Синтаро Исихара - Соль жизни

• Название: Соль жизни
• Автор: Синтаро Исихара
• Издательство: Гиперион
• Жанр: Современная проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-89332-120-0

Исихара Синтаро — человек не совсем обычной судьбы. Он родился в 1932 году в г. Кобэ, сделал себе имя как писатель, получив престижную премию Акутагава за повесть «Время солнца» (1955). Но потом занялся политикой и преуспел, став в 1968 г. депутатом Верхней палаты парламента от правящей партии. Сейчас он является мэром Токио.

«Соль жизни» — нетипичное для традиционной японской литературы произведение. Главным героем книги является не столько «человек переживающий», сколько «человек действующий» — он плавает на яхтах, пересекает океан, занимается подводной охотой, мчится на бешеной скорости в автомобиле…

Для многих людей чтение — это своеобразный отпуск и приключение. Раскрыв эту книгу, такой читатель получит то, что он хочет получить.

***

Перевод с японского: Александр Мещеряков.

---

Не только форма у нас была такая, но и тренировки были весьма своеобразные — нас преспокойно заставляли проделывать такие вещи, о которых сегодня и помыслить страшно. Иногда это походило не на тренировку, а на настоящее издевательство, но, как ни странно, никто не возмущался.

Вот, например, однажды было решено провести специальную тренировку для улучшения игры головой, поскольку наши защитники недостаточно смело пользовались этим приемом. Защитника ставили в ворота, а старший по возрасту игрок лупил по мячу с одиннадцатиметровой отметки. Защитнику следовало отбить мяч головой. Нам было сказано: даже если мяч летит в угол, ты должен прыгнуть за ним, как вратарь, но только не хватать руками, а отбить головой. Если бы дело было сейчас, то капитан команды или же старшеклассник, затеявший такие упражнения, был бы наверняка лишен своего тренерского поста.

Когда настала моя очередь занять место в воротах, очередной игрок послал мяч чересчур низко. Мяч летел на уровне коленей, я инстинктивно отбил его ногой, чем и вызвал гнев старшеклассников. «Мы твою голову тренируем, а не ноги. Ты должен отбить головой любой мяч!»

Следующий мяч летел еще ниже первого, и я снова отбил его ногой. Меня снова отчитали и заставили встать на четвереньки, чтобы я отбивал мячи в такой позе. Но теперь мне было сказано, что я отбил мяч неуклюже. Следующий мяч должен был быть пущен по земле. Мне велели его отбить лежа. Вообше-то с точки зрения игровой практики упражнение было бессмысленное, но мне велели проделывать все это, и я не противился.

Через какое-то время было решено, что у второго вратаря плохо обстоит дело с броском. Игроки обступили его кругом, а вратарь должен был бесконечно кидаться за мячом, который в произвольном порядке бросали друг другу игроки. Но вот он упал на землю и вжал голову в шею, будто бы пытаясь избежать удара. В этот момент у него случился спазм какого-то сосуда. Кровь отлила от лица, в глазах у него потемнело, он завалился набок и потерял сознание. Наблюдая за ним, я подумал, что мои упражнения с катящимся по земле мячом — это еще пустяки.

Сейчас от этих воспоминаний у меня теплеет на сердце.

После тренировки в школе Фудзисава я утолял жажду водой и уезжал домой в Дзуси на электричке.

В те времена автобусы ходили редко. Перед тем как отправиться пешком в двухкилометровый путь от станции до дома, я еще раз напивался воды из крана у выхода со станции, собирался с духом и пускался в путь. Кому-то это покажется странным, но, думаю, не ошибусь, если скажу, что водопроводная вода тогда была очень вкусной.

Когда я уставал, то просил хозяев придорожной лавки дать мне напиться из их колодца и, передохнув, продолжал свой путь.

За те годы, что я занимался футболом, я действительно окреп, а моя душа лишилась какой-то части — той, наверное, что соответствовала моему прежнему телу.

И вот случилось то, что является для меня символом тех лет. Впрочем, почему случилось? Произошло то, что должно было произойти.

На поле, как известно, выходит всего одиннадцать игроков, и у меня оставался последний шанс, чтобы попасть в основной состав. Дело в том, что год назад я сломал ногу.

В свое время я записался в секцию летом — перед тем как пойти в восьмой класс. Я не пропустил почти ни одной тренировки. Рост у меня был приличный, удар тоже хороший, и я сразу же получил место защитника, что для восьмиклассника удивительно. В тогдашнем футболе господствовала схема 1-2-3-5, игра строилась по принципу «бей-беги», защитники вперед никогда не шли: получив мяч, они изо всех сил лупили по мячу в надежде, что нападающий сумеет перехватить мяч. Словом, то был футбол прошлого столетия — не то что теперь, когда он напоминает баскетбол: все в защите, все в нападении. И вот для тогдашней схемы мой сильный удар пришелся как нельзя более кстати.

Но год назад мое место в основном составе занял другой парень, и я целый год просидел на скамейке. Правила были тогда другими: заменять во время игры разрешалось только вратаря. Даже если несколько игроков получат травмы — все равно никаких замен. Так что тем ребятам, которые не вышли на поле в основном составе, оставалось или судить на линии, или поддерживать свою команду со скамейки запасных. За игроком закрепляли определенное место, и если он вдруг посередине сезона не получал серьезную травму, никто больше на этом месте сыграть не мог.

В то время единственным официальным соревнованием был чемпионат префектуры, тренировочных встреч проводилось мало. Играли всегда по настоящим правилам, без замен, так что у запасного игрока появиться на поле шансов было немного. Иными словами, ценность игрока основного состава была куда выше, чем в бейсболе или баскетболе.

Парень, у которого, будучи в восьмом классе, я отобрал место защитника, пришел в секцию еще год назад, так что он был уже, можно сказать, ветераном. Так-то оно так, да только тренировки он пропускал часто, а летом, отправившись под палящей жарой на тренировку, он приходил обычно не на стадион, а на пляж.

В то же время у парня был настоящий футбольный дар. Дриблинг у него был просто потрясающий, стоило ему в упражнении «два нападающих против одного защитника» или же «три против двух» присоединиться к нападающим, как у защитников не оставалось никаких шансов.

Но вот каникулы закончились, настала осень, и он вдруг зачастил на тренировки. Все мы, включая нашего капитана, были весьма удивлены. Когда во время упражнения со сменой мест он встал на позицию нападающего, все действия форвардов стали намного осмысленнее. А когда он занял место правого полусреднего, у него стало получаться просто потрясающе — наши лучшие защитники ничего не могли с ним поделать, и каждый раз дело кончалось голом.

В общем, чем ближе были соревнования, тем лучше он смотрелся, и я лишился места в основном составе. Капитан в конце концов распорядился, чтобы правого инсайда — нашего физорга, который был девятиклассником, — перевели в правые полузащитники, а его место занял тот самый парень. А я-то претендовал как раз на место правого полузащитника.

Я этот день до сих пор помню.

Завтра матч, у нас последняя тренировка, и после окончания ее капитан созывает игроков. Глаза у него бегают, когда он — начиная с левого крайнего — объявляет состав на завтрашнюю игру. Когда капитан сказал, что на месте правого полусреднего будет играть тот самый парень, между нами пробежало что-то беззвучное, но вполне ощутимое. Многие, и я в том числе, полагали, что на месте правого инсайда должен играть физорг.

Физорг же отчего-то выглядел совершенно спокойным и слегка улыбался, как будто его все устраивало. Как мне тогда показалось, он заранее знал, что на его месте будет играть тот парень. Капитан наверняка обо всем предупредил его. И тогда я подумал о том, что сбылось ровно через секунду. Физорга поставили играть правым полузащитником вместо меня.

Я играл лучше физорга. Но тот парень играл намного лучше нас обоих. Учитывая все это, капитан отодвинул физорга подальше, и он занял мое место, что позволило ему не уронить авторитет физорга. Я же тогда впервые осознал, какая это неприятная вещь — расстановка кадров по политическим мотивам.

Тот сезон, сидя на скамейке запасных, я искусал себе все губы.

И вот следующей осенью, накануне начала первенства префектуры, стою я себе у штанги и вспоминаю, что произошло год назад. На тренировке было решено, что в команде есть две вакантные позиции — нападающего и защитника. То есть для меня создалась ситуация еще хуже, чем в прошлый раз. Я же по-прежнему боролся за место правого полузащитника, а на эту позицию — из-за увеличения количества новичков и ребят, перешедших к нам из других школ, — претендовало еще аж три человека.

Я все время повторял себе, что если я сейчас упущу свой шанс, то полтора года тренировок снова пойдут насмарку. Мне казалось, что, если я сейчас провалюсь, это будет означать мое полное фиаско — и не только как футболиста. В дальнейшем мне много раз бросали вызов — и в спорте, и во всем остальном, но я не припомню, чтобы мной овладевала такая решимость, — я поставил на кон всего себя, не опасаясь никаких травм.

Итак, на позицию правого полузащитника претендовало четверо. Капитан вызвал меня вторым, и я занял свое место. Нападающие, которые выступали в качестве спарринг-партнеров, разошлись по полю, я отдал мяч одному из них. Я не стал набрасываться на него сразу, сделал вид, что намереваюсь пойти на перехват. И тут я сделал то, чего никогда не делал раньше. Да и потом я почти никогда не прибегал к этому приему.

Юные игроки часто делают скользящие подкаты. Я был полон решимости отобрать мяч — хоть ногой, хоть грудью, хоть животом, хоть чем, но метил-то я не в мяч, а в кость. У меня было такое чувство, что сейчас решается моя судьба — не столько как игрока, сколько судьба вообще. Отчаянная решимость сделала меня страшным.