Светлана Климова - Ловушка горше смерти

• Название: Ловушка горше смерти
• Автор: Светлана Климова
• Издательство: АСТ
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 2001
• ISBN: 5-17-004907-2

Это — история полунищей молоденькой танцовщицы, решившейся вступить в жестокий «брак-договор», условия которого были по меньшей мере странными. Это — история ошибок, становящихся преступлениями, и преступлений, совершенных по ошибке…

Это — история женщины, которая хотела немногого — быть любимой, быть счастливой. Вот только… что такое любовь и что такое счастье? И главное, насколько тяжким будет путь к ним?..

---

— Тебе так необходимо ехать? — помолчав, спросила Лина.

— Необходимо. И вот еще, о чем я забыл тебя попросить. Без надобности входную дверь никому не открывай и на телефонные звонки, касающиеся меня, ничего не отвечай. И хотя за нашим подъездом присматривают, потому что на пятом обитает высокий милицейский чин, мало ли что… Между прочим, именно у этого генерала мы вскоре побываем в гостях.

— Ты с ним знаком?

— Да. Ты запомнила все, что я сказал?

— Конечно… Ты все-таки уходишь?

— Да, — сказал Марк, — тем более что мне не хочется принуждать тебя провести со мной ночь. Здесь тебе будет и одной неплохо. Привыкай.

Звука двери, захлопнувшейся за ним, Лина уже не слышала. Она настолько устала, что погрузилась в сон почти мгновенно, и наутро, без Марка, почувствовала себя так, будто давным-давно живет в этом доме…

По прошествии недели в ним в гости начал наведываться Дмитрий Константинович, что давало Лине возможность как бы отрепетировать новую для нее роль хозяйки гостеприимного дома. Впрочем, адвокат на ее старания совершенно не обращал внимания. Приходил он, собственно, к Марку, и оба скоро забывали о ее присутствии, уткнув носы в нарды, а Лина, потоптавшись, уходила в спальню, прихватив книжку.

— Как ты себя чувствуешь? — в одиннадцать заглядывал к ней Марк.

— Нормально.

Через час он сообщал, что Митя остается ночевать.

— Где же он будет спать?

— Я достану раскладушку.

— Хорошо, — отвечала Лина, не уточняя, каким образом грузный Митя устроится на этой хлипкой конструкции. — Долго не сидите. Мне завтра рано к врачу.

— Угу…

— Мне не хотелось бы тревожить Дмитрия Константиновича.

— Опять полдня проторчишь в очереди?

— Ты же сам велел мне встать на учет в районной поликлинике.

— А когда Германов велел нам быть у него опять?

— В начале апреля.

— Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо, — говорила Лина, и Марк исчезал.

Иногда поутру она находила квартиру пустой и понимала, что адвокат куда-то увез Марка на ночь глядя. Она уже привыкла к внезапным исчезновениям мужа, но вынуждена была нехотя признаться себе, что скучает без него. Марк вел себя с Линой естественно и просто; их совместная жизнь протекала словно работа хорошо отлаженного механизма. И если он позволял себе холодновато баловать Лину подарками и предупреждать все ее желания, то, казалось, делал это лишь для собственного удовольствия.

Он не искал больше ее близости, кроме того единственного раза, когда в субботний вечер внезапно погас свет во всем доме. Было уже довольно поздно, и из телефонных переговоров с соседями по подъезду стало ясно, что света не будет до утра. Они только что вернулись из Дома кино, и Лина еще не успела переодеться; Марк водрузил на подзеркальник в спальне тяжелый канделябр, зажег еще одну свечу в гостиной и толстый восковой огарок на кухне, прилепив его к фаянсовому блюду.

Он вошел в спальню, когда Лина уже сняла платье — джинсовое, застегивающееся спереди на всю длину множеством медных пуговиц, чулки и неуклюже выпутывалась из слишком тесного горла свитера, надетого под низ.

Наконец, сняв и отбросив его, Лина уставилась на Марка.

— Я приготовил сок и тосты, — проговорил тот, не двигаясь и глядя на ее плечи.

— Мне нужно… Я хотела бы сначала в ванную. Там ведь темно?

— Да, — сказал Марк, — я посвечу. С удовольствием.

— Тоже мне удовольствие, — сказала Лина с досадой. — И свет этот некстати. Я совсем разучилась владеть своим телом, оно перестало меня слушаться…

— Зато у тебя превосходный вкус…

— Почему?

— Ты купила прекрасное белье.

— Правда? Как это ты видишь в темноте?

— Оно на ощупь такое мягкое, тонкое. Что ты дергаешься, Лина? Ты стала еще красивее. Твое лицо с синевой вокруг глаз, нежная кожа, у тебя пополнела грудь… Не бойся меня. Вот, снимем эти штанишки, одни, другие — совсем тоненькие. Я хочу попробовать, как там у тебя, когда есть ребенок… Я буду осторожен. Ох какая ты длинненькая…

— Пусть будет темно, — проговорила Лина, судорожно сглотнув и отступая к кровати, подальше от зеркала и канделябра, на который Марк, не отпуская ее, дунул через плечо, но лишь поколебал рыжее пламя.

— Ты не откажешь мне?

— Нет, — сказала Лина. Голова ее кружилась. Едва она коснулась подушки, стало совершенно темно, и Лина почувствовала рядом сильное гибкое тело Марка.

— Я буду осторожен, — шептал он все тише и бессвязно, — повернись, пожалуйста, и немного согни свои чудные коленки. Вот так… так… Еще чуть-чуть расслабься. Господи Боже, как горячо и сладко у тебя внутри! Где ты, дитя мое, ты слышишь меня в своем раю?..

Лина, вытянувшись, лежала на спине и чувствовала, как дрожат ее губы, которые целует Марк.

— Я хочу в душ, — пробормотала она, отворачиваясь. — Глупый какой, ты меня задушишь. Кроме того, я хочу есть…

— Как скажете, госпожа моя. — Марк вскочил и чиркнул спичкой. — Но в ванную я не отпущу тебя одну… Осторожно, вот так, держись за меня. Двух свечей достаточно, и даже вода почти горячая… Можно, я помою тебя? Какая ты сегодня послушная… Это удивительно…

— Марк, — сказала Лина, закрыв глаза и подставляя воде лицо. Поднятыми руками она держала волосы, стараясь не замочить их, в то время как он мягкой намыленной губкой осторожно кружил по ее уже заметно выпуклому животу с темной вертикальной полоской ровно посередине. — Ты слышишь меня? Ты очень хорош и замечательно все это умеешь, но не делай больше такого со мной…

— Ты уверена, что хочешь именно этого? Я не ослышался? — спросил Марк, зажмурившись и перенеся свои действия ниже крохотного пупка, наполненного влагой. — Тебе было так плохо?

— Нет, — сказала Лина, отбирая у него губку, — подержи-ка лучше полотенце. Мне было чуть-чуть больно. Давай вернемся к этим забавам, когда я рожу.

— Согласен, — сказал Марк, — ради такой перспективы я готов ждать сколько угодно…

Теперь они частенько болтали перед сном, и ничего не было странного в том, что, убегая по делам, Марк целовал Лину, а когда возвращался, она брала из его рук плащ и шляпу, вешала в стенной шкаф, затем подвязывала пестрый фартук и отправлялась на кухню разогревать обед. Единственной темой, которой они не касались в разговорах, было будущее ребенка.

Как-то Марк завел разговор о живописи, но, увидев, что Лина откровенно скучает, вскоре умолк.

— Почему ты этим занимаешься? — спросила Лина, почувствовав некоторую его обиду. — Я имею в виду не финансовую сторону дела.

Они сидели в гостиной. Марк листал каталоги западных галерейщиков, делал пометки в блокноте, а Лина, устроившись в кресле, без особого энтузиазма пыталась довязать кофту, которую пару лет назад начала Манечка.

— Мне всегда было интересно разгадывать, что находится по ту сторону холста, — сказал Марк.

— Не понимаю…

— Видишь ли, есть художник и есть его детище. Творец и создание, субъект и объект. И так далее. Каждый художник вкладывает приблизительно одинаковую меру труда и вдохновения в свое создание. Однако в результате получается или гениально, или никак. В этой арифметике я не принимаю во внимание моду, конъюнктуру и сам материал. Можно папиросным окурком создать шедевр. Так остается человек и чистый холст. Я могу себе представить, что в этом человеке происходит, когда он приближается к абсолютно безмолвному квадрату пустоты. Но вот картина закончена, и, к величайшему несчастью художника, жившего — я уверен — все это время истинной жизнью, ее необходимо продать, подарить, отдать в чужие руки, словом, вновь остаться один на один с собственным одиночеством. Это понятно?

— Да.

— Вот я всегда и пытался разгадать, кто на самом деле стоит за той или иной работой. Мы отбрасываем легенду, и остается тайна…

— И что же ты можешь сказать, к примеру, об этом художнике? — Лина легко поднялась, отбросила вязанье и, подойдя к стене, повернула лицом к Марку картину из тех, что он принес накануне. — Расскажи мне, кто стоит за этим? — с вызовом произнесла Лина и тут же осеклась.

Она узнала эту работу. Млечно-голубое российское небо, пылящая дорога, ракитник и нежный покой… Лина запомнила ее в самый неподходящий момент — когда художник, довольно известный мастер, которому она изредка, подрабатывая, позировала пару лет назад, отшвырнул кисть в угол мастерской и обезьяньим движением сгреб голую Лину в объятия. Она отрывала от себя его сильные, перепачканные красками ладони и, чтобы не видеть распаленного мутного взгляда его рыжих глаз, капель пота на веснушчатом плешивом черепе и морщинистых, как у ящерицы, свисающих мешочками щек, смотрела прямо перед собой на картину, повешенную высоко на дощатой перегородке.

— Н-ну… — засмеялся Марк, — это не очень удачный предмет для исследования. Красивая, но элементарная работа. Я купил ее только потому, что художник сейчас очень бедствует. Если угодно, мне стало жаль этого Сорокина.