Наталья Ключарева - Деревня дураков (сборник)

• Название: Деревня дураков (сборник)
• Автор: Наталья Ключарева
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-067671-2, 978-5-271-28371-0

В новую книгу Натальи Ключаревой – автора нашумевших романов «Россия: общий вагон» и «SOS» – вошли повесть «Деревня дураков» и цикл очерков «Деревянное солнце».

Герой повести – молодой историк Митя – решил поработать сельским учителем в деревне Митино. Деревня как деревня, и жители в ней обычные – и старожилы, помнящие войну, и батюшка, и влюбчивые старшеклассницы, и блудница местная – Любка… А за деревней, подальше, стояла таинственная деревня дураков, о которой местные жители боялись даже думать. И пришлось Мите столкнуться с настоящей – неписаной – историей…

---

Минкин понял, что речь идет о всяких скучных взрослых занятиях, и снова вернулся к своим муравьям.

Тем временем Анжелика домчалась до другого конца села, и сердце ее стало выскакивать из горла уже по причине быстрого бега, а не из-за того, что Паша Матвеев похож на Леонардо Ди Каприо.

Сложив, на всякий случай, фигу в кармане, девушка вошла в чудесный Фимин сад. В отличие от большинства женщин, живших в Митино, влюбчивая Анжелика, которую дед Ефим упорно звал Анькой, не старалась обходить это место стороной. Она тоже верила, что Фим слегка поколдовывает, но как человек любопытный и падкий на все таинственное, наоборот, не упускала случая заглянуть в сад.

– Опять Анька с Пашкой бежит! – весело крикнул Фим, сидевший к ней спиной на своем деревянном троне. – Когда уймешься?

– Что же делать, дедушка? – хныкнула Анжелика, садясь перед Фимом на мягкую траву. – Изводит он меня до сердцебиения! Смотреть не могу! Столько чувств – можно горы сдвинуть – и все зря! Я однажды в детстве тащила со зверофермы бидон с молоком, а перед самым домом растянулась – и все три литра в пыль утекли. Села и реву – так жалко! И доярку, что зря работала, и корову, что зря весь день слепней терпела, и цветы, которые зря у нее в брюхе погибли, и солнце, что с самой весны зря их растило… Вот и с Матвеевым – то же.

– Ничего не пропадает зря.

– Но ведь он меня даже не замечает! Я всю себя готова отдать – а ему и даром не нужно! Как не зря – если он не берет?

– А его никто и не спрашивает! Вот ты влюбилась и думаешь о нем хорошее – так?

– Чаще, конечно, плохое.

– Это ты, девочка, вообще, брось. Слышишь? Вот где зряшная трата сил! Молоко в пыль! Понимаешь?

– Ну.

– Влюбилась – вот и думай о нем хорошо. Не то все без толку. А знаешь, как наши добрые мысли людям полезны! От них на душе гусли-самогуды играют. Он и не знает, почему счастье крылом коснулось, а это твоя нежность на него повеяла. Разве плохо?

– Ему-то, конечно, хорошо!

– А тебе чего нужно?

– Чтобы и мне тоже!

– Значит, это так – дуновение. И говорить не стоит. Завтра забудешь.

Несколько раздосадованная, Анжелика побрела прочь из сада. Ей было горько, что никто не воспринимает ее сердечные муки всерьез. Даже две Даши – и это называется лучшие подруги! – только насмешничали, каждое утро начиная с вопроса, по ком она сегодня воздыхает.

Тут Анжелика чуть не наступила на нового учителя, который, сидя на тропинке, самозабвенно объедал смородину с куста. Митя вскочил и моментально сделался багровым, будто его застукали бог весть за каким делом.

– Здравствуйте, – тоже слегка растерявшись, сказала Анжелика. – Нет ли заданий на лето?

– Нет-нет, гуляйте, – заплетающимся языком ответил Митя.

– Я и так гуляю, – осмелела девочка. – Пойдемте вместе до калитки прогуляемся. Я вам кое-что расскажу.

И Митя поплелся за своей ученицей, прилежно внимая повествованию о Паше. Внезапно обретя свежего слушателя, та излила на него всю историю, начиная с новогодней дискотеки в седьмом классе, когда она впервые втюхалась в Матвеева.

– А чего вы молчите? – спохватилась Анжелика, у которой от длинного монолога пересохло во рту. – Скажите тоже чего-нибудь. Посоветуйте, как быть.

– Да я в этих делах не особо сведущ, – пробормотал Митя.

«Оно и видно!» – ехидно подумала Анжелика.

– Может, вам попытаться на других молодых людей обратить внимание?

– На кого?! – вскричала Анжелика, заподозрив, что Митя намекает на себя. – У нас в классе всего трое. В Саню – не могу, пробовала. Он хоть и умный, но такой квазиморда! Зубы во все стороны, волосенки жиденькие. Васенька – тот вообще не считается. Это все равно что в памятник Ленину влюбиться!

– Ленину?

– Ну да! У Васеньки уже плешь на полголовы, к последнему звонку – глядишь, совсем полысеет.

– А почему в памятник?

– А вы что, Ленина живьем видели?

Разговор с красневшим от каждого взгляда учителем тоже не удовлетворил Анжелику. Правда, она решила, что Митя в нее тайно влюблен. И это ее немножко утешило.

«Пускай помучается», – подумала она и задумчиво пошла вдоль заборов, выискивая, кому бы еще рассказать свой большой секрет.

Дверь в церковь была открыта. Анжелика одернула короткую майку, не доходившую до пупка, и вступила в прохладный сумрак.

Шла исповедь. Рядом с высоким отцом Константином, согнувшимся почти вдвое, стояла низенькая старушка Анна Марковна Фролова, которую для простоты звали Морковной, и рапортовала на всю ивановскую:

– Надумала я картошку окучивать. Благословите, батюшка!

– Трудитесь с Богом. А о грехах-то – что?

– Какие у меня грехи! Дожить бы до восьмидесяти! Там пенсию повышенную дают…

– Не в чем, значит, каяться? А я слышал, вы вчера у магазина Евдокию Павловну матом крыли и даже поколотили сумкой с продуктами. Разве это дело?

– Дуньку-учительшу? Как есть отлупила! А чего, спрашивается, ее окаянный Кузька мне всю ограду спьяну разметал?

– В этом он не прав, конечно. А вы не правы в том, что ругаетесь и деретесь. В ваши-то годы.

– Да ты, поди, на ухо туговат, отец мой? Я ж тебе толкую: забор он мой своротил!

Следом за Морковной подошла Анжелика и громким шепотом поведала, что страшно страдает от несчастной любви.

– Любовь никогда не бывает несчастной, – возразил отец Константин, и Анжелика приоткрыла рот. – Потому что ничего не хочет для себя. Единственное ее желание – чтобы любимый был. И он есть. Чего же еще?

– Чтобы он был со мной!

– В тебе говорит желание обладать. Но любовь – это, наоборот, жажда отдавать. Значит – то, что с тобой, не любовь.

– Но сердце-то болит!

– А отчего болит? От обиды? От того, что на твое «хочу» нет немедленного «на», как в детстве? От уязвленного самолюбия? То есть, как ни крути, от самого себя. А любовь – это когда о себе вообще не помнишь.

– Такое только в кино бывает, – покачала головой Анжелика. – И потом – это же опасно! Так недолго и потерять себя!

– Если бы недолго! Нет ничего более живучего, чем наша самость, наше цепляние за свое «Я», затмевающее весь мир. Зато когда хоть на минуту удается о себе забыть – это такое счастье, такая свобода! Если б ты знала!

– Ой, нет. Это какое-то очень странное счастье. По мне, так счастье – это чтобы любимый тебя любил. И всегда был рядом.

– Да ведь именно так оно и есть, – почти про себя проговорил отец Константин, и Анжелика поняла, что это он уже о чем-то своем.

Глава восьмая Настя

В воскресенье утром в Митине появилось новое лицо. Выйдя в начале службы из алтаря, отец Константин с удивлением заметил, что вместе с тремя старухами и круглым пенсионером Гавриловым на него смотрит незнакомая девочка.

Судя по всему, она была сильно старше Анжелики с Дашами, но назвать ее иначе как девочкой – язык не поворачивался. Настолько бесхитростным был ее взгляд: без двойного дна, без этой вечной оглядки на себя, обеспокоенности своей персоной. Так глядеть на мир умел еще разве что Минкин.

Лицо ее – без единой правильной черты – поражало. Движение, дышавшее в нем, было не оживлением, не переживанием, не живостью характера, а самой жизнью. И отец Константин вдруг с ужасом обнаружил, что все другие лица, обращенные к нему из полумрака, – мертвы, как выдернутые из розетки приборы: жми на любую кнопку – ничего не сработает.

Это мучительное видение длилось несколько секунд. Страшным усилием он вернулся обратно, к своему привычному взгляду, и увидел застывших, потемневших, безжизненных, но все-таки не безнадежных людей.

– Откуда ты? – спросил он на исповеди.

– Из деревни, – улыбнулась девочка. – Ее тут называют деревней дураков. Знаете? Через лес, за речкой.

Потом, отвечая на его расспросы, не очень охотно, но без показной скромности, она рассказала, что приехала недавно, работает добровольцем, и вся работа заключается в том, чтобы жить вместе с больными людьми, общаться и немножечко помогать.

Церковный староста Гаврилов, внимательно подслушивавший их разговор, мрачно качал головой, возводил очи горе, хватался за сердце – в общем, всем своим видом выражал крайнюю обеспокоенность, переходящую в протест.

Деревня дураков была давним врагом Гаврилова. В какие только инстанции не писал пенсионер, требуя оградить себя от опасного соседства. В результате его усилий множество проверок – от налоговой до пожарного надзора – перебывало в рассаднике психических расстройств. Но неохраняемые безумцы продолжали гулять на свободе, а порой – что вовсе не укладывалось ни в какие рамки – разъезжали по полю верхом на белом коне.

Пенсионер Гаврилов полагал, что своей неуязвимостью злонамеренный проект обязан мировой закулисе, и от этого особенно страдал.

«Агенты сионизма и тайного масонского правительства, правящего планетой, проникли без боя в самое сердце нашей Великой Родины!» – взывал Гаврилов к органам госбезопасности, но те проявляли подозрительную беспечность и игнорировали послания бдительного пенсионера из Митина.