Майкл Чабон - Приключения Кавалера и Клея

• Название: Приключения Кавалера и Клея
• Автор: Майкл Чабон
• Издательство: Амфора, ТИД Амфора
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-367-00061-4, 0-312-28299-0

Два еврейских юноши во время Второй мировой войны становятся королями комикса в Америке. Своим искусством они пытаются бороться с силами зла и с теми, кто держит их близких в рабстве и хочет уничтожить.

---

В начале второго месяца обучения Корнблюм познакомил Йозефа с отмычкой и особым гаечным ключом, после чего взялся применять эти чудесные орудия к образцам различных замков из сундука. Рука старого фокусника была проворной и, несмотря на его седьмой десяток, ничуть не дрожала. Он вскрывал замки, а затем, дальнейшего образования Йозефа ради, разбирал их и снова вскрывал, уже в разоблаченном виде. Замки, новехонькие или совсем древние, английские или немецкие, китайские или американские, не дольше нескольких секунд сопротивлялись корнблюмовской возне. Вдобавок он собрал целую библиотеку толстых пыльных томов — многие нелегальные или запрещенные, а некоторые даже помечены печатью страшной большевистской ЧК, — где в бесконечных колонках микроскопического шрифта перечислялись формулы комбинаций, несть им числа, для замков с цифровой или буквенной комбинацией, изготовленных в Европе начиная с 1900 года.

Многие недели Йозеф умолял Корнблюма позволить ему самому поупражняться с отмычкой. Невзирая на инструкции, дома он все-таки работал с замками, пользуясь шляпной булавкой и велосипедной спицей. Порой ему улыбалась удача.

— Ладно, — наконец сказал Корнблюм. Вручив Йозефу отмычку и гаечный ключ, он подвел его к двери комнаты, в которую он лично врезал новехонький семиштырьковый замок Ретцеля. Затем он распустил узел своего галстука и воспользовался им, чтобы завязать Йозефу глаза. — Чтобы видеть внутри замка, глаза тебе не нужны.

В кромешной тьме Йозеф опустился на колени и нащупал латунную ручку. Затем прижался щекой к холодной двери. К тому времени, как Корнблюм наконец снял повязку и жестом велел мальчику забираться в гроб, Йозеф уже трижды вскрыл Ретцеля, причем последний раз всего за десять минут.

За день до того, как Йозеф вызвал переполох за завтраком, после многих месяцев тошнотворных дыхательных упражнений, от которых у него звенело в голове, и практики с замками, от которой ныли суставы пальцев, он вошел в комнату Корнблюма и протянул ему руки, чтобы его, как обычно, сковали наручниками и привязали к стулу. А Корнблюм ошарашил его редкой улыбкой и вручил ему черный кожаный футляр. Развернув футляр, Йозеф обнаружил там крошечный гаечный ключик и набор отмычек, некоторые не длиннее ключика, другие же вдвое длиннее и с гладкими деревянными ручками. Ни одна отмычка не была толще прутика метлы. На кончиках у них красовались всевозможные хитрые загогулинки, кружки, ромбики и тильдочки.

— Я сам их сделал, — сказал Корнблюм. — Можешь на них положиться.

— Для меня? Вы сделали их для меня?

— Как раз это мы сейчас и определим, — сказал Корнблюм, указывая на кровать, где лежали новехонькие немецкие наручники и лучшие американские автоматические замки. — Прикуй меня к стулу.

Корнблюм позволил привязать себя к ножкам стула куском тяжелой цепи; другие цепи крепили стул к батарее, а батарею — к его шее. Руки старого фокусника также были скованы наручниками — спереди, чтобы он мог курить. Без единого слова совета или жалобы от Корнблюма Йозеф в первый же час снял с него наручники и все замки кроме одного. Этот последний замок, однофутовый автоматический «дредноут» 1927 года с шестнадцатью штырьками и бородками, его усилиям категорически не поддавался. Йозеф потел и еле слышно ругался по-чешски, не желая оскорблять своего наставника немецкими ругательствами. Корнблюм закурил еще одну штуку «Собрания».

— У замочных штырьков есть голоса, — напомнил он наконец Йозефу. — Отмычка — крошечный телефонный проводок. Кончики твоих пальцев имеют уши.

Йозеф перевел дух, сунул отмычку с тильдочкой на конце в цилиндр замка и снова применил гаечный ключик. А затем стал быстро водить тильдочкой по штырькам, чувствуя, как каждый в свою очередь подается, замеряя сопротивление штырьков и пружинок. Все замки имели свою точку равновесия между трением и кручением. Повернешь слишком сильно, и весь цилиндр заклинит; слишком нежно, и штырьки не встанут как следует на свои места. С шестнадцатиштырьковыми цилиндрами поиск точки равновесия был делом исключительно интуиции и стиля. Йозеф закрыл глаза. И услышал в кончиках своих пальцев гудение телефонного проводка отмычки.

С довольным металлическим бульканьем «дредноут» открылся. Корнблюм молча кивнул, встал и потянулся.

— Можешь оставить себе инструменты, — сказал он затем.

Каким бы медленным ни казался Йозефу процесс обучения у герра Корнблюма, для Томаса Кавалера он стал в десять раз медленнее. Бесконечная возня с замками и узлами, за которой Томас ночь за ночью втайне наблюдал в скудном освещении общей спальни мальчиков, была ему куда менее интересна, чем Йозефу — карточные фокусы и манипуляции с монетами.

Томас Масарик Кавалер был шустрым гномиком с густой копной темных волос на голове. Еще в раннем детстве в нем отчетливо проявились музыкальные гены, унаследованные по материнской линии. В три годика Томас уже одаривал гостей на званом обеде длинными и буйными ариями на какой-то псевдоитальянской тарабарщине. Однако во время семейного отдыха в Лугано, когда младшему из братьев Кавалеров уже стукнуло восемь, выяснилось, что прочтение любимых оперных либретто в такой степени обеспечило его итальянским, чтобы он мог свободно общаться с официантами в отеле. Постоянно призываемый, чтобы участвовать в постановках своего брата, позировать для его набросков, подтверждать его обманы, Томас развил в себе определенные театральные наклонности. И не так давно в его линованной тетради появились первые строчки либретто оперы «Гудини», действие которой происходило в сказочном Чикаго. Серьезной загвоздкой для Томаса в этом проекте стал тот факт, что он никогда не видел великого мастера эскейпа в действии. Фантазии мальчика далеко превосходили все то, что даже сам бывший мистер Эрих Вайсс мог себе вообразить: Гудини в рыцарских доспехах выпрыгивал из горящих аэропланов над Африкой, а также совершал эскейпы из полых шаров, посредством подводных пушек запущенных в акульи логовища. А потому произведенное тогда за завтраком вторжение Йозефа на территорию, некогда реально занятую великим Гудини, отметило судьбоносный день в детстве Томаса.

Как только их родители ушли — матушка в свой кабинет на Народней улице, а отец на вокзал, чтобы сесть на поезд до Брно, куда его пригласили проконсультировать гигантскую дочку мэра, — Томас крепко насел на Йозефа по поводу Гудини и его поразительных щек.

— А смог бы он туда монету в две кроны запихнуть? — пожелал узнать он. Лежа на кровати животом вниз, Томас наблюдал за тем, как Йозеф возвращает гаечный ключик в специальный футляр.

— Да. Хотя сложно себе представить, зачем бы ему это понадобилось.

— А как насчет спичечного коробка?

— Думаю, да.

— А как бы спички остались сухими?

— Возможно, он бы завернул коробок в промасленную тряпочку.

Томас потыкал щеку кончиком языка и аж передернулся.

— А какие еще вещи герр Корнблюм велит тебе туда вкладывать?

— Я собираюсь стать артистом эскейпа, а не ходячим саквояжем, — раздраженно сказал Йозеф.

— И теперь ты собираешься проделать настоящий эскейп?

— Сегодня я к этому ближе, чем вчера.

— А потом ты сможешь вступить в клуб «Гофзинсер»?

— Поглядим.

— А какие там требования?

— Тебя просто должны туда пригласить.

— Но тебе придется чудом избежать смерти?

Йозеф закатил глаза, от всей души жалея, что вообще рассказал Томасу про клуб «Гофзинсер». Этот закрытый мужской клуб, расположенный в бывшем постоялом дворе на одной из самых кривых и мрачных улочек Стара-Места, сочетал в себе функции столовой, благотворительного общества, ремесленной гильдии и репетиционного зала для действующих иллюзионистов Богемии. Герр Корнблюм почти каждый вечер там ужинал. Йозефу было очевидно, что клуб этот был не только единственным источником дружеской беседы для его молчаливого учителя, но также представлял собой сущую Залу Чудес, естественное хранилище веками накопленных познаний об искусстве ловкости рук и иллюзиона в городе, подарившем миру немало величайших за всю историю человечества фокусников, факиров и шарлатанов. Йозефу до смерти хотелось туда попасть. По сути на этом желании уже сосредоточились едва ли не все мысли мальчика (хотя очень скоро эту роль бессовестно узурпировала гувернантка Томаса, мисс Доротея Хорн). Отчасти причиной раздражения Йозефа от настойчивых расспросов младшего брага служило то, что Томас догадался о постоянном присутствии клуба «Гофзинсер» в его мыслях. Ум же самого Томаса был полон поистине византийских видений тина «гурии, финики и инжир», в которых статные мужчины, облаченные в визитки и шаровары, расхаживали внутри мрачной, наполовину деревянной гостиницы на Ступартской улице. Верхние половины туловищ этих мужчин были отделены от нижних, и они призывали к себе из ниоткуда разных лирохвостов с леопардами.