Михаил Бубеннов - Белая береза

• Название: Белая береза
• Автор: Михаил Бубеннов
• Жанр: О войне

Роман воссоздает события первых месяцев Великой Отечественной войны - наступление гитлеровцев под Москвой осенью 1941 года и отпор, который дали ему советские воины. Автор показывает, как порой трудно и запутанно складываются человеческие судьбы. Одни становятся героями, другие встают на гибельный путь предательства. Через все произведение проходит образ белой березы - любимого дерева на Руси. Первое издание романа вышло в 1947 году и вскоре получило Сталинскую премию 1-й степени и поистине всенародное признание.

---

— Я здесь, Тереха, здесь! Видишь?

— А-а, — слабо протянул Жигалов и затем отчетливо выговорил: Спасибо, друг…

Когда Жигалова унесли, все солдаты с минуту еще стояли на месте, и Осип Чернышев, покачав головой, сказал:

— Это надо думать: целые сутки полз! Он же весь изошел кровью! И чем жил? И чем только живет еще человек?

— Он и будет жить, — сказал Юргин. — Такому и жить надо.

— Великий рядовой человек!

Принесли завтрак. Бойцы разошлись с котелками по блиндажам.

После завтрака все легли отдыхать, но Андрея не тянуло на нары. Он долго не мог успокоиться. Все учила и учила его жизнь ненависти к врагам, любви к Родине. И Андрей с волнением чувствовал, что эта наука входит в его кровь и плоть, как воздух, каким он дышит, и, как воздух, дает его сердцу все новые и новые силы, каких он не чувствовал в себе прежде.

Он вылез из блиндажа.

Совсем рассвело. По сторонам начинали громыхать пушки, а на участке полка все еще держалась тишина. Кое-где по траншеям поблескивали каски наблюдателей. С севера тянуло стужей. Кустарники и травы за траншеей были покрыты пушком инея. По всему чувствовалось — приближается зима.

Взвод Матвея Юргина поставили на ровном открытом месте. От центрального блиндажа взвода, где разместилось отделение Олейника, извилистый ход сообщения уходил в тыл — к небольшой высотке, где находился наблюдательный пункт Шаракшанэ, и дальше — в невысокий, сильно побитый и вырубленный лес. А на запад, в сторону врага, лежало просторное поле с небольшими пригорками и ложбинками; позади него железной ржавой оградой стоял зубчатый еловый лес и виднелись две полуразрушенные избы. На пригорке, в самой середине поля, словно не зная, куда скрыться с опасного места, в раздумье стояла молодая белая береза.

Увидев ее, Андрей почему-то вспомнил о той, которую видел у дороги перед Ольховкой, хотя такие одинокие березы попадались ему и прежде и после много раз за эту осень. И вспомнил он о той ночи, что провел дома, о Марийке, о всех родных и еще о многом, что крепко легло в память после того дня, шумного от ветра и листопада. Все он помнил ярко, но, странное дело, ему казалось, что все это происходило с ним не около месяца назад, а давным-давно — не то в юности, не то в детстве.

В это утро долго не ложился спать еще один человек из отделения сержант Олейник. Вскоре после завтрака он тоже вылез из блиндажа и, увидев Андрея, подошел к нему бесшумной кошачьей походкой, тихонько спросил:

— Смотришь?

Андрей оторвал взгляд от поля.

— Удобное здесь место, — сказал Олейник, вставая рядом. — Вон какой обстрел! Если пехоте — тут не пройти. Покосим из пулеметов. А вон, гляди, вот этот ориентир…

— Где?

— Да вон, на бугре-то!

— Ориентир… — задумчиво промолвил Андрей и, вздохнув, добавил: Березка. Белая березонька, вот что это! Я как взгляну на нее, так и вижу всю нашу Россию. — Он немного помолчал. — Тяжелая у нее доля — стоять на таком месте…

— Да, среди огня…

Так и встретили они, разговаривая о березке, свое первое утро на переднем крае обороны.

XXI

Второе утро на передовой линии — праздничное утро 7 ноября — полк Озерова встречал тревожно: все знали, что гитлеровцы намереваются в этот день нанести удар на участке дивизии.

Лейтенант Матвей Юргин жил в центральном блиндаже взвода, где размещалось отделение Олейника. Пробудился он, по старой привычке, перед рассветом. Вокруг него на низеньких нарах в полной темноте всхрапывали под шинелями солдаты. С вечера они долго не спали — готовились к бою: чистили оружие, получали патроны, гранаты, бутылки с горючей смесью. Потом пришел политрук роты Гончаров поговорить о наступающем великом празднике. Бойцы долго вспоминали о том, как они хорошо встречали праздник в годы мирной жизни. Все так разволновались, что только к полуночи улеглись на покой.

Среди ночи неожиданно начался снегопад. Больше часа густой снег бил тяжело и косо, как ливень, а потом поднялась и зашумела вьюга. К рассвету она преобразила все подмосковные земли: плотно застелила снегом поля, замела овраги, завалила леса, все деревья с наветренной стороны — от комля до вершин — облепила снегом, как пластырем. Быстро и прочно установилась необычайно ранняя зима.

