Маруся Климова - Морские рассказы

• Название: Морские рассказы
• Автор: Маруся Климова
• Жанр: Современная проза

…Во всех рассказах повествование ведется от мужского лица, что позволяет автору-женщине дистанциироваться от позиции рассказчика и делает «Морские рассказы» чем-то вроде современных «Повестей Белкина». Рассказы производят комический эффект, да и само ее название, отсылающее к одноименной книге Бориса Житкова, сразу же вызывает невольную улыбку, однако это вовсе не очередная постмодернистская пародия «Морские рассказы- 2». Борис Житков писал для детей о суровой жизни взрослых. О такой же «суровой жизни взрослых» писали, в сущности, и Пикуль и Конецкий. Маруся Климова пишет для взрослых, другое дело, что ее персонажи порой напоминают детей…

СОДЕРЖАНИЕ

• Мартышка

• Чудачок

• Охрана

• Хозяин

• Цинизм

• Крайний цинизм

• Женитьба

• Медосмотр

• Боров

• Новый кок Различное понимание слов и поступков

• Таможня

• Докторишка

• Мы стояли тогда в ленинградском порту

• Под флагом

• Собрание

• Кассирша

• Дикари

• На палубе

• Пароход и человек

---

Тут я не выдержал и закашлял у себя за занавеской. Мне было как-то неудобно такие откровения выслушивать, а они ведь не знали, что я за занавеской сижу. Докторица охнула и спрашивает: «Кто это?» А я откашлялся и громким голосом отрапортовал ей: «Курсант такой-то!» А потом откинул занавеску и вышел к медсестре и докторице, как и полагалось, со спущенными штанами.

БОРОВ

С какими только капитанами мне не приходилось плавать!

Вот у нас на «Павлове» был капитан, его фамилия была Скуратов, но все звали его Боров. Дело даже не в том, что он был жирный, хотя, конечно, он был именно жирный, и его форменный китель расходился у него на брюхе, а брюки сползали, и даже подтяжки ему не помогали, а главное то, что рожа у него была совершенно свиная — настоящее свиное рыло, глазки заплывшие, мутные, а еще вприбавку от него отвратительно воняло каловыми массами, потому что у него была непроходимость кишечника. Он всех баб, которые были на судне, ну конечно, в первую очередь тех, что помоложе и покрасивей, приглашал к себе. Конечно, это делал не он сам, а подосланный старпом. Обычно на судне плавают три-четыре бабы — дневальная, буфетчица, иногда — библиотекарша и докторша. Но у нас вообще-то был докторишка, а библиотекой за дополнительное вознаграждение взялся заведовать старпом, и баб получалось только две — буфетчица и дневальная. Мне кажется, и вместо них можно поставить мужиков, но, наверное, это специально придумали, чтобы ублажать капитанов в море. Чтобы у них сперма не так сильно в мозги ударяла.

У нас тогда плавала дневальной Ленка Прокофьева. Нельзя сказать, что она была красавица, но так, ничего, такая полная и молодая, двадцать четыре года. Старпом к ней подвалил и спрашивает: «Хотите сладенького?» Она сразу поняла, в чем дело, обычно баб потом приглашали ночью посетить капитанскую каюту, но ей-то этого не захотелось, уж очень Боров был отвратительный. Не каждый захочет применять оральный способ возбуждения и при этом нюхать каловые массы, хотя, конечно, находились бабы, которые из необходимости этим занимались. Поэтому Прокофьева после того раза в рейс на «Павлове» уже не пошла, ее списали. Ведь команду набирает капитан, и если он против того или иного члена, тут уже ничего не поделаешь. Так что для Прокофьевой с того раза заграница кончилась. Старпом, кстати, тоже ему был нужен особый, то есть он сам должен был заботиться о том, чтобы капитан в рейсе спал не один, а с бабой. И еще ему, то есть Борову, нужно было массировать простату, потому что у него механизм уже плохо работал. Ну естественно, он бабам платил, немного, правда, потому что он был до ужаса скупой и платил, конечно, не из своих, а из представительских. А на представительские он, вообще-то, должен был закупать хорошие сигареты и выпивку для иностранных агентов, шипшандлеров, которые приходят на борт и подписывают контракты. А он все представительские экономил, а агентов угощал сигаретами «ТУ» или «ОПАЛ» и предлагал им слипшиеся леденцы в жестяной коробочке. Ну агенты, конечно, в основном курили свои, а некоторые еще это делали так подчеркнуто-брезгливо. Ну а Борову-то на это было плевать, ему главное — сохранить валюту для себя. Из этой валюты он и платил бабам. Насчет мужиков не знаю, может, он был и не против того, чтобы ему вставили в кормовой отсек, особенно, если бы это был какой-нибудь здоровенный лось, вроде нашего «Говорящего Полена» — так мы звали старпома. Он был тупой и не догадывался обслужить начальство. Только один раз наш докторишка случайно заглянул к нему в каюту и увидел, как он пердолил в пухлую попку камбузника. Конечно, докторишка предварительно постучал, но Говорящее Полено, может, не слышал, уж очень он был поглощен этим занятием и так сопел, старался, значит. Он докторишку не заметил, и тот тихо прикрыл дверь и пошел себе дальше по своим делам. А Боров в то время очень скучал и просил найти ему специалистку, чтобы ему помассировали простату, а то, якобы, длительное воздержание вредно.

