Вера Колочкова - Кабы я была царица...

• Название: Кабы я была царица...
• Автор: Вера Колочкова
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9524-4726-4

Три сестры – Тамара, Соня и Вика Таракановы, – оставшись без матери в мире, где бушевала сложная, а подчас и очень жестокая жизнь, придумали игру. Тамара начинала: «Кабы я была царица…», а младшие должны были по очереди рассказать свое желание. Тамарины желания были простые: свой «теремок» с садом, «царь» и ребятишки. Вика всегда загадывала «много-много» все равно чего: мороженого, игрушек, нарядов… А Соня никогда не могла придумать никакой, даже самой захудалой мечты… В двадцать восемь она по-прежнему не могла загадать никакого желания и чувствовала, что наблюдает жизнь как бы со стороны. Но тут вмешалась судьба, рассудила все по-своему и приготовила каждой сестре по большому сюрпризу!

---

Конечно, она все помнила, как не помнить. И игру эту их дурацкую помнила. Кабы я была царица, молвила одна девица… Вот и накаркала сама себе девица сомнительное счастье. Лучше бы она навеки с Томкой осталась, чем так жить! Правда, и с Томкой тоже их мир не брал, чего уж там… Хорошо Соньке – ей вообще любая жизнь по фигу. Что бедная, что богатая. Сунется к себе за шкаф, заберется с ногами на старенькую скрипучую кушетку да в книжку уткнется. И все, и пропала, нет ее. Позовешь, бывало, а она поднимет на тебя глазищи и будто в упор не видит… Будто сквозь тебя смотрит. Страшно даже. Томка ее нелюдимкой звала. Сидит себе за шкафом и даже не слышит, как они с Томкой дурным криком друг на друга исходят. Никак Томка понять ее не хотела, не получалось у них мирно-нищенского совместного сосуществования, хоть убей.

Ну не могла она так жить, как Томка хотела, каждый кусок впрок откладывая! Противно было шмотки из секонд-хенда носить да один и тот же суп на завтрак, обед и ужин есть. С детства она этого супа наелась. Потому и в институт поступать не стала, после школы сразу работать пошла, чтоб деньги свои были, чтоб тратить их можно было здесь и сейчас, а не откладывать на светлое будущее. Работа была у нее, конечно, не ахти какая – официанткой в кафе. Но зато зарплата своя, собственная. И можно было ее на себя тратить, а не откладывать на непонятный черный день. Какой такой черный день может быть у молодой девчонки, скажите? Она ж не старуха, чтоб себе на поминки копеечки от пенсии откладывать. А Томка все зудела, зудела, учила ее экономной жизни, все требовала, чтоб она зарплату ей отдавала… Потом уж до того дело дошло, что пришлось им полки в холодильнике разделить. У нее была своя еда, у Томки с Сонькой – своя… Нет, она Томке очень благодарна, конечно, она все понимает про ее сестринскую для них с Сонькой жертвенность, но не до такой же степени! Все равно у нее не получилось бы так жить… Хотя теперь она что, лучше живет, что ли? Вот оно, все есть, много-много, а только появись такая возможность – сбежала бы от этого «много-много» к чертовой матери…

Она поначалу и пыталась бежать. Когда поняла, какую роль ей в своей жизни Вадим отвел. И даже Томке позвонила, плакала в трубку – забери меня, мол, отсюда… Ну, хоть денег на дорогу пришли…

Правда, основную причину своих слез она тогда от Томки скрыла, конечно. Стыдно было про эту причину рассказывать. Просто сказала – плохо с мужем живет. А Томка послушала ее рыдания и как отрезала – нет уж, говорит, дорогая. Раз вышла замуж, так живи, как получится. Я, мол, на вас молодую жизнь положила, дайте теперь и мне пожить… Что ж, ее тоже можно понять, Томку-то. Она ведь им с Сонькой не мать, а всего лишь сестра. Могла бы вообще в детдом спровадить… Хотя после этого звонка она сильно на нее разобиделась, конечно. Вот уже год с ней не разговаривает. Да Томка особо и не стремится к общению – с глаз долой, из сердца вон. Сонька звонит иногда, а Томка – нет. Да что толку от Соньки? Чем она ей поможет? У нее и денег-то своих нет, все подчистую Томка забирает. Правда, давно чего-то не звонила Сонька… Интересно, как у них там дела? Самой бы позвонить, да Вадим все счета телефонные проверяет… Увидит – скандал будет…

Она еще постояла над спящим Сашенькой, провела рукой по теплому детскому лбу. И сама не заметила, как крупная слеза, свалившись неожиданно, плюхнулась на детскую щечку. Сашенька вздрогнул, закрутил головой, скорчил недовольную гримаску. Хорошо, не проснулся. Шмыгая носом и размазывая горячие слезы по щекам, она тихонько попятилась, отступая к выходу из детской, осторожно закрыла за собой дверь. Чего это ей реветь так неожиданно приспичило? Сто лет уж не ревела. Казалось, и слез в организме не осталось, а тут на тебе, вдруг прорвало…

Поначалу она много ревела. С утра и до вечера только и делала, что ревела. Поначалу муж Вадим бил ее смертным боем – ни за что, просто так. Приучал к порядку, как он говорил. Чтоб сразу она, молодая жена, поняла свое законное место. И пойти пожаловаться было некуда и некому – город маленький, особенный такой, нефтяной-северный, Вадим тут царь и бог… А она, выходит, по своему законному замужнему положению должна быть вроде как царицей и богиней. Кабы я была царица… Ага, как же… Царицей и богиней у Вадима была… Господи, как это мерзко-то все, как противно! Как начинаешь об этом думать, так умереть от досады хочется – как же она так опрометчиво во все это вляпалась?

