Далия Трускиновская - Домовые

• Название: Домовые
• Автор: Далия Трускиновская
• Жанр: Фэнтези

Они живут рядом с нами, при этом оставаясь незаметными.

Они заботятся о нас и о нашем хозяйстве.

Они — домовые! маленькие человечки с совсем не малыми проблемами…

Сборник рассказов Далии Трускиновской из серии Домовые.

---

— За доставку и амортизацию невестушки нашей драгоценной! — сладким голоском произнес он и даже глазки кверху воздел.

— Какой невесты? Это ты, старый сморчок, жениться вздумал?! — загремел Ферапонт Киприянович. — Акимка, живо за Лукьяном! И до Евсея добеги! Он там со своей Паутиной живмя живет и ведать не ведает, что тут творится!

— Почему вдруг я? Мы для предка невесту сговорили!

— Для Васьки, что ли?

— Не Васька он, а предок, и имеет право на брак!

— Тьфу! — сказал на это Ферапонт Киприанович. — Эй, Степанида Прокопьевна! Вылезай да растолкуй, что тут у вас за свадьба!

— Не могу! — отозвалась супруга. — Невеста застряла! Погоди, пропихнем — выйду!

— Да что за невеста такая? — спросил, заранее радуясь веселью, Ефим Патрикеевич. — Объясни, сделай милость!

Это относилось к гостю, и гость усмехнулся.

— Коли добром просишь, то объясню. Живем мы на Мичуринском проспекте, дом третий, и у нас в двенадцатой квартире в клетке той же породы зверь живет, только самочка, и пришла к нам сваха Неонила Игнатьевна, и мы сговорились на двадцати рублях, мешке гречки и…

— Ахти мне! У баб деньги завелись! — воскликнул Ферапонт Киприанович. — Ахти мне, они хозяев обокрали!

Тут за углом раздались радостные крики.

— Пропихнули, поди, — заметил Ириней Севастьянович. — Сейчас к жениху в клетку заводить будут. Мы ее на ночь только уступили, а то хозяева утром хватятся.

Из-за угла вышла Степанида Прокопьевна.

— Ну, старый, доброе дело мы сделали! Предку угодили!

— Как додумались? — грозно спросил супруг.

— Ох, и не говори! Таисье Федотовне сонное виденье было! Явился ей предок — на задних лапах стоял, и весь в сиянии! И говорит: я, говорит, хочу потомство произвести, и то потомство по семьям раздать, чтобы в каждой семье своего предка имели и содержали! И желаю я невесту! Вот как!

Ферапонт Киприанович был далеко не дурак, и восторженность супруги его не сбила с толку. Он решительно повернулся к Лукуллу Аристарховичу и такой взгляд метнул, что правозащитник съежился.

— Видение?! Знаю я это видение! Ща я его!

— Да уймись ты! — Степанида Прокопьевна повисла на муже.

— Ты меня не держи! Это он про право на секс толковал! Это он вас, дурных баб, воровками сделал!

— Да нет же, Таисья это! Она утром примчалась, как оглашенная, шерстка дыбом! И стоял, говорит, весь в сиянии, каждая волосинка — с искоркой! А тут и Неонила Игнатьевна стучится! Ясно же, что неспроста! Это ее предок в наш дом позвал, чтобы она ему невесту сыскала!

— Опять же тьфу, — проворчал Ферапонт Киприанович. — Лапу на отсечение, что без этого мудрилы не обошлось! Куда же Лукьян запропал? Ведь и Матрена Даниловна, поди, там, у клетки?

Однако вместо Лукьяна Пафнутьевича явился Евсей Карпович, но сразу не подошел, а встал в сторонке, наблюдая.

— Где ж ей еще быть? И еще в видении предок сказал: детей своих хочу по семьям раздать, а одно дитя непременно супруге оставлю, чтобы меня вспоминала. И пусть, говорит, в каждом доме предков чтят и лелеют!

— Мы вообще-то не настаиваем, — сказал Ириней Севастьянович. — Можем и весь приплод вам отдать, если в цене сладимся.

Очевидно, на Мичуринском проспекте еще не успели уверовать в предка.

— Ну, что Таисье брачные дела мерещатся — так оно неудивительно, бабе без мужика еще и не то на ум взбредет, — проворчал Ферапонт Киприанович. — А ты хорош! С кем в союз вступил?! С бабами! Дорассуждался!

Лукулл Аристархович попятился на него и налетел на Евсея Карповича.

— Потише ты, — и Евсей Карпович отодвинул его в сторонку.

— Ага! Вылез-таки из Паутины! — приветствовал Ферапонт Киприанович соседа. — Тут все вверх дном, а он в Паутине дурью мается! Новость знаешь?

— А в Паутине, между прочим, много полезного, — миролюбиво сообщил Евсей Карпович. — Я вот выяснил наконец, как наш Васька называется и какого он роду-племени.

— И как же?

— А зовется он… — Евсей Карпович выдержал паузу. — А зовется он — хомяк!

* * *

Домовые вообще большое значение придают звучанию слова. Поэтому они, кстати, и старинные имена предпочитают. Они полагают, что у имени «Терентий» или «Анфиса» не только благозвучие достойное, но и аромат имеется. Нюх у них острый — так что им виднее.

