стену. — Опять твой Алексей?

— Нет, мама. Он редко сюда приходит. Последний раз он был в конце января, и ты это прекрасно знаешь.

— Что ему от тебя нужно? — сказала Манечка, грузно переворачиваясь и вкатывая голову на подушку. Лина тут же вскочила и поправила одеяло на ее груди. — Что нужно от тебя женатому человеку?

— Откуда ты знаешь?

— Ты сама мне об этом сказала в первый его приход. Ты ничего никогда не умела от меня скрывать. Да и незачем тебе прятаться от меня. Я не хотела бы потерять тебя теперь, когда мы, как в твоем детстве, дружим и ты опять — моя. — Манечка, боясь расплакаться, отвернула лицо. — Я разучилась говорить, Лина. В последние месяцы я столько передумала, что слов уже нет… Но меня что-то в тебе беспокоит… Ты мне ничего не рассказываешь о себе, все время прячешься…

— Мне нечего скрывать, мама. Приезжал адвокат Семернин.

— Дмитрий Константинович?

— Да.

— Почему он не заглянул ко мне?

— Ты отдыхала. Он был проездом, зашел узнать, как у меня дела.

— Вот! И ты молчала.

— Мама, — сказала Лина, — о чем тут рассказывать? У него своя жизнь, у нас своя. Послушай, ты не против, если я начну ремонт в третьей комнате?

Манечка была не против — она привыкла все дела доводить до конца, однако спросила:

— Где ты возьмешь деньги?

— Я ведь работаю, мама, — сказала Лина, отворачивая лицо, будто что-то на столике Мани было не в порядке. — Немного поднакопилось. Мальчик растет, и у каждого будет по комнате.

— В общем, ты действительно неплохо зарабатываешь, — примирительно заметила Манечка, — недостаток твоей работы состоит лишь в том; что ты дежуришь по суткам. Я очень беспокоюсь, как Ванечка один там ночью.

— Он привык. Не нужно волноваться…

И тут они заговорили о мальчике, потому что чаще всего взрослые говорят о детях, когда те спят. Если бы не это обстоятельство, мальчик узнал бы о себе много любопытного.

— Иногда он мне кажется странным ребенком, — сказала Лина. — Он постоянно о чем-то думает, и меня пугает его напряженно пытливый взгляд.

— Тебе все равно когда-нибудь придется ответить на все его вопросы, — оживляясь, проговорила Манечка, и глаза ее заблестели. — Туго тебе придется.

— Мне нечего от него скрывать. Он мой сын, и я люблю его.

— Ваня не похож на тебя, — сказала Манечка, — я имею в виду не внешность. Он будет так же, как и ты, красив. Но он не похож на тебя духовно — ты была всю жизнь строптива, вызывающа, и единственным твоим желанием, думаю, с момента рождения было стремление к абсолютной свободе. Мальчик же целеустремленно ищет истину…

Это была опасная тема — жизнь Лины. Помимо нее, обе они тщательно избегали в своих вечерних беседах упоминания о мужчинах Лины и вообще всего, что касается интимных сторон жизни. Но ближе к весне Манечке становилось все хуже, и все напряженнее становились их вечерние разговоры.