Наташа Кампуш - Наташа Кампуш. 3096 дней

• Название: Наташа Кампуш. 3096 дней
• Автор: Наташа Кампуш
• Издательство: Олма Медиа Групп
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-373-04025-9

Громкая история Наташи Кампуш, описанная в этой книге, всколыхнула всю Европу. В самом центре континента, в маленькой и чинной Австрии маньяк похитил 10-летнюю девочку и 8 лет держал ее в заточении. Вся австрийская полиция была поставлена на ноги. Девочку искали даже в соседних странах, но безрезультатно. Никто и предположить не мог, что все эти годы она провела в подвальной каморке два на три метра и высотой 160 сантиметров. История закончилась чудом — пленница сумела бежать, а похититель, поняв, что вот-вот за ним придут полицейские, покончил жизнь самоубийством, бросившись под поезд.

Девушка решилась открыть всю правду о своей жизни в заточении, рассказать о пережитых детских страхах, слезах и отчаянии, а также о неоднозначных отношениях с похитителем Вольфгангом Приклопилом.

---

Такое развитие событий выбило Похитителя из колеи, его мания преследования достигла следующего уровня. Если до сих пор он скрупулезно подбирал любую ворсинку, спешно стирал каждый отпечаток пальцев, чтобы уничтожить все возможные мои следы, то теперь он почти истерически следил за тем, чтобы я, не дай бог, не садилась где-нибудь в доме. Если же мне все-таки разрешалось присесть он подкладывал целую стопку газет в абсурдном усилии предотвратить появление хоть малейшего пятнышка крови в квартире. Как и раньше, он постоянно ожидал, что нагрянет полиция и обыщет дом на предмет следов ДНК.

Такое отношение меня глубоко задело, я чувствовала себя прокаженной. Это было тяжелое время, когда так необходима поддержка матери или одной из старших сестер, чтобы поговорить об этих физических изменениях, с которыми я внезапно столкнулась. Но моим единственным собеседником был мужчина, не умевший справляться с такой ситуацией. Который относился ко мне, как будто я была грязной и отталкивающей. И который, по-видимому, никогда не жил с женщиной.

Его отношение ко мне с наступлением пубертатного возраста явно изменилось. Пока я еще была ребенком, мне «можно» было оставаться в подвале, заниматься своими делами — разумеется, только в тесных рамках его предписаний. Теперь, став полноценной женщиной, я должна была прислуживать ему и выполнять работы по дому под его строгим надзором. Наверху, в доме, я чувствовала себя как в аквариуме. Как рыба в слишком маленьком сосуде, которая с тоской смотрит из-за стекла, но не выпрыгивает из воды, пока есть возможность выжить в своей тюрьме. Потому что пересечение границы обозначает стопроцентную смерть.

Граница с внешним миром была такой абсолютной, что казалась мне непреодолимой. Будто бы дом находился в другом агрегатном состоянии, чем внешний мир за его добропорядочными желтыми стенами. Будто сам дом, сад, гараж с застенком находились в другой матрице. Иногда сквозь приоткрытое окно сюда проникало слабое предчувствие весны. Порой я слышала вдалеке звук проезжающей по спокойным улицам машины. И это было единственным напоминанием о жизни снаружи. Жалюзи всегда опущены, весь дом погружен в полумрак. Сигнализация на окнах подключена, во всяком случае я в этом не сомневалась. Еще бывали моменты, когда я думала о побеге. Но я больше не вынашивала никаких планов. Рыба не выпрыгивает за стеклянные края, снаружи ее ожидает только смерть.

Однако ностальгия по свободе оставалась.

* * *

Теперь я находилась под постоянным наблюдением. Мне нельзя было сделать и шагу без приказа. Я должна была так стоять, сидеть или ходить, как того хотелось Похитителю. Я должна была спрашивать разрешения, можно ли встать или сесть, повернуть голову или вытянуть руку. Он предписывал направление моего взгляда и сопровождал меня до самого туалета. Я не знаю, что было хуже. Время в одиночестве в подвале или время, когда я больше ни на секунду не оставалась одна.

Этот постоянный надзор усилил ощущение, что я попала в какой-то сумасшедший эксперимент. Атмосфера дома еще больше усиливала это впечатление. Спрятавшись за обывательским фасадом, он как бы выпал из времени и пространства. Безжизненный, нежилой, как декорация для мрачного фильма. Снаружи он идеально вписывался в окружение: бюргерский, чрезвычайно ухоженный, тщательно отгороженный от соседей густым кустарником, окружающим большой сад. Любопытные взгляды нежелательны.

Штрасхоф — безликое место без истории. Без традиции и деревенского характера, который можно было бы ожидать при сегодняшней численности населении около 9000 человек. После указателя с названием местечка вдоль проезжей дороги и железнодорожной линии по равнине Мархфельда тянулись неприметные однообразные дома, перемежаемые промышленными зонами, которых полно на окраинах любого крупного города. Уже по полному названию населенного пункта — Штрасхоф на Северном пути[25] можно судить о том, что речь идет о местечке, живущем только благодаря привязке к Вене. Из него уезжают, через него проезжают, но сюда не приезжают без оснований. Единственными достопримечательностями в поселке являются «Памятник локомотиву» и железнодорожный музей с названием «Котельная». Сто лет назад здесь не набиралось и пятидесяти жителей, нынешние же работают в Вене и возвращаются только на ночь в свои домишки, как бы монотонно нанизанные на одну нитку. По выходным дням здесь жужжат газонокосилки, полируются машины, а нутро «милого домика» остается спрятанным в полутьме за опущенными шторами и жалюзи. Здесь главное — фасад, а не то, что скрывается за ним. Идеальное место, чтобы вести двойную жизнь. Идеальное место для преступления.

Планировка дома была типичной для постройки 1970-х годов. На первом этаже длинный коридор с лестницей, ведущей на верхний этаж, слева ванная и туалет, справа гостиная, а в конце коридора кухня — продолговатое помещение со встроенным кухонным блоком с фронтоном в деревенском стиле под темное дерево, на полу плитка с оранжево-коричневым цветочным узором. Стол, четыре стула с матерчатой обивкой, на серо-белых кафельных стенах рядом с умывальником крючки с декоративными темно-зелеными цветами.

Но самым примечательным были фотообои, покрывающие правую стену. Березовая роща, зеленая, со стройными стволами, устремленными ввысь, будто пытающимися вырваться из давящей атмосферы этого помещения. Когда я впервые осознанно обратила на них внимание, мне показалось гротескным, что человек, который в любой момент может вырваться на волю, ощутить дыхание жизни, окружает себя искусственной, мертвой природой. В то время, как я отчаянно пыталась заполучить немного жизни в мою мертвую комнату в подвале, пусть даже в виде нескольких сорванных листочков.

Не знаю, сколько раз мне пришлось скоблить и полировать кафель и пол в кухне, пока они не приобрели идеальный блеск. Ни малейший след от уборки, ни одна крошка не должны были омрачить сияние поверхностей. Закончив работу, я должна была лечь пластом на пол, чтобы из этой перспективы проконтролировать любой самый дальний угол. Похититель при этом всегда находился за моей спиной и давал указания. Для него никогда не было достаточно чисто. Бесчисленное количество раз он вырывал тряпку из моих рук и показывал, как нужно «правильно» убирать. Он сразу выходил из себя, если я жирным отпечатком пальца «пачкала» красивую гладкую поверхность, разрушая этим самым фасад неприкосновенности и чистоты.

Но хуже всего была уборка гостиной — большого помещения, источающего мрак, порожденный не только опущенными жалюзи. Темный, почти черный кессонный потолок, мрачные стенные панели, зеленый кожаный гарнитур, светло-коричневое напольное покрытие. Темно-коричневый книжный шкаф, содержащий такие заголовки, как «Приговор»[26] или «Только куклы не плачут».[27] Неиспользуемый камин с кочергой, на каминной полке свеча в кованом подсвечнике, напольные часы, миниатюра рыцарского шлема. Два средневековых портрета на стене над камином.

Когда я находилась в этом помещении несколько дольше, у меня появлялось ощущение, что мрак проникает сквозь одежду в каждую пору моего тела. Гостиная представлялась мне идеальным отражением «другой» стороны Похитителя. Обывательская и приличная на поверхности, только слегка прикрывающая темную сущность под ней.

* * *

Теперь я знаю, что в этом доме, построенном родителями Вольфганга Приклопила в 70-е годы, с тех пор почти ничего не изменилось. Он хотел полностью отремонтировать верхний этаж, где находились три комнаты, и по-своему перестроить чердак. Чердачное окно должно было давать дополнительное освещение, а сам чердак с его голыми деревянными балками на косо срезанном потолке превратиться в жилую комнату, обшитую гипсокартоном. Это положило начало новой фазе моего заключения.

Стройка под крышей дома должна была на месяцы и годы стать для меня местом, где я проводила большую часть своего времени. Сам Приклопил тогда уже остался без постоянной работы и лишь изредка исчезал со своим другом Хольцапфелем «по делам». Только позже я узнала, что они занимались ремонтом квартир, чтобы их сдавать. Похоже, их не заваливали заказами, так как основную массу времени Похититель занимался ремонтом своего собственного дома. А я была его единственной работницей. Работницей, которую он при надобности вытаскивал из подвала, заставляя заниматься адовым трудом, для которого обычно требуются профессионалы, и которую он после «рабочего дня» принуждал к готовке и уборке, чтобы после этого снова запереть в застенке.

Тогда я, в общем-то, была еще слишком мала для работы, взваленной им на мои плечи. Когда я сейчас наблюдаю за двенадцатилетними детьми, как они хнычут и упираются из-за любого небольшого поручения, я каждый раз улыбаюсь. И от всей души радуюсь, что они имеют возможность такого маленького акта сопротивления. У меня этой возможности не было. Я должна была подчиняться. Похититель, не желая впускать в дом чужих рабочих, сам занимался всеми ремонтными делами, заставляя и меня делать вещи, которые мне были не по силам. Я помогала ему таскать мраморные плиты и тяжелые дверные створки, поднимала с пола мешки с цементом, долбила стамеской и кувалдой бетонную основу. Мы пристраивали слуховое окно, утепляли и обшивали стены, поднимали наверх стяжку для пола. Мы прокладывали трубы для отопления и электрические провода, штукатурили панели из гипсокартона, пробивали проход между первым этажом и новой мансардой и строили лестничный пролет из мраморных плит.