Слово «хомяк» Ферапонту Киприановичу страх как не понравилось. Было в нечто уничижительно-презрительное, да и со словом «дурак» созвучно.

— Стало быть, мой предок — хомяк? — уточнил он. — Ну, такой предок мне сто лет не нужен! Я уж как-нибудь вовсе без предка!..

Ириней Севастьянович фыркнул.

— Смеешься?! — вызверился на него Ферапонт Киприанович.

— Угомонись, сосед, — и Евсей Карпович этак незаметненько встал между ними. — Выбирать не приходится, должно быть, мы и впрямь от хомяков род ведем. Люди — от обезьяны, а чем она лучше? Ее вот труд человеком сделал, и нас, видно, тоже.

Но уверенности в голосе не было.

— А ты ничего не напутал Евсей Карпович? Не может наш предок хомяком быть! — воскликнула Степанида Прокопьевна. — Мы ему дары носим, он наши просьбы исполняет! Вон Матрена Даниловна просила, чтобы у мужа сон наладился, а то с боку на бок ворочался и невнятицу бормотал. Предок и позаботился! Да еще Таисья Федотовна ей наговор дала — спит теперь без задних лап!

Евсей Карпович только хмыкнул. Он сам не далее как позавчера вручил своей приятельнице снотворную таблетку, которую выменял у Лукулла Аристарховича на карманный календарик с английскими словами. Но признаваться в этом никак не мог.

— Пойду-ка взгляну, как там у них, — сказал Лукулл Аристарзович. — А то бабы-дуры непременно чьи-нибудь права нарушат.

И скрылся за углом, где была дырка, ведущая в ванную. Степанида Прокопьевна молча поспешила следом.

— И нам, что ли, сходить поглядеть? — спросил Ефим Патрикеевич.

— Была охота на хомяка таращиться!

Ферапонт Киприанович так решительно разжаловал Ваську из предков в банальные хомяки, что молодой домовой фыркнул.

— А, может, все не так плохо? — спросил Евсей Карпович. — Я в английском словаре посмотрю, может, по-английски оно благозвучнее будет? Чтобы и впрямь на предка похоже?

— Ты тоже детеныша возьмешь? — полюбопытствовал Ферапонт Киприанович. — Уж ты-то из него истинного домового вырастишь, у тебя-то он заговорит! Ты же грамотный!

— А тебе кто мешает?

— Долго они там что-то, — вдруг сказал Ириней Севастьянович. — Хозяева как-то говорили, что у хомяков это дело быстро делается. А мне же хомячиху еще на Мичуринский проспект вести. А она — балованная, без подкормки не пойдет.

— Насчет двадцати рублей ты с кем сговаривался, с Таисьей? — спросил Ферапонт Киприанович.

— Редкая сквалыга! — пожаловался гость. — Ей же бабы по рублику, по два на хомячиху собрали, а она еще себе что-то выгадать норовит. И помяните мое слово — хомячат она не просто так по семьям раздаст, а покупать заставит.

— Видение, стало быть?! — Ферапонт Киприанович стал наливаться злобой.

— Вот те и деревенская дурочка, — молвил Евсей Карпович. — На предке бизнес делает!

— Лопнуло мое терпение, — сообщил Ферапонт Киприанович. — Пойду разбираться!

И неожиданно быстро исчез.

— Доигралась Таисья, — без избыточного сочувствия сказал Евсей Карпович. — Ты-то хоть свое получить успел?

— Ахти мне! — опомнился гость.

— Пошли скорее, пока сосед там всех не переколотил!

И они черед полторы секунды уже были в ванной комнате Платовых, а оттуда проскользнули в Илюшину комнату.

Но то, что они увидели, взобравшись на стол, вообще не лезло ни в какие ворота.

Домовихи, окружив клетку, тыкали туда и фломастерами, и чайной ложкой, и какими-то прутьями, стараясь разнять мохнатую пару. А пара сбилась в ком, и только визг, который более смахивал на скрип, прямо-таки висел в воздухе, вызывая в ушах боль. Илья сквозь сон догадался заползти с головой под одеяло — и то, еще немного — и проснется.

Вдруг визг окончился, ком распался. Черно-рыжый зверь под угрозой прутьев со скрипом отошел в другой угол клетки. А второй, коричневый, так и остался лежать.

— Машка, Машка! — позвал Ириней Севастьянович. — Ням-ням, Машка! Не встает, дура. Орешка ни у кого не найднтся?

Струхнувшая Таисья Федотовна достала из своих запасов очищенный орех, и его пропихнули к самому носу хомячихи. Но она даже не открыла глаз.

— Ну, ты, баба, допрыгалась, — неодобрительно сказал Евсей Карпович. — Задавил наш Васька эту Машку. Нет больше Машки.

— Как это — задавил? Не мог задавить! — окрысилась Таисья Федотовна. — У них сперва все на лад шло! Это она… это она отдыхает! Отдохнет да и пойдет!

— Шустра ты больно. А расхлебывать — всему дому, — Евсей Карпович забрал у нее прутик и принялся щекотать хомячихе нос и рот. — Видишь, не шевелится.