Боясь разбудить солдат прежде времени, Матвей Юргин сидел на нарах, не трогаясь, перебирая в памяти пережитое за лето. В блиндаже было душно от скопившихся в нем запахов потной одежды, сырой земли, хвои и прелой соломы. В углу блиндажа, в маленькой нише, тихо мерцала коптилка.

"В траншее-то как? — подумал Юргин. — Замело небось?"

Он осторожно выбрался с нар, поправил фитиль в коптилке, разжег дрова в камельке. За плащ-палаткой, которой был прикрыт вход в блиндаж, завьюженной по одному краю, послышался шум и скрип снега. Юргин отогнул немного край палатки и в снежной мгле увидел фигуру бойца с винтовкой.

— Живы? — спросил часовой. — А я слышу, дымком потянуло…

— Это ты, Медведев? Пуржит еще?

— Пуржит.

— Много намело?

— В траншее? — переспросил Медведев. — Да местами не пролезешь, товарищ лейтенант. Видите, какой я? — Он похлопал рукавицами. — И пуржит, и стужа лютая, сибирская, нагрянула.

— Спокойно?

— Пока спокойно.

Юргин подошел к нарам, потрогал Олейника.

— А? — вскочил тот, встревожась.

— Поднимай ребят! — приказал Юргин. — Надо выходить траншеи чистить, пока совсем не рассвело. Начнется бой — в снегу потонем. Поднимай живо. Я пойду остальные отделения подниму.

Взвод дружно вышел на очистку траншей.

Через полчаса от командира роты пришел посыльный — шустрый молоденький боец ростом не выше винтовки, весь облепленный снегом. Пробравшись в главную траншею, он натолкнулся на Умрихина, — крякая, тот кидал снег далеко за бруствер. Отряхиваясь, посыльный спросил петушиным голосом:

— Чистите?

— Али помогать пришел? — спросил Умрихин, не отрываясь от работы. Вставай тогда рядом. Снегу хватит.

— Я от командира роты, — обиженно, с ребячьей гордостью сообщил посыльный. — Где у вас комвзвода? Мне велено только передать приказ: до света очистить траншеи. А рыть мне тут некогда.

— Мы сами, парень, с усами, — ответил Умрихин. — Зачем нам твой приказ? Мы без приказу знаем. Отойди-ка ты, а то ненароком поддену на лопату да выкину к немцам.

Посыльный обиделся еще сильнее.

— Ты скажи, где комвзвода, а пугать тут нечего!

— Гребись, богатырь, вон туда, — указал Умрихин.

Посыльный передал Юргину еще один приказ: немедленно выслать от взвода одного бойца в штаб полка. Зачем это нужно было, посыльный не знал. Юргин отправил в штаб расторопного в любом деле Петра Семиглаза.

Вернулся Петро Семиглаз в то время, когда взвод закончил расчистку траншеи и бойцы, распарясь на работе, разошлись по своим блиндажам. Вернулся с туго набитым казенным мешком. Матвея Юргина не оказалось в блиндаже, а Петро Семиглаз, втаскивая за собой мешок, сообщил всему отделению:

— Эй, хлопцы, с якой я новостью! Всему взводу наш майор объявив благодарность. Ей-бо, нехай лопнут мои глаза! За що? А за тот самый снег. За то, шо вышли очищать без приказу. Поняв? Одно слово: инициатива!

— Зачем вызывали-то? — спросил Олейник от камелька.

— Обождите трошки, товарищ сержант, зараз сообщу. — Семиглаз подтянул мешок к нарам. — Так и сказав: передай, каже, мою благодарность, а в придачу — во!

На румяном девичьем лице Петра Семиглаза лукаво затрепетали беленькие ресницы. Развязав мешок, но не раскрыв его, он обернулся к столпившимся вокруг солдатам:

— Отгадай — шо?

— Может, добавка к этой, к эн-зе, — высказал предположение Умрихин; вечером был выдан неприкосновенный запас продуктов на двое суток, на случай длительного боя, но Умрихин успел уничтожить его за ночь. — Если добавка, то не вредит, даже неплохо…

— Ни, эн-зе получено, известно!

— Что же еще может быть?

Подняв палец. Семиглаз торжественно объявил:

— Подарки! От це шо!

— Опять ты брехать! Какие подарки?

— На, дывись! — Семиглаз раскрыл мешок. — Шо, бачишь? Подарки, хлопцы, подарки, да еще от самой Москвы! Э, хлопцы, тут и добра! О це праздничек у нас вышел! Ото ж справим мы именины родной нашей власти. Бачишь, яка забота о нас, хлопцы?

И Петро Семиглаз начал проворно выкладывать подарки на нары. Вокруг сбились солдаты. Привлекая внимание друзей к отдельным вещам, Петро то вертел их перед глазами, то встряхивал, как торговец, на ловкой руке, потом бросал в кучу, стараясь показать, что она все растет и растет. А подарков и в самом деле было много: шерстяные свитеры, перчатки, носки и шарфы, шапки и рукавицы, кисеты с табаком, портсигары и зажигалки, кульки с печеньем и конфетами, платочки, любовно расшитые девичьими руками…

Солдаты шумели вокруг: