Светлана Климова - Ловушка горше смерти

• Название: Ловушка горше смерти
• Автор: Светлана Климова
• Издательство: АСТ
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 2001
• ISBN: 5-17-004907-2

Это — история полунищей молоденькой танцовщицы, решившейся вступить в жестокий «брак-договор», условия которого были по меньшей мере странными. Это — история ошибок, становящихся преступлениями, и преступлений, совершенных по ошибке…

Это — история женщины, которая хотела немногого — быть любимой, быть счастливой. Вот только… что такое любовь и что такое счастье? И главное, насколько тяжким будет путь к ним?..

---

Когда он возвратился, она сидела совершенно неподвижно.

— Пойдем поедим, — устало сказал Марк, — ты голодна, наверное.

— Ты не человек, а какая-то бесчувственная машина, — сказала Лина. — Позволь мне уйти из твоего дома!

— Нет, — произнес Марк. — Тебе незачем уходить. Ты беременна моим сыном. Мы должны остаться вместе. Женщина промолчала.

— Ты ведь понимаешь, что твой уход, Лина, ничего не решает. Я не хочу отравлять жизнь ребенка нашими с тобой семейными разборками. Он важнее нас обоих. Он должен родиться и жить с нами.

— С нами? — Лина вздрогнула, словно от ожога. — А разве «мы» существуем? Ты, как и прежде, хочешь управлять мной, ничего не испытывая, кроме ловко скрываемой неприязни. Разве мы любим друг друга? И разве мы с тобой — действительно муж и жена?

— Я не испытываю никакой неприязни, — сказал Марк, — ты мне очень дорога… Позволь мне убрать из прихожей этот чемодан. Уже куплены билеты, давай спокойно соберемся в дорогу, а через несколько дней ты успокоишься, отдохнешь и скорее всего согласишься со мной.

— Ты опять диктуешь мне условия! Я хочу выбирать сама, — возбужденно, почти захлебываясь, заговорила Лина. — Я хочу чтобы ты не решал, что мне следует делать, а что нет. И я все-таки ухожу, потому что мой ребенок 268 всегда будет только моим.

— Я не отпущу тебя, — сказал Марк, направляясь в прихожую. — Тебе нельзя уходить, не нужно бросать меня сейчас…

В ослепительно вспыхнувшем перед ней неистовом свете Лина увидела стену, вырваться из-за которой он никогда ей не даст. Ни о чем не думая больше, она рванула ящик, схватила пистолет и, стиснув рубчатую рукоять в ладони, поднялась и быстро пошла вслед за мужчиной. Она ничего не видела сквозь едкую пелену слез и ничего не чувствовала, потому что боль прожигала ее грудь и напрягшийся, выпирающий живот. Рука, державшая оружие, стала мокрой от пота и дрожала. На ходу она сдвинула вниз какую-то штуковину сбоку ствола.

— Марк! — воскликнула она, задохнувшись. — Отпусти меня, потому что иначе…

Лина еще видела, как он развернулся к ней, и усмешка, вначале небрежная, а затем изумленно-испуганная, растаяла вместе со словами:

«Осторожно, осторожно, держи подальше от себя, пистолет заряжен!» Он сделал короткое судорожное движение к ней, и Лина снова что-то нажала, оглохнув от грохота выстрела и не слыша, как он произнес:

— Ты не поняла…

— Марк! — закричала Лина, отбрасывая оружие и пытаясь поймать, удержать на весу его стремительно заваливающееся навзничь тело, но, зацепившись за оказавшийся между ними чемодан, чтобы устоять на ногах, вынуждена была ухватиться за раму зеркала. Боль, сжавшая железными тисками спину, остановила ее, Лина глубоко задышала и, как учил врач, попыталась расслабиться. Она стояла в прихожей, стараясь унять дрожь, успокоить себя и ребенка; огонь покинул ее, стена рухнула — теперь она была совершенно свободна. У ее ног на ковре лежал Марк.

Неизвестно, сколько бы Лина простояла в оцепенении, если бы из неподвижности ее не вывел резкий звонок в дверь. Ей не потребовалось перешагивать через Марка, потому что он лежал наискось, головой к двери, ведущей на кухню, — падая, он не задел ни одного предмета в прихожей. Лина боком продвинулась к входной двери и стала возиться с замком. Пальцы дрожали, не повинуясь ей.

На пороге стоял генерал Супрун в домашней фланелевой рубахе в голубую клетку и кожаных шлепанцах на босу ногу.

— Марк Борисович имеется? — осведомился он, заменяя выражение недовольства на лице иронической усмешкой. — Я пытался дозвониться вам по телефону, но совершенно безрезультатно. Мне необходимо с ним переговорить. Могу я войти?

— Нет, — сказала Лина, придерживая дверь левой рукой. Правая была у нее за спиной, и эту руку она пыталась досуха вытереть о ткань платья.

— Что значит — нет? Марк дома?

— Уходите! — сказала Лина.

Генерал внимательно вгляделся в ее лицо.

— Вам плохо, Лина? — спросил он, делая шаг к ней и протягивая руку.

— Нет.

— Что вы заладили одно и то же! — раздраженно воскликнул генерал, цепко выкручивая безвольную кисть ее правой руки из-за спины. — Сколько я могу торчать здесь?

Лина послушно отступила, слабо пытаясь отнять руку, но генерал, не отпуская ее, шагнул в прихожую и захлопнул за собой дверь. Его взгляд на миг замер где-то внизу, за ее плечом, и тут же тяжело остановился на лице женщины.

Он отпустил ее руку, и Лина, повернувшись, прошла в комнату.

— Где телефон? — отрывисто бросил Супрун. Хозяйка кивнула на письменный стол и направилась было в спальню, однако генерал рявкнул:

— Стоять! Не двигаться!

Лина удивленно взглянула на него, пожала плечами и опустилась в кресло у журнального столика. Супрун прошел к телефонному аппарату, поднял трубку, затем положил ее и воткнул вилку в розетку.

— Твоя работа? — кивнул он в сторону прихожей, одновременно набирая номер.

— Да, — безучастно кивнула Лина…

Все дальнейшее, пока ее не увезли, происходило будто без нее: квартира наполнилась негромкими голосами, бесконечно щелкал язычок замка входной двери, и наконец Марк Кричевский навсегда покинул свой дом.

Все это время она молча сидела в кресле, сложив руки на животе. Генерал говорил за нее. И только на вопрос, сообщить ли матери, Лина отрицательно покачала головой.

До прихода чужих людей она что-то пыталась объяснить Супруну, однако он как бы ее не слушал. Его коренастая, но все еще подвижная фигура мелькала повсюду, то склоняясь над ящиком стола, то заглядывая в шкафы и за шеренги на полках. Лишь раз он остановился, чтобы поставить перед Линой на журнальный столик стакан воды.

— Страсти-мордасти, — сказал он с досадой. — О чем ты думала, Лина? Чем он тебе не угодил? Почему отключен телефон? И где ты взяла оружие?.. Не хочешь говорить? Что же, твоему нынешнему положению не позавидуешь…

В эту минуту больше всего на свете Лина хотела остаться одна, чтобы все это наваждение сгинуло и она могла бы, прихватив чемодан, спуститься вниз, подозвать такси и уехать к Манечке. Там бы она наконец легла, закрыв глаза, и все забыла, а прежде остального — Марка, того, кто был так бесповоротно виновен в ее ненависти, страхе, страсти и боли, от которых необходимо было избавиться раз и навсегда.

И когда раздался следующий звонок в дверь и квартира начала наполняться энергичными деловыми посторонними, а генерал, перестав терзать ее нелепыми вопросами, властно зарокотал в прихожей, отдавая распоряжения, — Лина терпеливо приготовилась к долгому ожиданию. Первый шаг она сделала сразу: усилием воли уняла дрожь, уничтожила в себе воспоминания и лица, прокляла свою прошлую жизнь и осталась в полном одиночестве.

* * *

Можно было сколько угодно терзать себя мучительными вопросами, но ни на один из них Дмитрий Семернин не нашел бы ответа. Происшедшее поразило его настолько, что лишь спустя какое-то время он мог выкарабкаться из мрака, в который его повергла гибель Марка, и обратиться к судьбе Лины.

Его, помимо прочего, подтолкнул к этому Супрун, наутро следующего после похорон Марка дня приехавший к адвокату на работу для неофициальной встречи.

Разговор между ними произошел нелепый и крайне напряженный. Генерал сильно нервничал поначалу и на вопрос Дмитрия, почему его так интересует содержание бумаг, якобы переданных Марком Борисовичем адвокату, ответил, что курирует дело об убийстве Кричевского, а поскольку в доме потерпевшего ничего не обнаружено, то получение документов, писем, дневника, наконец, могло бы заметно продвинуть следствие… Семернин понимал, что все это — наглая и неуклюжая ложь, так как Марк все-таки успел открыть ему роль генерала в охоте за «Испытанием огнем» и передать свидетельства художника Игоря о прошлом Супруна.

— Как вы сами понимаете, генерал, я не вправе удовлетворить ваше, кстати, недостаточно юридически оправданное, любопытство, — сказал Дмитрий. — Кроме того, по неизвестным причинам мне рекомендовано держаться подальше от этого дела и отказано в просьбе выступать защитником Лины.

— Вы же близкий друг этой семьи, — быстро проговорил Супрун, — вы можете подойти к вопросу… э-э… чересчур субъективно… к тому же вам пришлось бы защищать убийцу вашего лучшего друга. Вам пытались помочь избежать… скажем, стресса.

— Черт возьми, — горестно усмехнулся Семернин, — неужели и это вас занимает? Мне кажется странным, генерал, такое пристальное внимание к этой истории и ваше участие в ней. Почему вас так беспокоит участь Лины? Зачем вам понадобились бумаги Марка? Чего вы добиваетесь?

— Конечно, мы с Марком Борисовичем не были близкими людьми, — пробормотал Супрун, — однако так случилось, что в тот роковой день я поднялся к нему по делу и был потрясен — ведь мы довольно долго соседствовали…

— Знаете, генерал, — произнес Дмитрий Константинович, — этот наш бессвязный диалог можно продолжать до бесконечности. Но не нужно. Мне известно, что именно вас интересует. Давайте выложим карты на стол… Согласны? Отлично.