Поначалу она никак не могла всю эту ситуацию до конца просечь. Не укладывалась эта ситуация в голове, отторгалась напрочь. Очень уж ей странно было – зачем Вадим вообще этот спектакль с женитьбой устроил, если не любит ее совсем? В первый же день, как привез ее сюда, тут же и исчез на три дня. Не совсем, конечно, исчез, все же звонил изредка, на ее слезливо-недоуменные вопросы отвечал резко – заткнись, мол, и привыкай. Так надо. Чего, мол, тебе не хватает? В холодильнике полно еды, музыка всякая в доме есть, диски с киношками… Когда на исходе третьего дня заявился, она ему истерику закатила, конечно. Тогда он впервые ее избил – целого места на ней не было…

Это потом ее жизненная перспектива начала проясняться во всей своей жестокости. И не перспектива даже, а ничтожная роль, которую ей Вадим отвел. Роль прикрытия. Роль ширмы. Роль благополучной молодой женушки благополучного бизнесмена Вадима Орлова. А за ширмой этой… ладно бы там была другая женщина, – это еще куда ни шло! За ширмой этой, как потом выяснилось, стоял Артур, мерзкое самонадеянное существо, ублюдок, ничтожество, дрянь… И по совместительству – первый заместитель Вадима в его преуспевающей нефтяной конторе, или как там… В акционерном обществе… Соратник по владению контрольным пакетом акций, ближайший и нежнейший друг, довольно неудачно пытающийся сокрыть от чужих глаз свою порочную манерность. Хотя, как Вика потом догадалась, попытка эта была просто данью приличному обществу, не более того. Давно уже местное приличное общество про эту парочку все знало. Но обществу, как известно, всегда легенда требуется для внешнего и окончательного соблюдения этих приличий, вот оно и получило эту легенду в лице Вики, молодой жены бизнесмена Вадима Орлова…

Первые выходы в «свет» оказались для нее настоящей мукой. Мужчины разглядывали ее с веселым игривым интересом, женщины усмехались за спиной презрительно – видимо, подозревали ее в некой трехсторонней меркантильной договоренности… Не объяснишь же им, что никто с ней даже и не пытался ни о чем договариваться! Не сочли нужным с ней договариваться. Зачем? Лучше дать пару раз ребром ладони под печень, чтоб искры из глаз посыпались, – вот и все договоренности…

Но роль ее, как потом выяснилось, этой пресловутой ширмой вовсе окончательно не определялась. Вадим, оказывается, очень хотел иметь детей! Вот так вот. Любовь у нас порочная, а детей тоже хочется… Он так и объявил ей однажды, заявившись поутру – давай-ка делом займемся, дорогая моя молодая женушка. Но не в постель потащил, как и предполагается при таких «занятиях», а деловито уселся за стол, достал блокнот и учинил ей полный гинекологический допрос с пристрастием об особенностях ее женского организма – когда, что, сколько дней, как регулярно… Старательно все записывал в свой блокнот, морщил лоб, ставил кружочки и крестики в календаре, смотрел на нее задумчиво и даже будто бы с теплотой. Потом произнес с улыбкой – забеременеешь, с меня причитается. Выполню, мол, любой твой каприз. А если нет – пеняй на себя. Она промолчала тогда, конечно. Она тогда уже поняла, что лучше молчать. А капризов никаких на тот момент у нее и в помине уже не осталось. Какие капризы? Живой бы остаться…

Когда родился Сашенька, Вадим был на седьмом небе от счастья. Целый месяц от них не отходил! Ей даже грешным делом показалось, что все и наладится постепенно… До сих пор перед глазами стоит эта идиллическая картинка – она в кресле кормит Сашеньку грудью, а Вадим сидит перед ними на ковре, скрестив ноги, смотрит умильно, только что не плачет. У нее в сердце даже некое подобие жалости к нему ворохнулось – ведь, если по сути, несчастный он человек…

А потом, конечно, все вернулось на круги своя. Только в эти круги добавился еще и Сашенька. Теперь она была не только ширмой, теперь она была еще и матерью его ребенка. Именно – его. То, что ребенок этот принадлежит еще и ей, как-то не обсуждалось. И в расчет не бралось. Он все устроил в своей нелегкой порочной жизни так, как ему хотелось. Только с одним обстоятельством он не мог справиться – с ее внутренним сопротивлением. Да что говорить – она и сама с этим сопротивлением никак не могла справиться, несмотря на все побои и синяки… Горел, горел в душе огонь сопротивления! Одинокими ночами строились планы побега, а также развода и раздела имущества, и была в этих планах сладкая месть над поруганным ее женским достоинством, а потом эта месть остывала, и приходило ей на смену жестокое осознание реальности – черт с ним, с разводом и разделом имущества, все равно у нее ничего не выйдет. Вадим Сашеньку отберет, а ее просто-напросто убьет да закопает где-нибудь – никто ее в этих северных краях искать не будет. В общем, все сходилось к тому, что надо бы смириться, принять все как есть и жить дальше. Она даже и сама себя уговаривала на это спасительное смирение, да только не получалось у нее ничего. Видимо, и Вадим это чувствовал, приходя в свое фиктивное семейное гнездышко на «контроль и проверку», потому и бил…