Вообще, у него всегда была постоянная баба, которая с ним плавала, это как бы его вторая жена, и все про это знали, и даже его первая жена, которая на берегу. Это все капитаны так делают, исключений практически нет, во всяком случае, я об них не знаю. А в тот раз, по-моему, та его баба в рейс пойти не смогла, придатки у нее заболели, что ли, наверное, наградил ее Боров каким-нибудь трипаком, ну а ему в целях здорового образа жизни необходимо было регулярное сношение, а Говорящее Полено помочь ему не догадался.

О том, что рассказал мне докторишка, я поставил в известность соответствующие органы, потому что это уж ни в какие рамки не лезет — с бабами еще туда-сюда, но гомосечиться прямо на судне — это уж вообще.

Да только почему-то никакой реакции не последовало. Он так и остался старпомом, наверное, Боров его защитил, а может, они с ним все же договорились. Может, его, конечно, вызывали, куда надо, и отечески пожурили — не знаю, мне об этом ничего не известно.

А сейчас этот Боров уже умер, довольно давно. Те, кто был на похоронах, говорят, что и в гробу от него воняло так же, как при жизни, просто рядом стоять было невозможно.

НОВЫЙ КОК

Кок — человек очень важный на судне, потому что от него во многом зависит настроение команды. Если он приготовит какое-нибудь дерьмо, то у людей весь день плохое настроение, а если накормит команду хорошо, то все весь день веселые и бодрые. Поэтому я лично очень внимательно относился к этому вопросу. Наш старый кок, которого мы все уже давно знали и к которому привыкли, внезапно решил попытать счастья в чужих краях, погнался, так сказать, за длинным рублем, короче, пошел плавать «под флаг». И вот остались мы без кока, а нам скоро в рейс идти, и время уже поджимает, так что особенно не повыбираешь. Наш старпом забегал, засуетился, ему в кадрах предлагали каких-то там коков, но он все хотел найти получше, чтобы отличиться и чтобы его капитан похвалил. А время идет, и до выхода в рейс остается все меньше дней. И буквально за день до выхода в море, когда мы уже решили, что быть нам без кока, прибегает старпом, очень возбужденный, и кричит: «Нашел, нашел! Прекрасный кок, вы меня за него благодарить будете!» Капитан его похвалил, но как-то формально, как будто ему наплевать и на кока, и на все остальное, а я сразу подумал, что что-то тут не то, уж лучше бы мы в кадры обратились, а то брать неизвестно кого — потом хлопот не оберешься. Но я ничего на сказал, поскольку старпом его уж так расхваливал, да мне и не хотелось человеку настроение портить — пусть погордится. Привел он кока — парня лет тридцати с небольшим, на вид приличного. Он сказал, что раньше работал в каком-то там ресторане, что готовить умеет все и делает это профессионально. Так все, вроде бы, с виду было прекрасно и замечательно, но у меня почему-то было нехорошее предчувствие, я совершенно не доверял этому коку и в рейсе ожидал от него больших неприятностей.

