Жюльетта Бенцони - Графиня тьмы

• Название: Графиня тьмы
• Автор: Жюльетта Бенцони
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-42546-4

С террором покончено, и во Франции 1794 года наконец-то распахнулись ворота тюрем. Вернувшись в свой родной Сен-Мало в Бретани, Лаура Адамс, она же Анна-Лаура де Понталек, мечтает лишь о новой встрече со своим возлюбленным, бароном де Батцем, из рода д'Артаньянов, потерявшим спасенного им короля Людовика XVII, и о том, как бы вызволить из Тампля последнюю узницу — дочь короля Людовика XVI, казненного на эшафоте.

В Париже Конвент доживает последние дни, и игра в любовь и смерть становится как никогда жестокой. После пушек Вальми канонада вандемьера в щепки разносит судьбу Лауры: теперь она одна должна нести на своих плечах груз последней тайны Бурбонов, тайны женщины без имени, которую прозвали графиней Тьмы…

---

Несколько дней они провели в доме Лауры на улице Монблан в Париже. Дамы наслаждались ощущением покоя, оказавшись в милой обстановке, радуясь возможности принять ванну, надеть чистую одежду, благоухающее после стирки белье, испытывая блаженство от приличной еды и всех тех очаровательных мелочей, на которые в обычной жизни мы не обращаем внимания, но стоит нам оказаться в аду, как они становятся бесценными… Точно так же чувствовали себя и многие другие — те, кого отпустили из тюрьмы. Было похоже, что всему Парижу задышалось легче с тех пор, как стали отворяться сначала лишь некоторые, а затем почти все темницы, где оказались близкие огромного количества парижан: родственники, друзья, знакомые, служители алтаря — все жертвы ныне отмененного Закона о подозрительных.

Через Анжа Питу, окончательно перешедшего в стан журналистов оппозиции, они узнали, что после смерти Робеспьера отчаянным гонениям подверглись палачи. Это их теперь десятками отправляли на эшафот, а Конвент трещал по швам, и канул в Лету Комитет общественного спасения… Узнали наконец, что вездесущий Жан де Батц уехал из Парижа в Швейцарию.

Упомянув это имя, Питу взглянул на Лауру. Он заметил, как та вздрогнула, побледнела, как раненый, когда коснутся его раны. Он убедился в этот миг, что она любила Батца — хотя он об этом уже догадывался — и что для его собственной любви надежды нет, но горечи не испытал. Он знал: они оба, даже сильнее, чем прежде, ощущали присутствие между ними печальной тени погибшей на эшафоте Мари Гранмезон, подруги Лауры и нежной возлюбленной Батца.

Мадам де Сент-Альферин тоже встрепенулась и насупила брови:

— Что ему там надо? Искать след малолетнего короля?

— Он ничего не говорил мне об этом, — ответил Питу. — Зато я знаю, что в день, когда с эшафота скатилась голова Робеспьера, Баррас[7] велел отворить ворота тюрьмы Тампля и был ошеломлен увиденным: перед ним стояло бесплотное существо, мальчик, ребенок, практически замурованный на полгода, оставшийся без ухода, без солнечного света, почти без тепла… Еду ему передавали через окошко, и никому не было дела до смены его белья или выноса нечистот. Кем бы ни был этот ребенок, те, кто обрек его на такие муки, заслуживают, чтобы им выжгли на лбу клеймо бесчестья. Разумеется, Баррас приказал позаботиться о нем. Что до башмачника Симона, его «наставника», того гильотинировали в один день с Робеспьером.

— А маленькая мадам? — встревожилась Лали. — Ее тоже видел Баррас?

— Полагаю, что так… Кажется, она в добром здравии. Лаура не участвовала в разговоре, хотя к малышке Марии-Терезии с того самого ужасного дня 10 августа 1792 года она испытывала нежное чувство. Она думала о Батце, пытаясь угадать, по какому пути он следует теперь. Устремился ли он, как полагала Лали, вслед за похитителями Людовика XVII? Тогда, возможно, ему было известно, кто отдал им приказ о похищении: порученцы Конвента, пожелавшего вернуть ценного заложника, или посланцы месье, графа Прованского, провозгласившего себя регентом Франции?[8] Если так, то они наверняка лишат наследника жизни, чтобы обеспечить своему господину право преемственности и трон после брата, Людовика XVI. Известие о том, что Жан направился в Швейцарию, тревожило и Лауру. По дороге он мог вполне посетить Венецию, где продолжал плести заговоры в пользу «регента» и заклятый враг Жана, граф д'Антрэг[9]. Но факт оставался фактом: Батц уехал, и с этим ничего нельзя было поделать, поэтому Лаура решила, что настало время позаботиться о собственных делах и съездить в Сен-Мало, чтобы узнать, наконец, что же случилось с Понталеком, да и с судоходной компанией Лодренов, которой он преступно завладел.

Она рассчитывала покинуть Париж 10 сентября, но случилось страшное событие: 1 сентября (или 14 фруктидора) взорвался главный пороховой склад на Марсовом Поле, уничтожив все в округе, от Пасси до предместья Сен-Жермен, и Питу настоял на ее скорейшем отъезде. От взрыва погибло более двух тысяч человек, а сотни получили ранения.

— Вполне возможно, что это происки последних приверженцев якобинцев, — заявил журналист, — ведь налицо явное преступление. И если этим деятелям придет в голову разнести Париж по кусочкам, я предпочел бы знать, что в этот час вы находитесь далеко отсюда!

Итак, они уехали из Парижа на юг. Лали пожелала, что было совершенно естественно, сначала съездить помолиться на могилу дочери и заодно посмотреть, что стало с ее маленьким замком. Сама она ни за что не осмелилась бы заговорить об этом первой, но предложение исходило от Лауры:

— Крюк получится совсем небольшим, — сказала она, — а потом мы вдоль Луары поедем в Бретань.

Однако долго они в Альферине не задержались. Пропавшая графиня числилась эмигранткой. Ее имя было занесено в черные списки, а имущество распродано… Замок принадлежал теперь бывшему арендатору, который в нем и поселился. В парке, вокруг часовенки, где покоился прах Клары, гуляли коровы. Ключ от часовни удалось добыть с большим трудом:

— Надобно убрать отсюда все это! — горячился мужлан по имени Маклу. — Нечего здесь у меня разводить богомольство, вот возьму и снесу тут все…

— Вместе с моими покойными мужем и дочерью? — возмутилась графиня, не скрывая волнения. — Как у вас рука поднимется на такое? Ведь вы неплохой человек…

— Какой уж есть, а нынче желаю хозяйничать в своих владениях! И не место тут всяким чужакам…

Мадам де Сент-Альферин хотела было возразить, но Жоэль Жуан уже схватил мужлана здоровой рукой за горло, прижал к стене часовни и сунул ему под нос свой железный крюк:

— Только тронь это святое место и тех, кто здесь покоится, и, спасением души клянусь, я сам вздерну тебя на первом же дереве, а до того вот этим самым крюком перережу тебе горло!

— Да я… я что, — забормотал в ужасе тот, — я это так… Просто подумал… а что, если…

— Так пусть твои глупые мысли ветер поскорей отнесет подальше отсюда! И запомни еще две вещи: первое, я еще вернусь и проверю, все ли здесь на месте; а второе, постарайся не пакостить в замке. Сдается мне, недалек тот день, когда его у тебя отнимут. Знаешь ли, ситуация в Париже меняется, и скоро перемены достигнут этих мест.

— Не… не сердись! Я что? Не понимаю? На! Вот вам ключ…

Протянув его, Маклу со всех ног помчался к дому. Лаура поглядела ему вслед:

— А вы не боитесь, что он отправится за подмогой?

— У меня все готово для встречи, — невозмутимо ответил Жуан, показывая на заправленные за пояс пистолеты. — Они заряжены, а еще у меня есть мой «меч», и я им отлично владею…

Но Маклу так и не вернулся. Лали долго молилась у могилы своей девочки. Она положила на нее букетик роз, которые Жуан сорвал с последнего уцелевшего куста розария, поцеловала надгробие из белого песчаника и, выпрямляясь, взяла под руку заканчивавшую молитву Лауру.

— Пойдем! — прошептала она. — Жаль только, что в окрестностях нет монастыря, а то бы я осталась здесь, рядом с ней…

— А я рада, что его нет поблизости, — ласково ответила ей молодая женщина, — очень не хочу вас потерять и знаю, что вас ждет другая жизнь…

— Другая жизнь? Прекрасно быть молодой и верить в будущее!

И, обернувшись, она положила руку на плечо Жуана:

— Спасибо вам за все! Никогда этого не забуду. Вместо ответа он поклонился, а затем, выйдя вслед

за дамами из часовни, затворил дверь и вручил ключ графине.

— Оставьте его себе! — сказал он. — Не думаю, что кто-либо посмеет разыскивать вас, чтобы забрать ключ. По крайней мере, в этой часовне вы будете у себя дома…

Спустя несколько мгновений почтовая карета уже катила их к Туру, где предстояло сделать остановку.

Лали повторила, решив, что Лаура ее не услышала:

— Что же, по-вашему, нам теперь делать? Откинув голову на деревянную спинку своего кресла, молодая женщина ответила, не открывая глаз:

— Ужинать… спать… А потом посмотрим, как все сложится. Поэтому-то я и предложила остановиться на этом постоялом дворе, еще до въезда в Сен-Мало. Надо узнать, где находится Понталек…

— Вас никто здесь не знает?

— Не думаю, хотя Лодренэ, наша летняя резиденция в Бретани, находится не так далеко отсюда, на берегу реки Ранс. В округе хорошо знали мою мать и брата Себастьяна. А я выходила из имения только по воскресеньям к мессе. И даже на каникулы чаще ездила не сюда, а к крестному, в Комер… я еще отвезу вас туда. Остальное время с десятилетнего возраста я провела в монастыре. Да и кто узнает одну из Лодренов под маской американки?

— А вашего Жуана? Его не опознают?

— Вряд ли. Он не был в услужении у нашей семьи, ведь он из челяди Понталеков. Там он и родился, он молочный брат того, кто стал позднее моим супругом. Они воспитывались вместе, поэтому Жоэль был доверенным лицом мужа. Но я не сказала бы, что он был беззаветно ему предан: они полностью порвали после того, как Жоэль посмел привезти меня живой из поездки, в которой предполагалось убить меня, имитируя несчастный случай.