Ну так вот, вышли мы в рейс. Первые дни все было хорошо, утром мы приходили в кают-компанию — а там уже столы накрыты, и все так красиво и аппетитно нарезано и подано, что только радуйся! На обед он готовил нам разные экзотические блюда, такого я раньше даже и не пробовал, и все действительно было вкусно. Все наши чудачки нарадоваться не могли на такого кока и только и делали, что его хвалили, и старпому капитан уже не раз выносил благодарность. Такая лафа продолжалась примерно неделю, а потом мы стали замечать, что наш кок частенько навеселе, и выхлоп от него соответствующий. У нас же на судне все как пауки в банке, один за другим сечет, и все друг про друга знают каждую подробность, даже кто сколько раз в гальюн сходил, и кто в какое время онанизмом занимается. Ну и про этого кока все тоже сразу заметили, что он, как мы в рейс вышли, начал квасить потихоньку. То, что он с собой взял солидный запас спирта, никого особо не взволновало — у нас все так делали, кроме меня, конечно, потому что мне это не нужно, я и так неплохо живу. А так все на судне выпивали, иначе никак нельзя, и многие из-за этого всегда были в хорошем настроении и веселые. Как, например, наш боцман — у него всегда в бутылочке из-под минералки был налит спирт, разведенный водичкой, и он пил его из чашечки, а ножик был замаскирован под пилочку, и он этой пилочкой так аккуратно напиливал себе кубики лука и им закусывал, и у него в каюте всегда был такой выхлоп — зайдешь, и сразу выскочить на свежий воздух хочется, потому что, кроме всего прочего, лук способствует обильному газообразованию в кишечнике. Ну а кок — не знаю, способствовала ли выпивка подъему его творческой энергии, или просто он не мог обходиться без спиртного, но во всяком случае у него начался классический запой. Готовить он стал все хуже и хуже, к тому же часто опаздывал, и когда мы приходили на обед или там на завтрак, он, пошатываясь, еще продолжал возиться на кухне, а буфетчица накрывала на стол и про себя тихо материлась. И вот однажды — а мы тогда шли в Тихом Океане — на ужин нам подали только спитой чай и какие-то черствые бутерброды с засохшим сыром. Все стали орать, и требовать кока, а буфетчица вышла и с такой ухмылочкой сообщает, что он валяется у себя в каюте и не может встать. Ну поорали и разошлись — кто на вахту, кто кто в радиорубку, кто порнуху по видику смотреть, а кто просто спать. Но эта ночь выдалась беспокойной и выспаться нам не пришлось, потому что примерно часа в два ночи кок, как привидение, вышел из своей каюты и пошел по коридору, он заходил в каждую каюту, а далеко не все наши чудачки на ночь закрывались на ключ, многие двери были открыты, и он просто поворачивал ручку и заходил. А в каюте он тихими шагами подходил к тумбочке и начинал шарить там в надежде найти спиртное, и все, что находил, забирал себе, включая и одеколон. Могу сказать сразу, что в основном ему достался одеколон, так как спирт все хранили в потайных местах, чтобы никто не нашел, потому что у нас много было таких чудачков, которые не прочь были выпить на халяву. И он с богатой добычей бутылок одеколона различных марок направился к себе в каюту и заперся там, и до утра пировал в полном одиночестве. А наутро все, естественно, в предвкушении завтрака, спустились в кают-компанию, но не нашли там ничего, кроме пустых столов, засыпанных крошками. Тут наши чудачки пришли в ярость и стали крыть кока матом, да к тому же еще многие обнаружили пропажу одеколона, а кто-то видел, как кок в тельнике и в трусах заходил в каюту старпома, и сперва об этом прилюдно не сказал, потому что решил — мало ли что, может они друг друга любят, но когда старпом сообщил, что у него пропал дорогой французский одеколон, то ему тут же доложили, что видели, как кок ночью открывал дверь его каюты. Сразу же отправились в каюту кока, но он лежал на койке в бессознательном состоянии, а на полу валялись склянки из-под одеколона, штук двадцать, и все пустые, а на тумбочке возле кровати стоял наполовину опорожненный флакон французского одеколона с пульверизатором. Я так понял, что он его не выпил, потому что уж очень долго было прыскать себе в рот этот одеколон, а может, он по вкусу оказался хуже, чем другие. Старпом, конечно, забрал эти остатки, потому что это была его бутылка, он страшно матерился, ведь одеколон стоил ему двадцать баксов. Кока тут же решили протрезвить, обед-то кто-то должен готовить. Взяли его за руки, за ноги, стащили с койки и прямо в одежде перенесли в ванную, под холодный душ, потом дали ему нашатырного спирта, докторишка сказал, что это самое лучшее средство, и он весь мокрый, вращая безумными глазами, пришел в себя. Дали ему крепкого кофе, ну в общем, возились, как с вовиком. И через час он уже стоял у себя в камбузе, и что-то там шустрил, все у него кипело, пар валил чуть ли не из ушей, он чувствовал свою вину и стремился ее загладить. И когда мы пришли на обед, то снова почувствовали подъем настроения — все столы были накрыты идеально, в тарелках налит какой-то там борщ со сметанкой, и даже бумажные цветочки он в вазочки напихал и посредине стола поставил. Только мы уселись за стол и взяли ложки, как вдруг прибегает старпом и кричит: «Ребята, ребята, не ешьте это!» Все, ничего не понимая, уставились на него и сразу: «В чем дело? Почему? Что случилось?» А старпом опять: «Не ешьте, ни в коем случае! Я час назад видел, как его в камбузе возле котлов чистило!» Я сперва не понял, а потом, когда увидел, как дневальная выносит полведра его блевотины, которую предварительно в камбузе на совок собирала, до меня дошло, что значит «чистило». Ну конечно, аппетит у всех сразу пропал, все жутко разозлились, и кое-кто хотел коку морду бить. По-моему, так морду бить нужно было старпому, потому что это благодаря ему у нас появился такой замечательный кок. Но на старпома наезжать боялись, и в основном все тянули на кока. Ну особенно с ним церемониться не стали, связались по рации, в ближайшем порту вручили ему билет на самолет и — прощай дорогой! А вместо него прибыл нормальный кок, который конечно, тоже выпивал, но все же на одеколон никогда не переходил и у котлов ни разу не блевал, во всяком случае такого за ним не замечали.